Омар Хайям - Рубайат в классическом переводе Германа Плисецкого. Страница 2

Вот эти четыре строчки на необитаемом острове пригодятся. Не хотелось бы их позабыть.

Самуил Лурье

Живая личность поэта

Стихи такого поэта, как Омар Хайам, возможно, не нуждаются в предисловии. Но поскольку время его творчества отделено от нас восемью веками, я решаюсь добавить несколько слов от себя. Всё, что я узнал о Хайаме, всё, что понял в нем за время работы, – всё это без остатка ушло в переводы. Итог – перед читателем. Но мне хочется сказать о том, как постепенно менялось мое собственное представление о переводимом поэте, как живая логика его стихов изменяла предвзятый, односторонний образ, существовавший в моем воображении.

Ибо помимо поэтических и переводческих традиций существует еще инерция восприятия. Сложный поэт нередко упрощен, иногда (невольно) на первый план выступает одна какая-нибудь его черта, затеняя собой остальные. Так возникают «байронизм», «киплингианство», «есенинщина». То же произошло и с Хайамом. У многих, и у меня в том числе, сложился образ этакого веселого старца, с неизменной чашей в руке, между делом изрекающего истины. (Кабачки имени Омара Хайама, открывшиеся в начале XX века в Европе и Америке, – только крайнее выражение этого понимания поэта.)

Несоответствие этого шаблона истинной поэзии Хайама я почувствовал уже при работе над пробными четверостишиями. Из двадцати надо было перевести на выбор десять. Я решил перевести все двадцать, а потом отобрать из них лучшие. И оказалось, что лицо Хайама определяют не гедонические мотивы, а четверостишия, полные сосредоточенного, скорбного размышления. Именно они определили выбор стихотворного размера для перевода, именно они получились удачней других.

Чем больше я погружался в работу, тем дальше отходил от первоначального образа-схемы. Количество выпитого вина в тексте не убавлялось, но как бы уходило в придаточное предложение, становилось орнаментом. И постепенно сквозь стихотворные строки стал проступать облик совсем другого человека.

Спорщик с Богом, бесстрашный ум, чуждый иллюзий, ученый, и в стихе стремящийся к точной формуле, к афоризму, – таков Хайам, астроном и математик. Каждое четверостишие – уравнение. Ученый по-новому комбинирует известные ему величины, стремясь найти Неизвестное. Четверостишия слагаются в серии. Одна и та же мысль варьируется многократно, рассматривается с разных сторон. Посылки все те же, а выводы порой прямо противоположны. Не думаю, что «противоречивость» Хайама может служить основанием для того, чтобы отвергать его авторство в доброй половине четверостиший (так полагали многие ученые востоковеды). Есть в этих крайностях высшее единство – живая личность поэта, стоящая над собственной исследовательской мыслью, примиряющая противоречия.

Если уж говорить о сомнительной принадлежности Хайаму некоторых четверостиший, то они отличаются не противоположностью суждений, а принципом поэтической организации. Так, мне кажется, что Хайаму чуждо «живописание». Он точно, четко мыслит в стихе, а не рисует картины. Поэтому несколько чужеродными мне представляются немногие пейзажные четверостишия. Внимательный читатель без труда отыщет их. В этом отличие Хайама от других великих персидских поэтов и в этом, может быть, секрет его широкой популярности за пределами родной страны.

Точность, немногословность, отсутствие случайного, симметрия формы – всё это роднит рубаи Хайама с математической формулой. Форма хайамовского рубаи необычайно дисциплинирует переводчика, ставит жесткие границы, и в то же время сама подсказывает приемы работы. Упомяну из них то, что я назвал бы «взаимозаменяемостью деталей» у Хайама. Полстроки, целая строка, а порой и двустишие целиком повторяются в разных четверостишиях, могут быть перенесены из одного в другое. Что это? Позднейшие варианты? Я предпочитаю думать, что это поэтический принцип, и полностью использовал его в переводе.

Как Хайам на протяжении своей долгой жизни возвращался к важным для него мыслям, пересматривая их снова и снова, так и мы, переводчики, будем еще не раз возвращаться к его творчеству, казалось бы, столь ясному и осознанному, но каждый раз открывающему новые возможности, новую точку зрения. Работа эта, как я убедился на собственном опыте, практически бесконечна. Перечитывая сделанное, вдруг видишь места, которые можно усилить. Но стоит улучшить одно четверостишие, как соседнее начинает выглядеть слабым. Чтобы издать книгу, нужно было однажды остановиться.

