Леня (упрямо). Не сядем, Борис Иванович, это вопрос серьезный. Вам лечиться надо.
Грохотов (изумленно). Вы только посмотрите на этого поклонника эскулапов! Садитесь, нечего свечами торчать. Вот погодите, выпущу вас…
Школьники (хором). Тогда пойду на пенсию.
Смех.
Грохотов. Совершенно верно. Ну, хватит. Слушай мою команду: по партам садись!
Школьники весело разбегаются по своим партам и рассаживаются.
Да, мальчики, друзья мои, должен сознаться, стало мне от приговора врачей грустно. Неужели, думаю, дал ты, Борис Иванович, свой последний урок? И вспомнил я… Как бы вы думали что?
Юра (вскакивая). Детство?
Сзади его дергают за куртку.
Грохотов. Свой первый урок. Сколько было приготовлений, надежд! Воображал, что сразу же завоюю учеников, увлеку их своим красноречием. Да вышло совсем не так. В первый же день попал в самую жестокую перепалку. Насмешки, глупые вопросы, разговоры. Злюсь, бледнею, не помню, что говорю. Особенно один отличался. Есть, знаете, в каждом классе такие развлекатели…
Мальчики переглядываются, смотрят на Валентина; Валентин ежится.
Как сейчас, его помню. Невысокий такой, худенький, с острыми глазками. Что я ни скажу — он вопрос, и один другого глупее. Мальчики со смеху давятся. Как мне хотелось тогда этого остроглазого схватить за чуб. А еще больше хотелось выбежать из класса. Едва дождался звонка; вбегаю к директору и без обиняков заявляю, что ухожу из гимназии. «Что так?» — удивляется директор. «Классом не владею, нет у меня педагогического дара».
Леня (вставая). Это у вас-то, Борис Иванович, нет педагогического дара?
Грохотов. Представь себе, так уверил меня в этом тот мальчишка.
Женя. Ну и потом что?
Грохотов. Обошлось понемногу. Раньше ведь ребята на нас, учителей, не так смотрели, как вы — советские школьники. Мучителями нас считали. Где им было задуматься о том, что они могли искалечить судьбу человека, заставить молодого учителя бросить любимое дело, разувериться в своем призвании. И так, ни за что, потехи ради…
Валентин (вставая). Борис Иванович… Я сегодня… Я извинюсь… я сейчас же разыщу ее и извинюсь… (Выбегает из класса.)
Мальчики и Борис Иванович провожают Валентина взглядом. Женя радостно улыбается. Звенит звонок на перемену. Опускается занавес спектакля — школьный коридор. Вбегает Валентин, подходит к расписанию, ищет, в каком классе сейчас Яковлева. Затем входит Женя и подходит к Валентину.
Женя. Так ты смотри, Валя…
Валентин. Вот чудак, сказал же, что извинюсь…
Женя. Я надеюсь, Валька… (Уходит.)
Валентин проходит по коридору и тоже уходит. Входят Ваня и Леня.
Ваня. Нет, что ты ни говори, а стихи я не люблю. Вот Шолохов или Фадеев, — читаешь, оторваться невозможно.
Леня. Ну и зря! А я очень люблю. Пушкина читаешь — душа поет.
Ваня. Пушкина! Сказал! Кто ж Пушкина не любит!
Леня. Ну, а Маяковского?
Ваня. Хватил! Маяковского! Конечно, Маяковского я люблю. Я его чуть не всего наизусть знаю…
Леня. Ну, а Симонова? Помнишь:
По русским обычаям, только пожарищаНа русской земле раскидав позади,На наших глазах умирают товарищи,По-русски рубаху рванув на груди.
Ты знаешь, я как будто даже жест этот вижу: нате, мол, гады, смотрите, как русский человек за свою родину умирать умеет! Здо́рово написано!
Ваня. Ну, так еще бы! Это ж Симонов! Симонова кто не любит!
Леня. Ну вот! А говоришь, стихи не любишь!
Ваня уходит. Леню задерживает вбежавший Витя.
Витя. Леня Жарков! Сегодня у вас будем заниматься?
Леня. Как хочешь, можно у вас!
Витя. По алгебре?
Леня. Нет, по геометрии. У нас там еще билетов десять осталось.
