«Исчезла горизонта полоса…»
Исчезла горизонта полоса;Казались продолженьем неба, — воды;На кораблях упали паруса;Застыло время; так катились годы.Смотреть, смотреть, как нежно тает мгла,Как над водой несутся низко птицы,Как взвилась мачты тонкая игла,Как паруса на ней устали биться,Как дальний берег полосой повисМеж небом и бесцветною водою;Сейчас он сразу оборвется внизИль унесется облачной грядою.
«В небе угольно-багровом…»
В небе угольно-багровомСолнце точит кровь мою.Я уже не запоюПесен о свиданьи новом.Нет возврата, нет возврата;Мы на кладбище чудес;Видишь, — омывает лесСвой простор в реке заката.Видны резко начертаньяДаже на твоем челе:Все мы на одной земле,Всем пророчило сказанье.Вынимай же нож точеный,Жертвенную кровь пролей,Кровь из облачных углей, —Вольный, вольный, обреченный.Будь могучим, будь бессильным,Кровь твоя зальет закат,И венец земной, мой брат,Заменит венцом могильным.
Рюрик Ивнев
«Ненависть — это не слово, а сахар…»
Ненависть — это не слово, а сахар,Горечь, мука — это шутка ребенка,Я брожу но улицам, как свахаИ смеюсь нарочно звонко.
А в душе и в воздухе синемТак обидно и невероятно больно.Ах, когда мы занозы вынемИз тела безвольного.
Ударить себя! Не поможет,А других ударить — жалко,И пойдешь к трехрублевой гадалке,Посмотреть, как карты она разложит, —
И будет все так трафаретно:Король, дама, девятка, двойка,Неприятность, заботы (два валета);
И хочется, чтобы выскочила из колодыКакая-нибудь новая масть,И чтобы какой нибудь зверь, вышедший из моды,Открыл бы свою старомодную пасть.
«Точно из развратного дома вырвавшаяся служительница…»
Точно из развратного дома вырвавшаяся служительницаЛуша забегала по переулкам (без эпитета).Ноги — как папиросы, ищущие пепельницу;Ах, об этих признаниях другим не говорите.
Правда, часто глазам, покрасневшим от нечести,Какие-то далские селения бредятся,И даже иногда плавающая в вечности,Обстреливаемая поэтами Медведица.
И тогда становится стыдно от мелочей,Непринимаемых обыкновенно во внимание,Пейте, бейте железом, за дело. ЧейУдар сильнее — тому поклон, покаяние…
«В моем организме не хватает какого-то винтика…»
В моем организме не хватает какого-то винтикаДля того, чтобы мою безалаберность привести в порядок.Не поможет мн ни гуммиарабик, ни синдетикон,Я — растение не для обыкновенных грядок.
А в лица глупо улыбающимся шаблонцамЯ выплесну бочку своей фантазии,И она заиграет, как осколки солнца,До мучительности — в своем разнообразии
Написав рифмованные строчки, как это полагается,Я закрою платочком лицо, опустившись,И напомню движеньями умирающего зайца,Долго не спавшего и долго не евшего.
А душа закроется, как копилка железная,И никто не поинтересуется заглянуть в шелкуНа любовь, чьими то ножницами изрезаннуюИ разложенную по кусочкам на полочки.
Павел Широков
На мосту
Сыро и холодно… Проходят вереницыЛюдей знакомых и чуждых навсегда.Один из них хочет наклониться,Посмотреть туда, где чернеет вода.
Трясутся от холода отражения в зыбиИ манит лукавым спокойствием струя,Словно говорит: «мы укачать могли-бы.Мы нежны, мы чутки, не такие, как земля».
Он наклонившийся, перешагнул перила,Качнулся вперед — и нет никого.Вода всплеснула… распустилась… скрыла…На мосту суетились, не зная отчего.
Смотрели, ждали любопытные лица,Но скоро ушли все. Кругом, как всегда,Сыро и холодно. Тянется вереницаЛюдей, неоставляющих в памяти следа.
Мальчик нищий
Опять дрожать весь день на холодеИ быть упрямым, как стена;Всем говорить о едком голоде,Выдумывать, что мать больна.
Пройдут вчерашние прохожие,А ветер, не поняв слова,Ударит руки смуглокожиеИ где удар, там — синева.
Найти окурок, — он закуритсяНе хуже свежих папирос,И весело бежать по улице,Дым важно выпуская в нос.
Сейчас мороз — как пламя в кратере,Вкруг ярко, шумно без конца…А после крики грязной материИ ругань пьяного отца.
Вирелэ
Ночные улицы, как залы,В лучах красивых фонарей…И Вы, похожая скорейНа заключенных зло в овалыМаркиз портретных галерей.Пройдете улицы, как залы,В лучах красивых фонарей.
Вам лучше-б — легкие порталыГотических монастырейИ вычурные карнавалы,Чем эти улицы — как залыИ искры бледных фонарейС одним стремлением: скорей!..
Ночные улицы — как залы,Где взгляд красивых фонарейБросает муть прошедших днейНа бесполезные каналы.Но шаловливые кораллыИ Ваши взоры мин милей,Чем эта улицы — как залы.
Сердца — неполные бокалы;Я Вам сказать готов: «налей!»Для Вас сплетая в вирелэ,Как в нитках с жемчугом-опалы,Ночные улицы и залы.
Николай Асеев
Гудошная
Титлы черные твоиРазберу покорничьимАй люли ай люлиРазберу покорничьим
Духом сверком злоем верой Убери обрадову Походи крутой игрой По накату адову
Опыланью порекиРадости и почестиМразовитые рукиСлед на милом отчестве
Огремли глухой посул Племени Баянова Прослышаем нами гул Струньевника пьяного
Титлы черные твоиКиноварью теплятся,Ай люли ай люлиКиноварью теплятся.
Шепот
Братец Наян мало по малу выползаем к валу старых времянВидишь стрекачЧертит раскосыйЖелтоволосыйЛук окарячь Гнутся холмы с бурного скока черное око выцелим мыБратец ИвашкоГнутень ослабьКонский охрапТянется тяжко Млаты в ночи нехристя очи плат оболочий мечет лучиБратец НаянМолвлено словоПлемени зловаСном ты поян Я на межу черные рати мги наложу трое печатиПервою мгойСердце убратоМгою другойСтанет утрата Отческий стан третьей дымится Братец Наян что тебе снится?
Песня Андрия
Раскосое желтоволосое чучелоОй смертьФыркало на меня, буркалы пучилоОй смертьКак стояли лыцари под ДубномОй смертьПомолкали полковые трубыОй смертьЗаунывным ты дрожала бубномОй смертьОтуманью занемляла губыСмерть, смерть,Не на двадцать весен сердце билосьОй смертьНе на двадцать ходенем ходилоОй смертьА и вот она лихая хилостьОй смертьА и вот казацкая могилаСмерть, смерть,Ты не дуй мне в очи ветер БожийОй смертьНе гони в лицо истому злуюОй смертьКак паду под чучельной рогожейОй смертьМертвым усом землю поцелуюСмерть смерть
Димитрий Крючков