Герман Плисецкий

Рубайат

Много лет размышлял я над жизнью земной.Непонятного нет для меня под луной.Мне известно, что мне ничего не известно, —Вот последний секрет из постигнутых мной.

Я – школяр в этом лучшем из лучших миров.Труд мой тяжек: учитель уж больно суров!До седин я у жизни хожу в подмастерьях,Всё еще не зачислен в разряд мастеров…

И пылинка – живою частицей была,Черным локоном, длинной ресницей была.Пыль с лица вытирай осторожно и нежно:Пыль, возможно, Зухрой яснолицей была!

Тот усердствует слишком, кричит: «Это – я!»В кошельке золотишком бренчит: «Это – я!»Но едва лишь успеет наладить делишки —Смерть в окно к хвастунишке стучит: «Это – я!»

Этот старый кувшин безутешней вдовцаС полки, в лавке гончарной, кричит без конца:«Где, – кричит он, – гончар, продавец, покупатель?Нет на свете купца, гончара, продавца!»

Я однажды кувшин говорящий купил.«Был я шахом! – кувшин безутешно вопил. —Стал я прахом. Гончар меня вызвал из праха —Сделал бывшего шаха утехой кутил».

Этот старый кувшин на столе беднякаБыл всесильным везиром в былые века.Эта чаша, которую держит рука, —Грудь умершей красавицы или щека…

Когда плачут весной облака – не грусти.Прикажи себе чашу вина принести.Травка эта, которая радует взоры,Завтра будет из нашего праха расти.

Был ли в самом начале у мира исток?Вот загадка, которую задал нам Бог.Мудрецы толковали о ней, как хотели, —Ни один разгадать ее толком не смог.

Видишь этого мальчика, старый мудрец?Он песком забавляется – строит дворец.Дай совет ему: «Будь осторожен, юнец,С прахом мудрых голов и влюбленных сердец!»

Управляется мир Четырьмя и Семью.Раб магических чисел – смиряюсь и пью.Всё равно семь планет и четыре стихииВ грош не ставят свободную волю мою!

В колыбели – младенец, покойник – в гробу:Вот и всё, что известно про нашу судьбу.Выпей чашу до дна – и не спрашивай много:Господин не откроет секрета рабу.

Я познание сделал своим ремеслом,Я знаком с высшей правдой и с низменным злом.Все тугие узлы я распутал на свете,Кроме смерти, завязанной мертвым узлом.

Не оплакивай, смертный, вчерашних потерь,Дел сегодняшних завтрашней меркой не мерь,Ни былой, ни грядущей минуте не верь,Верь минуте текущей – будь счастлив теперь!

Месяца месяцами сменялись до нас,Мудрецы мудрецами сменялись до нас.Эти мертвые камни у нас под ногамиПрежде были зрачками пленительных глаз.

Как жар-птица, как в сказочном замке княжна,В сердце истина скрытно храниться должна.И жемчужине, чтобы налиться сияньем,Точно так же глубокая тайна нужна.

Не тверди нам о том, что в раю – благодать.Прикажи нам вина поскорее подать.Звук пустой – эти гурии, розы, фонтаны…Лучше пить, чем о жизни загробной гадать!

Ты едва ли былых мудрецов превзойдешь,Вечной тайны разгадку едва ли найдешь.Чем не рай тебе – эта лужайка земная?После смерти едва ли в другой попадешь…

Знай, рожденный в рубашке любимец судьбы:Твой шатер подпирают гнилые столбы.Если плотью душа, как палаткой, укрыта —Берегись, ибо колья палатки слабы!

Те, что веруют слепо, – пути не найдут.Тех, кто мыслит, – сомнения вечно гнетут.Опасаюсь, что голос раздастся однажды:«О невежды! Дорога не там и не тут!»

Лучше впасть в нищету, голодать или красть,Чем в число блюдолизов презренных попасть.Лучше кости глодать, чем прельститься сластямиЗа столом у мерзавцев, имеющих власть.

Недостойно – стремиться к тарелке любой,Словно жадная муха, рискуя собой.Лучше пусть у Хайама ни крошки не будет,Чем подлец его будет кормить на убой!

Если труженик, в поте лица своегоДобывающий хлеб, не стяжал ничего —Почему он ничтожеству кланяться долженИли даже тому, кто не хуже его?

Вижу смутную землю – обитель скорбей,Вижу смертных, спешащих к могиле своей,Вижу славных царей, луноликих красавиц,Отблиставших и ставших добычей червей.

Не одерживал смертный над небом побед.Всех подряд пожирает земля-людоед.Ты пока еще цел? И бахвалишься этим?Погоди: попадешь муравьям на обед!

