Полли вытащила белую картонную карточку, всунутую в книжку вместо закладки. На ней красовался замысловатый герб, а ниже значилось:
Уильям де Словв
Редактор «Анк-Морпоркской Правды»
«Правда – мать беды»
Анк-Морпорк, Тусклая улица
клик-мейл: [email protected]
Над словом «беды» были вписаны буквы «п» и «о».
На ум пришла странная мысль…
Сколько существует способов выиграть войну? Теперь у нас есть клик-башни. А я знаю человека, который ходит и записывает. Мир перевернулся. Маленькие отважные страны, ищущие самоопределения, бывают полезны большим державам, у которых свои планы.
Пора хватать сыр.
Выражение, с которым Полли смотрела в стену, могло напугать кое-каких важных особ. И еще сильнее они бы встревожились, если бы проведали, что она провела следующие несколько часов над бумагой. Она знала, что генерал Фракк не достигла бы своего нынешнего положения, будь она глупа, а значит, Полли не возбранялось последовать ее примеру. Она переписала всю книжку, сунула ее в старую банку из-под варенья и спрятала под крышей конюшни. Написала несколько писем. Достала из шкафа форму и критически осмотрела.
Форма, которую сшили для них, обладала особым, дополнительным качеством – по ней было видно, что она предназначалась для девушек. Больше галуна, лучше покрой, вместо брюк – длинная юбка с турнюром. И перья на кивере. На мундире у Полли были нашивки сержанта. Наверное, кто-то пошутил. Командир женского отряда. Мир, видимо, и впрямь перевернулся.
Они были талисманами на счастье, символами… Возможно, по сравнению с тем, что случилось в замке КнязьМармадьюкПётрАльбертГансЙозефБернгардВильгельмсберг, это и впрямь было неплохой шуткой. Но когда мир становится с ног на голову, шутку тоже можно вывернуть наизнанку. Спасибо, Беззубый Аббенс, хоть ты и не подозревал, чему научил меня. Когда люди над тобой смеются, они теряют бдительность. Когда они теряют бдительность, можно пнуть их между ног.
Полли осмотрела себя в зеркало. Волосы достаточно отросли, чтобы мешаться, и недостаточно – чтобы смотреться красиво, поэтому Полли просто причесалась и больше не стала с ними возиться. Она надела форму – юбку поверх штанов – и попыталась отогнать неприятное ощущение, что она переодевается женщиной.
Вот так. Она выглядела совершенно безвредно. Чуть менее безвредно она выглядела с двумя саблями и арбалетом на спине. Особенно если знать, что трактирные доски для метания дротиков были все в дырах. Она тренировалась.
Полли прокралась по коридору к окну, выходившему во двор. Поль стоял на стремянке и красил вывеску. Отец держал лестницу и давал указания в своей излюбленной манере, то есть через пару секунд после того, как Поль начинал что-то делать. А Маникль – хотя Полли была единственной в «Герцогине», кто звал ее по-прежнему, – наблюдала за ними с Джеком на руках. Очаровательная сцена. На мгновение Полли пожалела, что у нее нет медальона.
«Герцогиня» была меньше, чем она думала. Но если она собиралась защищать ее, стоя у порога с мечом в руках, то опоздала. Чтобы позаботиться о малом, сначала нужно позаботиться о большем. Возможно, весь мир недостаточно велик…
Записка, которую Полли оставила на столике, гласила: «Маникль, я надеюсь, что вы с Джеком счастливы. Поль, береги ее. Папа, денег я не взяла, но мне нужна лошадь. Постараюсь отослать ее домой. Люблю вас всех. Если я не вернусь, сожгите письмо и пошарьте под крышей конюшни».
Она вылезла в окно, оседлала лошадь и вывела ее через заднюю калитку. Полли села в седло, лишь когда оказалась за пределами слышимости, и поехала вдоль реки.
По Борогравии шагала весна. Деревья наливались соком. Каждую минуту в лесу прирастала тонна бревен. Повсюду пели птицы.
У парома стоял стражник. Он нервно взглянул на Полли, когда та завела лошадь на паром, и ухмыльнулся.
– Доброе утро, мисс, – бодро сказал он.
Ну что ж… пора начинать. Полли, чеканя шаг, подошла к озадаченному стражнику.
– Умничаешь? – поинтересовалась она, стоя почти вплотную.
– Нет, мисс…
– Не мисс, а сержант! – поправила Полли. – А теперь еще разок. Я спросила: ты что, умничаешь?
– Нет, сержант!
Полли подалась вперед, так что их носы оказались на расстоянии дюйма друг от друга.
– А почему?
Улыбка увяла. Этот солдат явно не относился к тем, кого ждало быстрое продвижение по службе.
