Выявлять наследие византийского прошлого оказалось, как вскоре выяснилось, непростой задачей. Слишком явный интерес к древностям вызывал подозрение у местных жителей, и в этом отношении христиане, жившие в городе, были не менее враждебны, чем турки. Поскольку Жиль делал замеры своих находок, его могли выдать властям как вражеского лазутчика. И если он привлекал к себе нежелательное внимание местных жителей, то избежать неприятностей можно было только одним способом – купить всем вина.
На древние крепостные стены, которые защищали Константинополь с запада, было легко взобраться, и Жиль смог измерить шагами расстояние между внутренним и внешним укреплениями. Но собор Святой Софии нужно было осматривать с куда большей осторожностью, поскольку теперь это была мечеть Айя-София и немусульмане не должны были заходить внутрь. Смешавшись с толпой, Жиль сумел попасть туда, оставшись незамеченным, и своими глазами увидел ее парящий купол. Но когда дело дошло до измерений, ему пришлось заплатить турку, чтобы тот выполнил эту работу.
Зачарованный свидетельствами прошлого, Жиль тем не менее понимал, что это лишь малая часть византийских памятников, некогда украшавших Константинополь. Множество церквей, монастырей и дворцов, упоминавшихся в прочитанных им текстах, попросту исчезли. Он знал, что во Влахернах у городских стен должен быть второй дворец византийских императоров, но не сумел найти его. Он искал храм Святых апостолов, который, как говорили, уступал в размерах разве что Святой Софии, но не обнаружил никаких следов – даже фундамента. Один памятник был уничтожен прямо у него на глазах. Неподалеку от собора Святой Софии он наткнулся на гигантскую бронзовую ногу, торчавшую из кучи обломков. Ему очень хотелось подойти и измерить ее, но он не решился, побоявшись привлечь к себе внимание. Однако и безо всяких измерений было видно, что нога больше его роста. Далее, как бы невзначай оглядывая эту свалку, он обнаружил нос длиной около 20 сантиметров и ноги лошади. Из прочитанного Жиль знал, что это могло быть. Он оказался одним из последних людей, которым довелось увидеть огромную конную статую императора Юстиниана I. Тысячу лет она простояла на высокой колонне на центральной площади византийского Константинополя. Император восседал на скачущем коне, его правая рука была поднята во властном жесте, предупреждающем врагов, в левой лежал шар, увенчанный крестом. Теперь же это изваяние лежало в виде обломков на земле в ожидании окончательной гибели, и рабочие уже начали отвозить его фрагменты в литейную, где их должны были переплавить в пушки. Жилю оставалось лишь сожалеть о том, что турки столь враждебно относились к скульптуре и к архитектурным красотам – едва ли это было справедливо в отношении столь великолепных произведений искусства и сооружений. Увлеченный древними памятниками, Жиль не проникся теплыми чувствами к современному ему Константинополю и его жителям и, уезжая, поклялся никогда туда больше не возвращаться.
* * *Спустя несколько лет, вернувшись с Востока и поселившись в Риме, Жиль описал свои впечатления и находки в труде «Древности Константинополя», который был опубликован в 1561 году, уже после его смерти. Исчезновение столь многих вещественных свидетельств существования такого могущественного и процветавшего государства, как Византия, побудило его задаться закономерным вопросом: как случилось, что христианские правители византийского Константинополя потеряли все и были порабощены «басурманами»? Все дело, заключил он, в характере, который формируется климатом этой части суши:
Ввиду этого, хотя Константинополь кажется по природе своей созданным для того, чтобы властвовать, жители его не имеют ни добродетелей просвещения, ни строгой дисциплины. Благоденствие сделало их ленивыми … [и] совершенно не способными к какому-либо сопротивлению варварам, коими они на огромные расстояния окружены со всех сторон.