Всё, что видим мы, – видимость только одна.Далеко от поверхности мира до дна.Полагай несущественным явное в мире,Ибо тайная сущность вещей – не видна.

Даже самые светлые в мире умыНе смогли разогнать окружающей тьмы.Рассказали нам несколько сказочек на ночь —И отправились, мудрые, спать, как и мы.

Удивленья достойны поступки Творца!Переполнены горечью наши сердца.Мы уходим из этого мира, не знаяНи начала, ни смысла его, ни конца.

Круг небес ослепляет нас блеском своим,Ни конца, ни начала его мы не зрим,Смысл его недоступен для логики нашей,Меркой разума нашего неизмерим.

В поднебесье – светил ослепительных тьма,Помыкая тобою, блуждает сама.О мудрец! Заблуждаясь, в сомненьях теряясь,Не теряй путеводную нитку ума!

Если истина вечно уходит из рук —Не пытайся понять непонятное, друг.Чашу в руки бери, оставайся невеждой,Нету смысла, поверь, в изученье наук!

Ты с душою расстанешься скоро, поверь,Ждет за темной завесою тайная дверь.Пей вино! Ибо ты – неизвестно откуда.Веселись! Неизвестно – куда же отсель…

Нет ни рая, ни ада, о сердце мое!Нет из мрака возврата, о сердце мое!И не надо надеяться, о мое сердце,И бояться не надо, о сердце мое!

Когда с телом душа распростится, скорбя,Кирпичами из глины придавят тебя.Век минует – и глиною ставшее телоПустят в новое дело, киркою долбя.

Где мудрец, мирозданья постигший секрет?Смысла в жизни ищи до конца своих лет:Всё равно ничего достоверного нет —Только саван, в который ты будешь одет…

Тот, кто следует разуму, – доит быка,Мудрость нынче убыточна наверняка!В наше время доходней валять дурака,Ибо разум сегодня в цене чеснока.

Здесь владыки блистали в парче и в шелку,К ним гонцы подлетали на полном скаку.Где всё это? В зубчатых развалинах башниСиротливо кукушка кукует: «Ку-ку…»[2]

Этот старый дворец называется – мир.Это царский, царями покинутый пир.Белый полдень сменяется полночью черной,Превращается в прах за кумиром кумир.

Где могучий Бахрам за онагром скакал —Там теперь обитают лиса и шакал.Видел ты, как охотник, расставив капканы,Сам, бедняга, в глубокую яму попал?

Если низменной похоти станешь рабом —Будешь в старости пуст, как покинутый дом.Оглянись на себя и подумай о том,Кто ты есть, где ты есть и – куда же потом?

В прах судьбою растертые видятся мне,Под землей распростертые видятся мне.Сколько я ни вперяюсь во мрак запредельный —Только мертвые, мертвые видятся мне…

Вижу: птица сидит на стене городской,Держит череп в когтях, повторяет с тоской:«Шах великий! Где войск твоих трубные клики?Где твоих барабанов торжественный бой?»

Я вчера наблюдал, как вращается круг,Как спокойно, не помня чинов и заслуг,Лепит чаши гончар из голов и из рук,Из великих царей и последних пьянчуг.

Эй, гончар! И доколе ты будешь, злодей,Издеваться над глиной, над прахом людей?Ты, я вижу, ладонь самого ФаридунаХочешь в дело пустить? Ты – безумец, ей-ей!

Я кувшин что есть силы об камень хватил.В этот вечер я лишнего, видно, хватил.«О несчастный! – кувшин возопил. – И с тобоюТочно так же поступят, как ты поступил!»

Сам я слышал вчера в мастерской гончара —Глина тайны свои выдавать начала:«Не топчи меня! – глина ему говорила. —Я сама человеком была лишь вчера».

Поглядите на мастера глиняных дел:Месит глину прилежно, умён и умел.Приглядитесь внимательней: мастер – безумен,Ибо это не глина, а месиво тел!

Этот винный кувшин на столе беднякаБыл влюбленным красавцем в былые века.Это вовсе не ручка на горле кувшинном,А обвившая шею любимой рука.

Ни держава, ни полная злата казнаНе сравнятся с хорошею чаркой вина!Ни венец Кей-Хосрова, ни трон ФаридунаНе дороже затычки от кувшина́!

На зеленых коврах хорасанских полейВырастают тюльпаны из крови царей,Вырастают фиалки из праха красавиц,Из пленительных родинок между бровей…

В этой тленной Вселенной в положенный срокПревращаются в прах человек и цветок.Кабы прах испарялся у нас из-под ног —С неба лился б на землю кровавый поток!