– Э?.. – выдавил он наконец.
– Если вам недостает ума, сударь, значит, вам повезло, и вы дурак! – рявкнула Полли. – А я сыта чужой глупостью по горло. Ясно?
– Да, но…
– Что «но», солдат?
– Э… но… это… но… ничего, сержант.
– Вот и славно.
Полли кивнула паромщикам.
– Пора? – спросила она, но с повелительным оттенком.
– Вон идут еще двое, сержант, – сказал один из паромщиков, который соображал быстрее.
Они подождали. Точнее сказать, шли трое. В том числе Маладикта, в полной форме.
Полли ничего не сказала, пока паром не достиг середины реки. Вампирша улыбнулась ей так, как умеют улыбаться только вампиры. Эту улыбку по степени кротости можно было бы назвать голубиной, будь у голубей клыки.
– Я решила попробовать еще разок, – сказала Маладикта.
– Мы найдем Блуза.
– Он теперь майор. И счастливый, как крыса в сыре, потому что, говорят, в его честь назвали какие-то перчатки. А что нам от него надо?
– Он разбирается в кликах. Он знает, какими еще способами можно сражаться. А я знаю… разных людей, – ответила Полли.
– Ага. В стиле «ей-богу, я врать не стану, но я-то людей знаю»?
– Да-да, именно это я и имела в виду.
Волны плескались о борт парома.
– Прекрасно, – сказала Маладикта.
– Впрочем, не знаю, чем все это закончится, – произнесла Полли.
– Тем лучше.
И тогда Полли решила, что знает достаточно, чтобы действовать. Их врагами были не мужчины, не женщины, не старики и старухи и даже не мертвецы. А просто идиоты во всех разновидностях. Никто не вправе быть идиотом.
Она посмотрела на двух пассажиров, которые бочком взошли на борт. Деревенские парни в потрепанной одежде не по росту. Они держались в сторонке и неотрывно смотрели под ноги. Но одного взгляда хватило. Мир перевернулся вверх тормашками, история повторялась. И почему-то Полли вдруг очень обрадовалась.
– Хотите завербоваться, парни? – бодро спросила она.
Они промямлили «да».
– Отлично. А ну-ка встаньте прямо, – велела Полли. – Я на вас посмотрю. Головы выше. Так. Хорошо. Жаль, что вы заранее не поучились ходить в штанах. И я вижу, ни одна не прихватила лишнюю пару носков.
Разинув рты, они уставились на нее.
– Как вас зовут? – продолжала Полли. – Я имею в виду по-настоящему.
– Э… Розмарина, – сказала одна.
– Мари, – ответила вторая. – Я слышала, девушкам тоже разрешили служить, но все смеются, поэтому я решила, что лучше притвориться…
– Если угодно, можете завербоваться как мужчины, – сказала Полли. – Хорошие парни нам нужны.
Девушки переглянулись.
– Парням можно ругаться. И штаны удобней юбки, – продолжала Полли. – Но выбор за вами.
– Выбор? – уточнила Розмари.
– Конечно, – ответила Полли. Она положила руки им на плечи, подмигнула Маладикте и добавила: – Вы мои ребятки – ну или как получится, – и я за вами пригляжу…
И был день, и была рыба.
Примечания
1
Тролли соображают не быстро, но и обиды не забывают долго.
2
Впрочем, те голуби, которые знают, как охотятся хищные птицы, мертвы, а потому еще менее склонны к связному мышлению.
3
У женщины всегда найдется пол-луковицы. Неважно, какого размера луковица, блюдо и женщина.
4
Если только в эту сельскую местность органично вписывается сгоревшая машина на лужайке перед домом.
5
Лейтенант Блуз читал книги, которые несколько сглаживали историю.
6
Строго говоря, дерево не обязательно, но, видимо, это вопрос стиля.
7
И стрела ни в кого не попала, особенно в пролетающую мимо утку. Столь необычное стечение обстоятельств следует специально отметить как вопиющее нарушение основополагающих законов юмористики. Если бы стрела подшибла утку, а та с последним кряком рухнула бы кому-то на голову, это, конечно, было бы очень смешно и, разумеется, запомнилось. Но стрела всего лишь немного пролетела и воткнулась в дуб в тридцати футах от дороги, едва не пригвоздив белку.
8
Орнитологу трудно идти через лес, когда вокруг всё буквально кричит: «Отлезь, сукин сын, это мой куст! Ах ты подлый разоритель гнезд! Займись со мной любовью, посмотри, какая у меня большая алая грудка!»
9
Наукой установлено, что все девочки в возрасте семи лет испытывают сверхъестественное влечение к розовому цвету, какие бы меры ни принимало общество.