Желаю Вам скорейшего выздоровления и надеюсь, что случившееся не испортит Вашу внешность.
Я часто думаю о Вас.
Ганнибал Лектер.»
Практикант посмотрел на часы.
— Я вам больше не нужен?
— Нет, — ответил Крофорд. — Где это можно сжечь?
В следующий свой приход, ровно через четыре часа, Крофорд не увидел Молли ни в палате, ни в комнате ожидания.
Грэхем бодрствовал. Он сразу же начертил вопросительный знак и написал под ним: «Долархайд умер? Как?» Крофорд рассказал ему. С минуту Грэхем лежал неподвижно. Потом написал: «Сбежал как?» — Ладно уж. В Сент-Луисе мы дали маху. Он, должно быть, искал Рибу Макклейн, приехал в лабораторию и наткнулся на нас. Его отпечатки остались на окне котельной. Их обнаружили только вчера.
Грэхем написал карандашом в блокноте: «Тело?».
— Мы полагаем, что был убит некто по имени Арнолд Ланг. Он числится среди пропавших без вести, а его машина отыскалась в Мемфисе. Так, за мной идут. Сейчас выгонят! Я быстро, по порядку. Долархайд понял, что мы уже вышли на фотолабораторию. Он сбежал оттуда у нас под носом и поехал прямиком на станцию техобслуживания Сервко в Линдберге. Там работал Арнолд Ланг. Риба Макклейн показала, что за неделю до этого у Долархайда была стычка с техником на станции. По-видимому, речь шла о Ланге. Он прикончил Ланга, тело отвез к себе домой. После этого отправился за Рибой Макклейн, которую застукал с Ралфом Мэнди. Застрелил Мэнди, оттащил его в кустарник.
В палату вошла сестра.
— Прошу вас, разрешите мне закончить, у нас служебный секрет, — безуспешно взывал к ней Крофорд.
— Усыпил хлороформом Рибу Макклейн, привез к себе, — скороговоркой тараторил Крофорд, пока сестра за рукав тянула его к выходу.
— Труп он уже приготовил, — крикнул Крофорд из коридора.
Чтобы услышать продолжение, Грэхем вынужден был дожидаться еще четыре часа.
Войдя в очередной раз, Крофорд с порога начал:
— Он повел с ней дешевую игру. Ну, знаешь: «Убить мне тебя или оставить в живых…» Ты помнишь, что в ее показаниях все время фигурировала цепочка с ключом у него на шее. Момент очень важный.
Этот трюк он придумал, чтобы она потом могла под присягой заявить, что она ощупала его мертвое тело. Словом, выступил перед ней по полной программе. Прочитал свой трагический монолог: и так я не могу, и эдак не получается. В общем, говорит: «Не могу видеть, как ты гибнешь в огне» и стреляет в голову Лангу. С Лангом ему прямо-таки подфартило. Зубов у него не было. Возможно, Долархайд знал, что челюстная дуга сохраняется в огне. Черт его разберет теперь, что он знал.
Короче, после того, как Долархайд отделал Ланга, от челюсти у того ничего не осталось. Он размозжил ему голову, опрокинул кресло или что-то тяжелое, имитируя падение тела, предварительно позаботившись о том, чтобы цепочка с ключом перекочевала на шею Лангу. Обезумевшая от ужаса Риба мечется по комнате, лихорадочно ищет ключ от двери. Долархайд в уголке потирает руки. Ее оглушило выстрелом, да и в том состоянии крайнего возбуждения, в котором она в тот момент находилась, она не обратила бы внимания на случайный шорох или скрип, выдававший его присутствие рядом. Он поджег дом, но взрыв, разумеется, замыслил не сразу. Бензин стоял у него в той же комнате, Риба справилась с отведенной ей ролью и благополучно выбралась из горящего дома. Но стоило ей сбиться с дороги или запаниковать, думаю, он бы оглушил ее и вытащил во двор. Она и сама потом не смогла бы сказать, какая сила вынесла ее на улицу. Для того чтобы его план сработал, она непременно должна была спастись. О, черт! Сестра идет.
Грэхем торопливо набросал: «Транспорт?» — Его изобретательность делает ему честь, — продолжало Крофорд. — Он понимал, что фургон придется бросить возле дома. А уходить на чем-то нужно.
Вот что он придумал: сделал так, что Ланг собственноручно подцепил его к фургону буксир-грузовичок со станции. Потом разделался с Лангом, запер служебное помещение и отбуксировал собственный фургон к своему дому. Буксир оставил на проселочной дороге позади дома, а за Рибой поехал на своем фургоне, как обычно. Убедившись в том, что она спаслась случайно, разумеется, он достал взрывчатку, облил горящее здание бензином и сбежал по дороге, ведущей через поле.