Поутру просыпается роза моя,На ветру распускается роза моя.О жестокое небо! Едва распустилась —И уже осыпается роза моя.

Половина друзей моих погребена.Всем живым уготована участь одна.Вместе пившие с нами на празднике жизниРаньше нас свою чашу испили до дна.

Книга жизни моей перелистана – жаль!От весны, от веселья осталась печаль.Юность – птица: не помню, когда прилетелаИ когда унеслась, легкокрылая, вдаль.

Мастер, шьющий палатки из шелка ума,И тебя не минует внезапная тьма.О Хайам! Оборвется непрочная нитка.Жизнь твоя на толкучке пойдет задарма.

Мы – послушные куклы в руках у Творца!Это сказано мною не ради словца.Нас на сцену из мрака выводит ВсевышнийИ швыряет в сундук, доведя до конца.

Даже гений – творенья венец и краса —Путь земной совершает за четверть часа.Но в кармане земли и в подоле у небаЖивы люди – покуда стоят небеса!

Люди тлеют в могилах, ничем становясь.Распадается атомов тесная связь.Что же это за влага хмельная, которойОпоила их жизнь и повергнула в грязь?

Я спустился однажды в гончарный подвал,Там над глиной гончар, как всегда, колдовал.Мне внезапно открылось: прекрасную чашуОн из праха отца моего создавал!

Разорвался у розы подол на ветру.Соловей наслаждался в саду поутру.Наслаждайся и ты, ибо роза – мгновенна,Шепчет юная роза: «Любуйся! Умру…»

Жизнь уходит из рук, надвигается мгла,Смерть терзает сердца и кромсает тела,Возвратившихся нет из загробного мира,У кого бы мне справиться: как там дела?

В детстве ходим за истиной к учителям,После – ходят за истиной к нашим дверям.Где же истина? Мы появились из капли.Станем – прахом. Вот смысл этой сказки, Хайам!

О невежды! Наш облик телесный – ничто,Да и весь этот мир поднебесный – ничто.Веселитесь же, тленные пленники мига,Ибо миг в этой камере тесной – ничто!

Всё, что в мире нам радует взоры, – ничто.Все стремления наши и споры – ничто.Все вершины Земли, все просторы – ничто.Всё, что мы волочем в свои норы, – ничто.

В этом мире ты мудрым слывешь? Ну и что?Всем пример и совет подаешь? Ну и что?До́ ста лет ты намерен прожить? Допускаю.Может быть, до двухсот проживешь. Ну и что?

Что есть счастье? Ничтожная малость. Ничто.Что от прожитой жизни осталось? Ничто.Был я жарко пылавшей свечой наслажденья.Всё, казалось, – мое. Оказалось – ничто.

Если будешь всю жизнь наслаждений искать:Пить вино, слушать чанг и красавиц ласкать,Всё равно тебе с этим придется расстаться.Жизнь похожа на сон. Но не вечно же спать!

Вот беспутный гуляка, хмельной ветрогон:Деньги, истину, жизнь – всё поставит на кон!Шариат и Коран – для него не закон.Кто на свете, скажите, смелее, чем он?

В Божий храм не пускайте меня на порог.Я – безбожник. Таким сотворил меня Бог.Я подобен блуднице, чья вера – порок.Рады б грешники в рай – да не знают дорог.

Этот мир – эти горы, долины, моря —Как волшебный фонарь. Словно лампа – заря.Жизнь твоя – на стекло нанесенный рисунок,Неподвижно застывший внутри фонаря.

Я нигде преклонить головы не могу.Верить в мир замогильный – увы! – не могу.Верить в то, что, истлевши, восстану из прахаХоть бы стеблем зеленой травы, – не могу.

Ты не очень-то щедр, всемогущий Творец:Сколько в мире тобою разбитых сердец!Губ рубиновых, мускусных локонов сколькоТы, как скряга, упрятал в бездонный ларец!

Жизнь – пустыня, по ней мы бредем нагишом.Смертный, полный гордыни, ты просто смешон!Ты для каждого шага находишь причину —Между тем он давно в небесах предрешен.

Вместо солнца весь мир озарить – не могу,В тайну сущего дверь отворить – не могу.В море мыслей нашел я жемчужину смысла,Но от страха ее просверлить не могу.

Ухожу, ибо в этой обители бед,В жизни сей ничего постоянного нет.Пусть смеется лишь тот уходящему вслед,Кто прожить собирается тысячу лет.

