Петруччо. Что остается? Пройти оставшуюся дорогу без нее?
Шут. Не хотелось бы прерывать вашу куртуазную беседу, но там кто-то скачет.
Слышалось шлепанье копыт по грязи. Вдали, у крайних костров смолкли. Донесся голос:
— Кто такие?
— Беженцы, беженцы! — отвечали беженцы.
— Доблестные беженцы! — ветер относил голос.
— Что сказал? Кто такой? — переспрашивали беженцы.
— Доблестные беженцы! — говорит.
— Мне поручено общить вам рошую есть!
— Поручено сообщить весть! Хорошую весть!
— Тивник онес желые отер и бежит!
— Противник понес тяжелые потери и бежит!
— Важные еженцы!
— Отважные беженцы!
— Ожете щаться мой!
— Можно возвращаться домой!
— К своим гам!
— К своим гам.
— Каким гам?
— Неважно, домой!
— Можно возвращаться.
— Посланец ускакал.
— Так, собираемся. Смотрите внимательно. Все смотрят, чтоб ничего не забыть.
— Кто там спит? Будите бабулю!
— А это зачем? Тоже берем?
— Мало ли, все берем, все!
— Костры погасить.
Кричали дети, перекликались женщины. Вот уже потянулись первые. Тени в свете гаснущих костров странны.
Служанка. А мы-то что сидим? Давай, бродяга, помогай.
Шут. По-моему, нас тут двое бродяг. Очнись, разреши побеспокоить, трогаемся!
Петруччо. Куда?
Служанка. Куда все, ваша милость.
Поле быстро пустует.
Петруччо. А все вон уже обратно.
Беженец, который поспешал обратно, приостановился.
— Эй, вы! Оказывается, этот, который прискакал, — не нашего герцога был человек! Его кто-то прямо в лицо узнал! Это был того герцога приспешник! Перепутал в темноте, принял нас за трусливых беженцев того герцога! Надо наоборот не туда бежать, а туда бежать!
Отправился дальше.
Появились уже и другие беженцы. На ходу поясняли тем, кто еще не успел тронуться в путь.
— Оказывается, это не тот герцог понес потери, а наш герцог понес!
…превосходящими силами противника!
…призывает всех, кто способен носить оружие! Бросил клич!
…все, кто способен держать в руках оружие — под знамена!..
Шут. Ваша милость, вы слышали? Клич герцога. Мне сдается, что вы еще способны носить оружие. Не пора ли вспомнить, что и вы некогда числились благородным человеком!
Служанка. Он и сейчас благородный, и нечего!
Шут. Благородные люди сейчас проливают свою кровь за дело герцога!
Петруччо. Жаль, что он так заботится, чтобы корона у него сидела чуть набекрень, два пальца над бровью. На остальное у него не хватает душевных сил.
Шут. Но сейчас речь идет не о герцоге, а о вас!
Служанка. Ваша милость, прогоните его.
Петруччо. Куда он пойдет? Ночь.
Служанка. Я знаю, почему вы не хотите его прогнать. Потому что вам со мной скучно. Боитесь остаться со мной наедине.
Шут. Для наглядности он меня не гонит, для наглядности, дорогая. Чтобы всем было ясно, как я ничтожен по сравнению с ним.
Служанка. Смотрите, я терплю, хотя, по совести говоря, он должен быть наказан.
Петруччо. Ничего, он выговорится, ему станет легче.
Шут. Да уж, позвольте выговориться. Так на чем я остановился? Что люди проливают кровь. Выражение как бы образное, но кровь настоящая. Можно, конечно, и переждать. Но от людского суда не уйдешь!
Служанка. Он дурак, не слушайте его. Но ведь люди-то тоже дураки. Жить-то с ними? Пока герцог не бросал клич, ладно. Но когда бросил… Если только это не нахальная просьба, объяснили бы мне, простыми словами. А я постараюсь понять… Если вам не затруднительно.
Петруччо (в затруднении). Как бы попроще выразиться…
Служанка. Попроще, попроще!
Петруччо. Ну, если не мудрствуя — я знаю, на кровь мода, я знаю, идет бойня. Но бить кулаком в морду — мне самому больно!
Служанка. Это как раз я понимаю. Кому приятно… Только вот потом, простите, может быть, за глупость, когда все уже пройдет, и никакой бойни. А сколько людей, и благородных, не вернутся в свои семьи, вот тогда, не станете сами себя карать? Вот что главное.
Петруччо. В том-то и беда, вот что страшно. Так, с этим до конца и жить.
Служанка. А если бы вы, так уж и быть, пошли под знамена нашего герцога, и я пошла бы с вами. Перевязывала бы ваши раны, я теперь все умею!
Шут. Она, смею сказать, умеет еще и многое другое. Об этом можно осведомиться у ландскнехтов герцога.
Служанка. Видите, что он? Я говорила, надо прогнать. Не разрешайте ему говорить, велите молчать! Прошу вас!
Петруччо. Замолкни, шут.
Шут. Ах, вон как вы заговорили, наша милость. Но что делать, я человек прямой. По прямоте высказываний я занимаю пятое место в нашей шутовской среде. Так что я уж закончу свою мысль.
Служанка. Не надо! Я сама скажу! Все скажу сама! Потом!
Петруччо. Слышишь, она сама все это скажет.
Шут. Но зачем же потом! Когда можно сейчас! Полковая потаскуха! Любой может купить тебя на время или на ночь, в зависимости от настроения!
Петруччо смотрел на шута неподвижно. Лицо его исказилось.
Не поднимаясь с земли, ударил его. Шут болезненно улыбался.
— Счел меня достойным, чтобы ударить как равного. Ну что же, тогда и я…
Он поднялся. Из рукава нож скользнул в руку. Петруччо выбил нож и с неожиданно хлынувшим ожесточением ударил им шута. Тот, сворачиваясь, повалился на бок.
Тяжело проговорил:
— Его последние слова были с… се…
Служанка. Убит.
Петруччо. Нет!
Служанка. Убит, убит.
Петруччо. Я не хотел! (К Богу.) Я не хотел! Меня вынудили, у меня не было другого выхода! На моем месте любой прикончил бы его! А я терпел.
Служанка (к небесам). Он не хотел, он не виноват!.. Вообще-то, ваша милость, ничего страшного. Ему поделом! Ему поделом!
Конец