Буксир в целости и сохранности поставил обратно на станцию обслуживания, а сам взял машину Ланга. И концы в воду. Я голову себе сломал, пока мы не вычислили, как он ускользнул. Достоверность такого варианта не подлежит сомнению: на буксире он оставил отпечатки пальцев. И ведь мы наверняка столкнулись с ним, когда ехали на место происшествия. А он оттуда… Да, да, мисс. Ухожу, мисс.
Грэхем хотел спросить еще о чем-то, но не успел.
Оставшиеся пять минут времени, отведенного для посетителей, он провел с Молли.
«Я люблю тебя», — написал он в блокноте Крофорда.
Она кивнула и сжала его руку.
Он написал: «Уилли о'кей?» Она снова кивнула.
«Здесь?» Она слишком быстро подняла на него глаза. Жестом послала ему поцелуй и показала на приближавшуюся медсестру.
Он не выпускал ее палец.
«Где?» — дважды подчеркнул он.
— В Орегоне, — призналась она.
В последний раз за этот день пришел Крофорд.
Грэхем ждал его с готовым вопросом.
«Зубы?» — Его бабки. Тот протез, который мы нашли в доме, принадлежал, оказывается, бабке Долархайда.
Полиция Сент-Луиса нашла некоего Неда Вогта. Родная мать Долархайда приходилась ему мачехой. Мальчишкой Вогт видел старуху Долархайд, и после этого воспоминание о ее зубах преследует его всю жизнь. Собственно говоря, это я и хотел тебе рассказать, когда позвонил в Маратон, а тебя караулил Долархайд. Звонил я по горячим следам, как только получил информацию из Смитсоновского института. Тамошние эксперты заинтересовались протезом и запросили его у полиции штата Миссури, так сказать, для очистки профессиональной совести. И неожиданно заметили, что верхняя часть изготовлена из вулканита, тогда как в современном зубопротезировании используется акрил. С вулканитом уже лет тридцать пять никто не работает. Себе Долархайд сделал точно такой же новый протез с акрилом, учитывающий особенности строения его челюсти. Этот протез и был обнаружен на убитом.
Некоторые особенности — характерные выемки, рифление — позволяли специалистам заключить, что это китайская работа. Старый протез — швейцарский. Убитый имел при себе ключ от сейфа в Майами. Там у него хранился гроссбух. Дневник. Жуткая вещь. Дам посмотреть, если захочешь. Теперь слушай внимательно, старше. Мне надо возвращаться в Вашингтон. Постараюсь на выходные сорваться сюда. Ты будешь в полном порядке?
Грэхем скачала написал вопросительный знак, потом зачеркнул его и нацарапал: «Абсолютно».
После ухода Крофорда Грэхемом занялась сестра. Она сделала ему внутривенный укол снотворного. Контуры часов утратили четкость. Он пытался уследить за обеими стрелками, но одна все время куда-то пропадала. Интересно, думалось ему, снотворное потупляет чувства? С таким лицом, какое у него теперь, ему не удержать Молли. Первое время, пока он не поправится, она будет с ним из жалости, а потом? Потом его ожидает новый удар… Да и стоит ли удерживать ее? Погружаясь в смутное забытье, он хотел одного: не видеть снов.
Он парил на грани подлинных воспоминаний и видений, но это оказалось не так уж плохо. В его видениях не было навязчивых картин о том, как уходят от него Молли, или как на него бросается Долархайд. Все един и тот же бесконечно длинный сон прерывался от яркого света, бившего в лицо Грэхему, от шуршания тонометра и продолжался, продолжался… Сон перенес его в Шайлоу <Битва при Шайлоу — одно из крупнейших сражений в период Гражданской войны в Америке, 6.04 — 7.04, 1862 (Южн. Тенвесси)>.
Он приехал туда весной, вскоре после того, как пристрелил Гэррета Джекоба Хоббса.
Теплым апрельским днем он спускался но асфальтированной дорожке к Кровавому Пруду. Скат берега покрывала ранняя бледно-зеленая трава, сбегавшая под воду до самого дна прозрачного пруда.
Грэхем помнил, что произошло на этом месте в апреле 1862 года.
Он присел на сырую траву. От земля тянуло холодом.
Промчалась машина с туристами. Грэхем заметил ив асфальте какое-то шевеление. Попавшая под колеса змея в судорожной агонии извивалась на асфальте. В отчаянных восьмерках, выписываемых раздавленным телом, наверху оказывалась то черная спина, то изжелта-бледное брюхо.
На солнце становилось жарко, но Грэхема сковывали ледяные тиски. Он всей кожей ощутил гнетущее притяжение этого моста.
Грэхем поднялся. Потер влажное пятно на брюках. У него слегка кружилась голова.
Змея задохнулась в собственной смертельной петле. Грэхем наклонился, ухватил ее за конец скользкого суховатого хвоста и, сильно размахнувшись, ударил ею, точно хлыстом о землю, так что густые темные брызги полетели в пруд. Со дна всплыл привлеченный добычей лещ.