Так как собственной смерти отсрочить нельзя,Так как свыше указана смертным стезя,Так как вечные вещи не слепишь из воска —То и плакать об этом не стоит, друзья!

Мы источник веселья – и скорби рудник.Мы вместилище скверны – и чистый родник.Человек, словно в зеркале мир, многолик.Он ничтожен – и он же безмерно велик!

Ты не волен в желаньях своих и делах?Будь, однако, доволен: так хочет Аллах!Следуй разуму: помни, что бренное тело —Только искра и капля, только ветер и прах…

Веселись! Ибо нас не спросили вчера.Эту кашу без нас заварили вчера.Мы не сами грешили и пили вчера —Всё за нас в небесах предрешили вчера.

Бренность мира узрев, горевать погоди!Верь: недаром колотится сердце в груди.Не горюй о минувшем: что было – то сплыло.Не горюй о грядущем: туман впереди…

Если б мог я найти путеводную нить,Если б мог я надежду на рай сохранить —Не томился бы я в этой тесной темнице,А спешил место жительства переменить!

В этом замкнутом круге – крути не крути —Не удастся конца и начала найти.Наша роль в этом мире – прийти и уйти.И никто нам не скажет о смысле пути.

Отчего всемогущий Творец наших телДаровать нам бессмертия не захотел?Если мы совершенны – зачем умираем?Если несовершенны – то кто бракодел?

Изваял эту чашу искусный резецНе затем, чтоб разбил ее пьяный глупец.Сколько светлых голов и прекрасных сердецМежду тем разбивает напрасно Творец!

Двери в рай всемогущий Господь затворилДля того, кто из глины бутыль сотворил.Как же быть, милосердный, с бутылью из тыквы?Ты об этом, по-моему, не говорил!

Заглянуть за опущенный занавес тьмыНеспособны бессильные наши умы.В тот момент, когда с глаз упадает завеса, —В прах бесплотный, в ничто превращаемся мы.

Часть людей обольщается жизнью земной,Часть – в мечтах обращается к жизни иной.Смерть – стена. И при жизни никто не узнаетВысшей истины, скрытой за этой стеной.

Мы бродили всю жизнь по горам и долам,Путь домой находили с грехом пополам.Но никто из ушедших отсюда навекиНе вернулся обратно, не встретился нам.

Ни от жизни моей, ни от смерти моейМир богаче не стал и не станет бедней.Задержусь ненадолго в обители сей —И уйду, ничего не узнавши о ней.

Ты не слушай глупцов, умудренных житьем.С молодой уроженкой Тараза вдвоемУтешайся любовью, Хайам, и питьем,Ибо все мы бесследно отсюда уйдем…

Видит Бог: не пропившись, я пить перестал,Не с ханжой согласившись, я пить перестал.Пил – утешить хотел безутешную душу.Всей душою влюбившись, я пить перестал.

Были б добрые в силе, а злые слабы́ —Мы б от тяжких раздумий не хмурили лбы!Если б в мире законом была справедливость,Не роптали бы мы на превратность судьбы.

Тайну вечности смертным постичь не дано.Что же нам остается? Любовь и вино.Вечен мир или создан – не всё ли равно,Если нам без возврата уйти суждено?

И седых стариков, и румяных юнцов —Всех одно ожидает в конце-то концов.Задержаться в живых никому не удастся —Не помилует смерть ни детей, ни отцов.

Все цветы для тебя в этом мире цветут,Но не верь ничему – всё обманчиво тут.Поколения смертных придут – и уйдут.Рви цветы – и тебя в свое время сорвут.

Ранним утром, о нежная, чарку налей,Пей вино и на чанге играй веселей,Ибо жизнь коротка, ибо нету возвратаДля ушедших отсюда… Поэтому – пей!

О кумир! Я подобных тебе не встречал.Я до встречи с тобой горевал и скучал.Дай мне полную чарку и выпей со мною,Пока чарок из нас не наделал гончар!

Мой совет: будь хмельным и влюбленным всегда.Быть сановным и важным – не стоит труда.Не нужны всемогущему Господу БогуНи усы твои, друг, ни моя борода!

Хорошо, если платье твое без прорех,И о хлебе насущном подумать не грех.А всего остального и даром не надо —Жизнь дороже богатства и почестей всех.

Я страдать обречен до конца своих дней,Ты, счастливец, становишься всё веселей.Берегись! На судьбу полагаться не вздумай:Много тайных уловок в запасе у ней.