Жил был далеко не первым и не последним, кто объяснил падение Византии ленью и моральной распущенностью ее жителей. Два столетия спустя эта тема была подхвачена Эдвардом Гиббоном, который в последних томах своего авторитетного труда «История упадка и разрушения Римской империи»[1] писал о «малодушии и разладе» среди «греков», как он и многие другие называли византийцев. Даже сегодня бытует представление, будто с византийцами что-то было не так, чем и объясняется, почему их государства больше нет на карте. Вместо того чтобы собирать и вооружать легионы против своих многочисленных врагов, они, игнорируя политическую и экономическую реальность, предавались церемониальным действам, собиранию древностей, догматическим спорам и украшению церквей. И если достижения древних греков и римлян имели глубокое влияние на современный мир и о них регулярно рассказывают в телевизионных программах и на школьных уроках, то Византия в значительной степени предана забвению.
Есть, однако, один очень неудобный факт, который не позволяет так легко сбросить ее со счетов. Если византийцы и впрямь были настолько бездеятельными и жалкими, что не сумели защитить себя, почему же их государство просуществовало так долго? История знает немало недолговечных империй, например Александра Македонского и Аттилы: образовавшиеся в результате военных завоеваний, они разваливались сразу после смерти своих харизматичных создателей. Византия, напротив, оказалась одной из самых долговечных держав в истории человечества. Если началом ее считать наречение Константинополя столицей в 330 году, а концом – захват города турками-османами в 1453 году, то она просуществовала больше 1000 лет. Этот рекорд долгожительства впечатляет тем больше, что установлен он был в самых что ни на есть неблагоприятных условиях. В истории наблюдается отчетливая тенденция: в стремлении ли бежать от угнетения или экологической катастрофы, в поисках ли лучшей жизни или из желания завоевывать и грабить, но люди постоянно находятся в движении. Бывают периоды, когда это движение несколько замедляется. Так было, например, с 31 года до н. э. до 180 года, что позволило Римской империи сохранять обширную территорию, оставаясь почти в одних и тех же границах. На долю Византии, которая стала преемницей Римской империи, такой удачи не выпало. На протяжении всей своей истории она постоянно находилась на пути переселения народов, которые двигались на запад из степей Азии и с Аравийского полуострова.
Именно это больше, чем что-либо еще, предопределило ее участь. Ее самобытное общество и характер сформировались в ответ на постоянную серьезную угрозу территориальной целостности. Перед лицом такого вызова одной только военной мощи было недостаточно. Срази в бою одну армию чужаков, и на ее место придут три. Нужен был новый образ мышления, чтобы найти другие способы нейтрализовать угрозу путем либо интеграции и заключения соглашений, либо подкупа и интриг, либо – и это самый необычный путь из всех – создания внешнего великолепия, цель которого – смущать врагов и привлекать их в свои ряды в качестве друзей и союзников. Империю регулярно сотрясали катастрофы, и все же ей удавалось выживать и восстанавливаться. Возможно, сами византийцы отчасти виноваты в том, что эти особенности истории их цивилизации не были оценены по достоинству. Своей литературой, искусством и церемониальными действами они ввели всех в одно из величайших заблуждений в истории, представляя свое общество как неразрывно связанное с прошлым: до самого конца они настаивали на том, чтобы считаться «римлянами», как будто с древних времен ничего не изменилось. На самом же деле перед лицом нескончаемых угроз Византия постоянно развивалась и менялась. Очень легко воспринимать византийцев так, как они воспринимали себя сами, и упускать из виду отличительные черты их общества. Жиль, Гиббон и все остальные, кто пытался понять, почему Византия исчезла с лица земли, задавались не тем вопросом. Дело не в том, почему она перестала существовать, интересно другое: как она вообще выживала и даже какое-то время процветала – вопреки всему?
Глава 1
Сумерки богов
Я описал торжество варварства и религии.
Эдвард Гиббон, 1776 г.Разрушенные памятники Константинополя были не единственными следами, оставшимися от Византии к 1540-м годам, спустя век после того, как она прекратила свое существование. По всей Западной Европе в библиотеках королей, герцогов и кардиналов хранились рукописи религиозных и классических текстов на греческом языке, которые некогда были тщательно скопированы византийскими переписчиками. Турок мало интересовали уцелевшие книги исчезнувшей империи, и они охотно продавали эти манускрипты таким людям, как Пьер Жиль, а те увозили их к себе на родину. Некоторые рукописи были вывезены беженцами. Чего только среди них не находилось: от Евангелия и Псалтиря до драгоценных трудов древнегреческих философов, которые на протяжении многих веков были недоступны на Западе.