Не вышло. Эдвин ухватил за запястье, рванул на себя, чуть ли не заставив уткнуться ему в грудь носом, и прошипел:
– Тебе что, жить надоело?
Едва не зашипев от боли, попыталась вырвать запястье из некромантского захвата, но носатый даже не пошевелился.
– Харн, отпусти ее. – Рика такое отношение ко мне тоже злило.
– Заткнись, выродок! – рыкнул на него Эдвин, но захват ослабил и, склонившись надо мной, прошипел: – Я запретил высовывать нос из Некроса. Запретил категорично и четко. И с Кероном вопрос согласовал сам, лично, утром. За какой Тьмой ты…
У меня две няньки. Некро-няньки. Согласовывать свои перемещения я, по их мнению, должна с обоими. Утром к Керону подошел сначала Норт, переговорил, вся группа понимающе покивала, насмешливо глядя на меня, но после пришел Эдвин. Взял профессора за локоток, отвел в сторонку, переговорил. После чего Керон и заявил, что я остаюсь в аудитории поливать цветочки и вышивать крестиком, а вся группа идет заниматься фехтованием. Так стоит ли удивляться, что я тоже пошла со всеми?!
Но говорить об этом Эдвину смысла не было – он пока не успокоится, что-либо адекватно воспринимать не способен. Так что я молча подождала, пока парень не разжал пальцы, после чего, растирая запястье, осуждающе посмотрела на некроманта.
– Прости, сорвался, – без какого-либо раскаяния произнес носатый.
– Я заметила. Извини, лекция скоро начнется.
И уже беспрепятственно обойдя Эдвина, направилась в учебный корпус. Рик догнал и зашагал рядом.
А вот в аудитории меня ждал сюрприз – огромный, совершенно несуразный букет красных роз, перевитый белой лентой. И к букету имелось послание, с которого уже давно сорвали печать и прочитали двенадцать раз. Откуда я знаю? Число прочитываний фиксировалось самой печатью, и отправлялось собственно отправителю, как отчет о том, сколько раз адресат прочел любовное послание. А теперь самое неприятное – и Норт, и Эдвин более чем лояльно относились к моему новообретенному поклоннику, сами читали послания, и по многу раз, наслаждаясь тем, как увеличиваются цифры. И почему-то к этой игре с радостью присоединились и мои одногруппники, включая Рика.
– О, очередное письмецо. – Некромант прошел через всю аудиторию, схватил свиток. – Почитаем.
Прочел, закрыл. Открыл снова:
– Еще почитаем.
И меня лично уже не удивляло, что некромант, который якобы спас меня от чудовища в комнате Норта, искренне верит в мои к нему пламенные чувства. А что еще думать парню, если он четко знает, что каждое его послание перечитывается раз по сто.
– И еще разок, – возвестил Рик. – Кстати, а ты прочитать не хочешь?
– Нет, – устало сказала я, садясь на свое место, – мне вечером Норт обязательно вслух прочитает… раза два-три-четыре.
– Да? – удивился Рик. – И даже такое: «Время придет, и Дастел падет, путь открывая истинным чувствам. Жди меня, жди, вместе нам быть, на зависть поэтам и стихоискусствам»?
– И такое читает. – Я тяжело вздохнула. – А потом они с Даном изгаляются над грамотностью и пополняют свой «Словарь влюбленного идиота».
– Весело. – Рик свернул свиток. – А ты с парнем говорить не пробовала?
– Пробовала, – тихо простонала я. – Он же у Норта почетный часовой теперь, постоянно под дверью стоит.
– И… не внял? – переспросил некромант.
– Нет, – хмуро глянула на розы, – он искренне убежден, что я это ему говорю исключительно заботы ради, чтобы Норт не прибил.
– Или глава Дома Мечей, – задумчиво добавил Рик.
– Да, или Эдвин, – угрюмо согласилась я.
И несмотря на то что Эдвин на меня никаких прав типа фиктивной помолвки не имел, говорить ему что-либо я не собиралась, потому что некромант был тем единственным, кто каждый вечер неизменно появлялся у Норта и не уходил до тех пор, пока не уходила я.
– Я за учебник, – сообщила Рику, открывая «Темные ритуалы».
Сложный предмет, на грани запрещенного законом и крайне опасный. Вести его должен был ректор, но в связи с обстановкой его заменял профессор Альдей, который не столько рассказывал, сколько гонял по параграфам и заставлял пересказывать прочитанное. На сегодня было задано сразу два параграфа, и вот как раз второй, по восстаниям ДемЭгра, немного не дочитала, времени не хватило. Так что устроившись поудобнее и закинув ноги на стол, наполовину занятый букетом, я принялась читать. Рик устроился рядом, тоже взявшись за учебник.