Океан, состоящий из капель, велик.Из пылинок слагается материк.Твой приход и уход – не имеют значенья.Просто муха в окно залетела на миг…

Каждый розовый взоры ласкающий кустРос из праха красавиц, из розовых уст.Каждый стебель, который мы топчем ногами,Рос из сердца, вчера еще полного чувств.

Нищим дервишем ставши – достигнешь высот.Сердце в кровь изодравши – достигнешь высот.Прочь, пустые мечты о великих свершеньях!Лишь с собой совладавши – достигнешь высот.

Снова туча на землю роняет слезу.Трезвый, этого зрелища я не снесу.Нынче мы, на траве развалясь, отдыхаем —Завтра будем лежать под травою, внизу.

Жизнь моя тяжела: в беспорядке дела,Ни покоя в душе, ни двора, ни кола.Только горестей вдоволь судьба мне дала.Что ж, Хайам, хоть за это Аллаху хвала!

От судьбы мне всегда достаются пинки,Жизнь слагается воле моей вопреки,И душа собирается тело покинуть:«Больно стены жилья, – говорит, – не крепки».

Пей вино! Нам с тобой не заказано пить,Ибо небо намерено нас погубить.Развалясь на траве, произросшей из праха,Пей вино! И не надо судьбу торопить.

Всё пройдет – и надежды зерно не взойдет,Всё, что ты накопил, ни за грош пропадет.Если ты не поделишься вовремя с другом —Всё твое достоянье врагу отойдет.

Как нужна для жемчужины полная тьма —Так страданья нужны для души и ума.Ты лишился всего, и душа опустела?Эта чаша наполнится снова сама!

До того как мы чашу судьбы изопьем,Выпьем, милая, чашу иную вдвоем.Может статься, что сделать глоток перед смертьюНе позволит нам небо в безумье своем.

До рождения ты не нуждался ни в чем,А родившись, нуждаться во всем обречен.Только сбросивши гнет ненасытного тела,Снова станешь свободным, как Бог, богачом.

Из допущенных в рай и повергнутых в адНикогда и никто не вернулся назад.Грешен ты или свят, беден или богат —Уходя, не рассчитывай, друг, на возврат.

Вот лицо мое – словно прекрасный тюльпан,Вот мой стройный, как ствол кипарисовый, стан.Одного, сотворенный из праха, не знаю:Для чего этот облик мне скульптором дан?

Если б мне этой жизни причину постичь,Я сумел бы и нашу кончину постичь.То, чего не постиг я, в живых пребывая,Не надеюсь, когда вас покину, постичь.

Вразуми, всемогущее небо, невежд:Где уто́к, где основа всех наших надежд?Сколько пламенных душ без остатка сгорело!Где же дым? Где же смысл? Оправдание – где ж?

Этой чаше рассудок хвалу воздает,С ней влюбленный целуется ночь напролет,А безумный гончар столь изящную чашуСоздает – и об землю без жалости бьет!

Жизни стыдно за тех, кто сидит и скорбит,Кто не помнит утех, не прощает обид.Пой, покуда у чанга не лопнули струны!Пей, покуда об камень сосуд не разбит!

В сад тенистый с тобой удалившись вдвоем,Мы вина в пиалу, помолившись, нальем.Скольких любящих, Боже, в безумье своемПревратил Ты в сосуд, из которого пьем!

Старость – дерево, корень которого сгнил.Возраст алые щеки мои посинил.Обветшали четыре стены моей жизни,Крыша рухнуть грозится с прогнивших стропил.

Нет на свете тиранов злобней и жадней,Чем земля и жестокое небо над ней.Распороть бы земле ненасытное брюхо:Сколько в нем засверкает бесценных камней!

Двери в этой обители: выход и вход.Что нас ждет, кроме гибели, страха, невзгод?Счастье? Счастлив живущий хотя бы мгновенье.Кто совсем не родился – счастливее тот.

Добровольно сюда не явился бы я.И отсюда уйти не стремился бы я.Я бы в жизни, будь воля моя, не стремилсяНикуда. Никогда. Не родился бы я.

Над землей небосвод наклоняется вновь,Как над чашей кувшин. Между ними любовь.Только хлещет на землю не кровь винограда,А сынов человеческих алая кровь.

Двести лет проживешь или тысячу лет —Всё равно попадешь муравьям на обед.В шелк одет или в жалкие тряпки одет,Падишах или пьяница – разницы нет!

Этот мир красотою Хайама пленил,Ароматом и цветом своим опьянил.Но источник с живою водою – иссякнет,Как бы ты бережливо его ни хранил!