Витя. Давай, Леня, закончим по геометрии и скорей за химию. Я больше всего химии боюсь.
Леня. Ну и зря! Я тебе каждый билет растолкую. Химию-то я хорошо знаю.
Леня и Витя уходят. Входит Иван Сергеевич, за ним бежит Костя.
Костя. Иван Сергеевич!
Иван Сергеевич. А, Костя! Что тебе, голубчик?
Костя. Иван Сергеевич, пожалуйста, спросите меня еще раз. Я хочу исправить четверку.
Иван Сергеевич. Хорошо. В следующий раз.
Костя. Ой, спасибо вам. Я знаете как подготовлюсь!
Иван Сергеевич. Увидим, увидим. Не говори «гоп», пока не перескочишь!
Костя. Перескочу!
Иван Сергеевич и Костя уходят. Входит Валентин, за ним Гера.
Гера. Валя! Ты не забыл, что у тебя сегодня доклад в седьмых классах? Они ведь ждать будут.
Валентин. Постой, постой… какой доклад?
Гера. Я так и знал, что забудешь. Об изобретателе радио Попове.
Валентин. Ну что ты будешь делать — из головы вон! Ты пойди скажи, чтоб перенесли.
Гера. Да! Сам пойди и извинись перед ребятами.
Валентин. Неужели?
Гера. А ты думал? Ты же их второй раз подводишь. Нельзя же так…
Валентин. Ладно, нечего мне тут нотации читать.
Гера. Да ты пойми…
Валентин. Всё!
Гера, хлопнув от досады книгой по ноге, выходит. Входит Яковлева и молча проходит мимо Валентина.
Антонина Николаевна! Подождите…
Яковлева (останавливаясь). Я вас слушаю, Листовский.
Валентин. Антонина Николаевна, я вас не думал обидеть.
Яковлева. Да. Вы не думали меня только обидеть. Вам хотелось показать ребятам, что зря я набралась смелости преподавать в классе, где обучается «сам» Листовский! Может быть, непедагогично говорить с вами таким образом, но я не могу иначе. Вы издевались надо мной из урока в урок и были весьма изобретательны…
Валентин. Но послушайте…
Яковлева. Нет, уж слушайте вы. Я мечтала быть учительницей и стала ею в большом сибирском городе. Я была счастлива, когда мальчики внимательно слушали меня. Но вы… но вам казалось, что, издеваясь надо мной, вы совершаете нечто остроумное, из ряда вон выходящее, смелое, а на самом деле… а в сущности, это была подлость…
Валентин (вспыхивая). Ну, знаете…
Яковлева (так же горячо). Да, знаю. Я знаю, что вести себя так, как ведете вы, позорно для советского школьника, тем более комсомольца.
Валентин. Вот уж это вас совершенно не касается!
Входит Тамара. Она слышит последние слова Валентина.
Тамара. Листовский!
Валентин. А! И вы здесь! Если собираетесь прочесть мне нотацию, советую воздержаться! Я уже вышел из пионерского возраста! (Уходит.)
Тамара. Антонина Николаевна, мы этого ни за что не оставим. Вы только, пожалуйста, не расстраивайтесь. Он дерзкий, распущенный мальчишка. Мы обсудим его поведение на комсомольском собрании.
Яковлева. Ничего, Тамарочка, ничего. Наверное, я опять поступила непедагогично. Ведь он же шел ко мне извиняться!
КАРТИНА ВТОРАЯ
Квартира Жарковых. Уютная, скромная обстановка. За письменным столом сидит Вика и учит историю. На диване лежит Леня и с увлечением читает книгу.
Леня. Черт знает какая сила воли у этого человека!
Вика (рассеянно). У какого человека?
Леня. Про которого я читаю.
Вика. А кто он?
Леня. Аболиционист.
Вика. А что это такое? Я что-то не помню.
Леня (скороговоркой). Аболиционисты сражались за свободу негров в Америке. Север против Юга.
Вика (заинтересованно). Ну и что?
Леня. «Что, что»! Не мешай! Я дочитываю.
Вика. Сам мешает мне делать уроки, и я же виновата.
Леня (жалобно). Да молчи ты! Тебя только затронь, так рад не будешь. Самое интересное место!