Спустя некоторое время начала возвращаться наша побитая событиями и обстоятельствами группа, и адепты, занимая свои места, молчаливо принимались читать заданное. Да, времени тут не хватало всем. Когда прозвенел звонок, никто даже не пошевелился – профессор Альдей всегда минут на пятнадцать опаздывал, так что все продолжили читать – кто сидя на столе, кто устроившись на подоконниках, кто оккупировав преподавательскую кафедру, а кто и следуя моему пагубному примеру закидывал ноги на стол и в полулежачем положении покачивался на стуле.
А все дело в том, что никто, вот совершенно никто не ожидал, что едва стихнет звонок, дверь распахнется и в аудиторию стремительной легкой походкой войдет сам лорд Гаэр-аш!
Его просто никто не ждал! И примерно с секунду все потрясенно смотрели на ректора. Лорд остановился, обвел взглядом распоясавшуюся аудиторию и произнес:
– Трупов, адепты.
Ответом ему стал грохот! Я свалилась одной из первых, Рик каким-то образом удержался, но, по сути, почти половина всей группы рухнула на пол. Поднимались быстро, молча, не глядя на ректора и вообще ни на кого не глядя. Но когда я, пунцовая, как и все свалившиеся, торопливо встала возле парты, то нечаянно задела розы, и те с шорохом и хрустом повалились на пол.
Сделав вид, что букет не мой и вообще я эти розы впервые вижу, невозмутимо села на свое место, разгладила складки на платье, сложила руки на столе и только после этого подняла голову, чтобы продемонстрировать преподавателю полагающееся внимание.
Напрасно. Вот лучше бы мне этого холодно-презрительно-порицающего взгляда не видеть вовсе. Потому что ректор смотрел именно так – с холодным презрением. Несколько секунд потрясенно пыталась понять, за что мне такая немилость, но затем в аудитории послышались смешки, причем указывали некроманты куда-то вниз. Поднявшись, перегнулась через парту и тоже посмотрела – поверх роз упало письмо от моего настырного поклонника, причем упало так, что открылось, и теперь всем было отчетливо видно его содержимое:
«Комната 478. Жду тебя сегодня, моя страстная богиня, на рассвете, как только выйдешь от Дастела».
И в углу всего этого безобразия сверкающая надпись: «Прочитано двадцать четыре раза».
У меня внутри все похолодело. Совершенно красная, я вышла из-за стола, рваным движением подняла письмо и вернулась на свое место. Хотелось плакать. Стыдно было так, что глаз не поднять, а все в группе попросту ухохатывались. И перед ними мне стыдно не было – до собственной комнаты утративший связь с реальностью адепт приглашал меня в склеп, на могилу Огра, под валун, под лестницу, и даже под двери кабинета ректора, дабы было веселее. Но проблема в том, что сам лорд Гаэр-аш всей предыстории не знал и…
– Извините, – едва слышно произнесла я.
Мне не ответили. Ректор развернулся, направился к преподавательской кафедре и хмуро приказал:
– Приготовиться к лекции.
Смешки мгновенно стихли. Зашуршали тетради, заскрипели перья, все приготовились слушать и записывать.
– Ритуал вселения духа «Акшаратас», – четко продиктовал лорд Гаэр-аш.
Я записала, как и все, вот только сомневаюсь, что у всех как у меня строчки расплывались перед глазами, а рядом с записью шлепнулась капелька воды, грозя превратится в кляксу. Торопливо вытерла, постаралась не думать о случившемся и сосредоточиться на лекции.
Получалось плохо. Совсем плохо.
Ровно до слов ректора:
– Медная пыль один из самых устойчивых проводников и потому нередко используется в ритуалах насильственного вселения.
Холодная изморозь ледяными узорами пробежалась по спине, и только тогда я поняла, что больше не пишу, а пальцы сжимают перо с фатальной для писчего предмета силой.
Медная пыль!
Мне это словосочетание запомнилось сладковатым привкусом во рту, а впоследствии головной болью, невероятной слабостью и всем набором симптомов, характерных для простуды, разве что живот болел очень сильно, особенно если надавить. Именно так, случайно надавив на живот, когда укладывал меня на постель, дядя Тадор и понял страшное – я нарушила запрет и игралась со сверкающим порошком из трех закрытых банок, к которым мне было категорически запрещено приближаться. Так что лечил он меня вовсе не от простуды, а от отравления медью, игнорируя и тогда и в дальнейшем вопросы на тему, для чего ему нужен такой красивый, но очень опасный порошок. Я просто никак не могла понять подобной несправедливости – почему мне трогать медную пыль было нельзя, а все новые слуги дяди непременно были ею испачканы.