Я скажу по секрету тебе одному:Смысл мучений людских недоступен уму.Нашу глину Аллах замесил на страданьях:Мы выходим из тьмы, чтобы кануть во тьму!

Если гурия страстно целует в уста,Если твой собеседник мудрее Христа,Если краше небесной Зухры музыкантша —Всё не в радость, коль совесть твоя не чиста!

Угнетает людей небосвод-мироед:Он ссужает их жизнью на несколько лет.Знал бы я об условиях этих кабальных —Предпочел бы совсем не родиться на свет!

Милосердия, сердце мое, не ищи.Правды в мире, где ценят вранье, – не ищи.Нет еще в этом мире от скорби лекарства.Примирись – и лекарств от нее не ищи.

Горько сетует роза: «Зачем из меняСоки жмут перегонщики, масло гоня?» —«Годы горя и слез, – соловей отвечает, —Вот цена одного безмятежного дня!»

Шел я трезвый – веселья искал и вина.Вижу: мертвая роза – суха и черна.«О несчастная! В чем ты была виновата?» —«Я была чересчур весела и пьяна!»

Семь небес или восемь? По-разному врут.Важно то, что меня они в прах разотрут.И какая мне разница: черви в могилеИли волки в степи мое тело сожрут?

О мудрец! Коротай свою жизнь в погребке.Прах великих властителей – чаша в руке.Всё, что кажется прочным, незыблемым, вечным, —Лишь обманчивый сон, лишь мираж вдалеке…

Мы уйдем без следа – ни имен, ни примет.Этот мир простоит еще тысячи лет.Нас и раньше тут не было – после не будет.Ни ущерба, ни пользы от этого нет.

Если мельницу, баню, роскошный дворецПолучает в подарок дурак и подлец,А достойный идет в кабалу из-за хлеба —Мне плевать на твою справедливость, Творец!

Неужели таков наш ничтожный удел:Быть рабами своих вожделеющих тел?Ведь еще ни один из живущих на светеВожделений своих утолить не сумел!

Много ль проку в уме и усердье твоем,Если жизнь – краткосрочный кабальный заём?Есть ли смысл заключенным в тюрьму сокрушаться,Что явились мы поздно и рано уйдем?

Если б мне всемогущество было дано —Я бы небо такое низринул давноИ воздвиг бы другое, разумное небо,Чтобы только достойных любило оно!

Плачь не плачь, а придется и нам помереть.Небольшое несчастье – однажды истлеть.Горстка грязи и крови… Считай, что на светеНас и не было вовсе. О чем сожалеть?

Мы попали в сей мир, как в силок – воробей.Мы полны беспокойства, надежд и скорбей.В эту круглую клетку, где нету дверей,Мы попали с тобой не по воле своей.

Эта жизнь – солончак. Вкус у жизни такой,Что сердца наполняются смертной тоской.Счастлив тот, кто ее поскорее покинет.Кто совсем не родится – познает покой.

О душа! Ты меня превратила в слугу.Я твой гнет ощущаю на каждом шагу.Для чего я родился на свет, если в миреВсё равно ничего изменить не могу?

И того, кто умен, и того, кто красив,Небо в землю упрячет, под корень скосив.Горе нам! Мы истлеем без пользы, без цели.Станем бывшими мы, бытия не вкусив.

Мне одна лишь отрада осталась: в вине.От вина лишь осадок остался на дне.От застольных бесед ничего не осталось.Сколько жить мне осталось – неведомо мне.

Когда голову я под забором сложу,В лапы смерти, как птица в ощип, угожу —Завещаю: кувшин из меня изготовьте,Приобщите меня к своему кутежу!

Долго ль спину придется мне гнуть или нет,Скоро ль мне суждено отдохнуть или нет —Что об этом вздыхать, если, даже вздыхая,Я не знаю: успею вздохнуть или нет?

Жизнь – мираж. Тем не менее – радостным будь.В страсти и в опьянении – радостным будь.Ты мгновение жил – и тебя уже нету.Но хотя бы мгновение – радостным будь!

Рано утром я слышу призыв кабака:«О безумец, проснись, ибо жизнь коротка!Чашу черепа скоро наполнят землею.Пьяной влагою чашу наполним пока!»

Лучше сердце обрадовать чашей вина,Чем скорбеть и былые хвалить времена.Трезвый ум налагает на душу оковы.Опьянев, разрывает оковы она.

От безбожья до Бога – мгновенье одно.От нуля до итога – мгновенье одно.Береги драгоценное это мгновенье:Жизнь – ни мало, ни много – мгновенье одно!

