АРХАНГЕЛЫ
Поставь на правый путь. Сомнения развей.Ночь давит над землей, и ночь в душе моей. Поставь на правый путь.
И страшно мне уснуть, и бодрствовать невмочь.Небытия намек я чую в эту ночь. И страшно мне уснуть.
Я верю — ты придешь, наставник неземной,на миг, на краткий миг восстанешь предо мной. Я верю, ты придешь.
Ты знаешь мира ложь, бессилье, сумрак наш,невидимого мне попутчика ты дашь. Ты знаешь мира ложь.
И вот подходишь ты. Немею и дрожу,движенье верное руки твоей слежу. И вот отходишь ты.
Средь чуждой темноты я вижу путь прямой.О, дух пророческий, ты говоришь, он мой Средь чуждой темноты…
Но я боюсь идти: могу свернуть, упасть.И льстива, и страшна ночного беса власть, О, я боюсь идти.
«Не бойся: по пути ты не один пойдешь.Не будешь ты один и если соскользнешь с высокого пути…»
Крым, 1918 г.ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ
Час задумчивый строгого ужина,предсказанья измен и разлуки.Озаряет ночная жемчужина олеандровые лепестки.
Наклонился апостол к апостолу.У Христа — серебристые руки.Ясно молятся свечи, и по столу ночные ползут мотыльки.
Крым, 1918 г./Отрывок/
Твоих одежд воздушных я коснулся,и мелкие посыпались цветыиз облака благоуханной ткани.Стояли мы на белых ступенях,в полдневный час, у моря, — и на юге,сверкая, колебались корабли.Спросила ты: что на земле прекраснейтемнолиловых лепестков фиалок,разбросанных по мрамору? Твоиглаза, твои покорные глаза,я отвечал. Потом мы побреливдоль берега, ладонями блуждаяпо краю бледно-каменной ограды.Синела даль. Ты слабо улыбалась,любуясь парусами кораблей,как будто вырезанными из солнца.
Крым, 1918 г.ДВИЖЕНЬЕ
Искусственное тел передвиженье— вот разума древнейшая любовь,и в этом жадно ищет отраженьяпод кожею кружащаяся кровь.
Чу! По мосту над бешеною безднойчудовище с зарницей на хребтекак бы грозой неистово-железнойпроносится в гремящей темноте.
И чуя, как добычу, берег дальний,стоокие, по морокам морейплывут и плещут музыкою бальнойчертоги исполинских кораблей.
Наклон, оправданное вычисленье,да четкий, повторяющийся взрыв— и вот оно, Дедала сновиденье,взлетает, крылья струнные раскрыв.
Крым, 1918 г.РЫЦАРЬ
Я в замке. Ночь. Свод сумрачно-дубовый.Вдоль смутных стен портретов смутный ряд.Я не один: в углу — средневековыйсуровый страж, составленный из лат.
Он в полутьме, как сон убийцы хмурый,стоял с копьем в закованной руке.Я расставлял огромные фигурыпри трех свечах на шахматной доске.
И вот огонь угрюмый отсвет кинулна рыцаря — и видел, слышал я:он медленно забрало отодвинул,и звякнула стальная чешуя.
Он подошел тяжелою походкой,стуча копьем и латами звеня;сел предо мной и руку поднял четко,и стал играть, не глядя на меня.
Взор опустив и трепетом объятый,бессмысленно я пешки выдвигал.Жемчужные и черные квадратыкрылатый ветр, дохнув, перемешал.
Последнею пожертвовал я пешкой,шепнул: «сдаюсь», и победитель мойс какою-то знакомою усмешкой,привстав, ко мне нагнулся над доской…
Очнулся я. Недвижно рыцарь хмурыйстоит в углу с копьем своим в руке,и на местах все тридцать две фигурыпередо мной на шахматной доске.
18. 3. 19.ЕЩЕ БЕЗМОЛВСТВУЮ
Еще безмолвствую и крепну я в тиши.Созданий будущих заоблачные граниеще скрываются во мгле моей души,как выси горные в предутреннем тумане.
Приветствую тебя, мой неизбежный день.Все шире, шире даль, светлей, разнообразней,и на звенящую, на первую ступень всхожу,исполненный блаженства и боязни.
Крым, 1919 г.НОМЕР В ГОСТИНИЦЕ
Не то кровать, не то скамья.Угрюмо-желтые обои.Два стула. Зеркало кривое.Мы входим — я и тень моя.
Окно со звоном открываем:спадает отблеск до земли.Ночь бездыханна. Псы вдалитишь рассекают пестрым лаем.
Я замираю у окна,и в черной чаше небосвода,как золотая капля меда,сверкает сладостно луна.
Севастополь, 1919 г.АКРОПОЛЬ
Чей шаг за мной? Чей шелестит виссон?Кто там поет пред мрамором богини?Ты, мысль моя. В резной тени колоннкак бы звенят порывы дивных линий.
Я рад всему. Струясь в Эрехтейон,мне льстит лазурь и моря блеск павлиний;спускаюсь вниз, и вот запечатленв пыли веков мой след, от солнца синий.
Во мглу, во глубь хочу на миг сойти:там, чудится, по млечному путибылых времен, сквозь сумрак молчаливый
в певучем сне таинственно летишь…О, как свежа, благоговейна тишьв святилище, где дышит тень оливы!
Англия, 1919 г.FOOTBALL
Я видел, за тобой шел юноша, похожийна многих; знал я все: походку, трубку, смех.Да и таких, как ты, немало ведь, — и что же, люблю по-разному их всех.
Вы проходили там, где дружественно-рьяноиграли мы, кружась под зимней синевой.Отрадная игра! Широкая поляна; пестрят рубашки; мяч живой
то мечется в ногах, как молния кривая,то — выстрела звучней — взвивается, и вотподпрыгиваю я, с размаху прерывая его стремительный полет.
Увидя мой удар, уверенно-умелый,спросила ты, следя вращающийся мяч:знаком ли он тебе — вон тот, в фуфайке белой, худой, лохматый, как скрипач.
Твой спутник отвечал, что, кажется, я родомиз дикой той страны, где каплет кровь на снег,и, трубку пососав, заметил мимоходом, что я — приятный человек.
И дальше вы пошли. Туманясь, удалилсятвой голос солнечный. Я видел, как твой другпоследовал, дымя, потом остановился и трубкой стукнул о каблук.
А там все прыгал мяч, и ведать не могли вы,что вот один из тех беспечных игроковв молчанье, по ночам, творит, неторопливый, созвучья для иных веков.
Кембридж, 1919 г.LA MORTE D'ARTHUR
Все, что я видел, но забыл,ты, сказка гулкая, напомни;да: робким рыцарем я был,и пряжка резала плечо мне.
Да. Злая встреча у ручьяв тот вечер шелково-зеленый,кольчуги вражьей чешуяи конь под траурной попоной.
16. 12. 19.«Будь со мной прозрачнее и проще…»
Будь со мной прозрачнее и проще:у меня осталась ты одна.Дом сожжен и вырублены рощи,Где моя туманилась весна,
где березы грезили, и дятелпо стволу постукивал… В боюбезысходном друга я утратил,а потом и родину мою.
И во сне я с призраками реял,наяву с блудницами блуждал;и в горах я вымыслы развеял,и в морях я песни растерял.
А теперь о прошлом суждено мнетосковать у твоего огня.Будь нежней, будь искреннее. Помни,Ты одна осталась у меня.
12. 11. 19.У КАМИНА