Некто мудрый внушал задремавшему мне:«Просыпайся, счастливым не станешь во сне.Брось ты это занятье, подобное смерти.После смерти, Хайам, отоспишься вполне!»

Принесите вина – надоела вода!Чашу жизни моей наполняют года.Не к лицу старику притворяться непьющим.Если нынче не выпью вина – то когда?

Мертвецам всё равно: что минута – что час,Что вода – что вино, что Багдад – что Шираз.Полнолуние сменится новой луноюПосле нашей погибели тысячи раз.

Да пребудет вино неразлучно с тобой!Пей с любою подругой из чаши любойВиноградную кровь, ибо в черную глинуПревращает людей небосвод голубой.

То, что Бог нам однажды отмерил, друзья,Увеличить нельзя и уменьшить нельзя.Постараемся с толком истратить наличность,На чужое не зарясь, взаймы не прося.

Виночерпий, налей в мою чашу вина!Этой влагой целебной упьюсь допьяна,Перед тем как непрочная плоть моя будетГончарами в кувшины превращена.

Принеси заключенный в кувшине рубин —Он один мой советчик и друг до седин.Не сиди, размышляя о бренности жизни, —Принеси мне наполненный жизнью кувшин!

Пристрастился я к лицам румянее роз,Пристрастился я к соку божественных лоз.Из всего я стараюсь извлечь свою долю,Пока частное в целое не влилось.

Снова вешнюю землю омыли дожди,Снова сердце забилось у мира в груди.Пей с подругой вино на зеленой лужайке,Своей песней хмельной мертвецов разбуди!

В окруженье друзей, на веселом пируБуду пить эту влагу, пока не умру!Буду пить до конца из гончарных изделий,До того как сырьем послужить гончару.

Не выращивай в сердце печали росток,Книгу радостей выучи, друг, назубок,Пей, приятель, живи по велению сердца:Неизвестен отпущенный смертному срок.

Так как всё за меня решено в вышинеИ никто за советом не ходит ко мне —Зачерпни-ка мне в чашу вина, виночерпий:Выпьем! Горести мира утопим в вине.

Долго ль будешь, мудрец, у рассудка в плену?Век наш краток – не больше аршина в длину.Скоро станешь ты глиняным винным кувшином.Так что пей, привыкай постепенно к вину!

От того, что неправеден мир, не страдай,Не тверди нам о смерти и сам не рыдай,Наливай в пиалу эту алую влагу,Белогрудой красавице сердце отдай.

Тот, кто мир преподносит счастливчикам в дар,Остальным – за ударом наносит удар.Не горюй, если меньше других веселился.Будь доволен, что меньше других пострадал.

Как прекрасны и как неизменно новыИ румянец любимой, и зелень травы!Будь веселым и ты: не скорби о минувшем,Не тверди, обливаясь слезами: «Увы!»

Встанем утром и руки друг другу пожмем,На минуту забудем о горе своем,С наслажденьем вдохнем этот утренний воздух,Полной грудью, пока еще дышим, вздохнем!

В жизни трезвым я не был, и к Богу на судВ Судный день меня пьяного принесут!До зари я лобзаю заздравную чашу,Обнимаю за шею любезный сосуд.

Брось молиться, неси нам вина, богомол,Разобьем свою добрую славу об пол.Всё равно ты судьбу за подол не ухватишь —Ухвати хоть красавицу за подол!

Луноликая! Чашу вина и грехаПей сегодня – на завтра надежда плоха.Завтра, глядя на землю, луна молодаяНе отыщет ни славы моей, ни стиха.

Мой закон: быть веселым и вечно хмельным,Ни святошей не быть, ни безбожником злым.Я спросил у судьбы о размере калыма.«Твое сердце, – сказала, – достойный калым!»

Виночерпий, бездонный кувшин приготовь!Пусть без устали хлещет из горлышка кровь.Эта влага мне стала единственным другом,Ибо все изменили – и друг, и любовь.

Травка блещет, и розы горят на кустах…В нашей утренней радости кроется страх,Ибо мы оглянуться с тобой не успеем —Травку скосят, а розы рассыплются в прах.

Дай мне влаги хмельной, укрепляющей дух.Пусть я пьяным напился и взор мой потух —Дай мне чашу вина! Ибо мир этот – сказка,Ибо жизнь – словно ветер, а мы – словно пух…

Рыба утку спросила: «Вернется ль вода,Что вчера утекла? Если – да, то – когда?»Утка ей отвечала: «Когда нас поджарят,Разрешит все вопросы сковорода!»

Круг небес, неизменный во все времена,Опрокинут над нами, как ча