Ознакомительный фрагмент
– Равнина! Я – Затвор-21! Прошу ответить!
Батальон ответил. Но почему-то голосом заместителя командира по воспитательной работе:
– Я – Равнина, слышу вас хорошо!
Губочкина удивленно взглянула на взводного, прошептав:
– Индюков? С чего бы это?
Старший лейтенант, ожидая выход на связь именно замполита, а не оперативного дежурного, пожал плечами:
– А черт его знает!
Ответил в микрофон, переданный ему связисткой:
– Я – Затвор-21. Докладываю обстановку по объекту на 8-00 22 числа. У нас все спокойно. Пост несет службу в режиме постоянной боевой готовности. Происшествий и случаев проникновения в зону ответственности подразделения не зафиксировано. Как поняли меня, Равнина?
– Понял вас, Затвор-21! Продолжайте несение службы. Напоминаю, особое внимание за контролем над зоной ответственности объекта уделять в темное время суток!
– Принял, Равнина!
– Конец связи!
– Конец!
Старший лейтенант улыбнулся связистке:
– Ну вот и отстрелялись на сегодня!
Валентина спросила:
– Почему все-таки сегодня на связь вышел замполит?
Жаров, поднявшись, потрепал подчиненную любовницу за щеку:
– А вот об этом ты, дорогая, как вернешься в батальон, сама у Индюкова спросишь. А сейчас слушай эфир. Я на обходе поста! Пока, любовь моя ненаглядная!
И не дожидаясь ответной реплики Губочкиной, старший лейтенант покинул блиндаж, где в траншее у ближайшей стрелковой ячейки первого отделения его ждал сержант Мансуров.
Контрактник фамильярно обратился к офицеру:
– Что, Игорек! Не высосала из тебя еще все соки наша Валюша?
Тон сержанта, а больше его кривая ухмылка пришлась не по душе оборотню:
– Тебе какое до этого дело, а? Может, сам глаз положил на связистку?
– Нет, лейтенант. Шлюхи типа Губочкиной меня не интересуют. Хотя, если быть откровенным, то парочку раз ...
Старший лейтенант оборвал сержанта:
– Забудь об этом!
Мансуров удивился:
– Это еще почему? Или связистка твоя собственность?
Жаров сощурил глаза:
– Не нравится мне этот разговор, Мансур! Пока мы здесь, баба будет моей! А в части, если желаешь, попробуй подвалить к ней на пару палок. Но сомневаюсь, что она пойдет с тобой! И закончили этот базар. Нам надо проход каравана готовить.
Мансур зевнул:
– Закончим, так закончим, а обеспечение акции с моей стороны готово. В ночь на пост в БМП отправлю Гошу, сам займу позицию на огневом рубеже. Сектор же Катаванского ущелья на тебе.
– Это я помню. Во сколько Мулат должен сбросить сигнал, подтверждающий акцию?
– В 16-00!
– Ты говорил с Расулом?
– Конечно. Пока ты поутру на связистке оттягивался.
– Мансур! Не раздражай меня. Что сказал Расул?
Сержант пожал плечами:
– То, что и обычно. Его люди будут встречать караван Мулата сразу за поворотом Шунинского ущелья, где кончается граница зоны ответственности блокпоста.
– Он был спокоен?
– Абсолютно.
– Хорошо. Пройдись по рубежам первого и второго отделений, я проверю людей на высоте.
– Как скажешь, командир.
– Я уже сказал.
– А я уже ушел. До встречи, Игорек!
– Давай!
Жаров прошел до узкой траншеи, аппендиксом отходящей от основной оборонительной линии, вышел на тропу, ведущую на рубеж третьего отделения.
Проводив офицера взглядом, Мансуров, выкурив сигарету, зашел в блиндаж командного пункта. Увидев его, Валентина немного смутилась:
– Ты, Оман?
– Я, дорогая, я!
– Чего пришел?
– Не догадываешься?
– Ты о связи с Жаровым?
– Угадала! Что ж ты, стерва, с первой ночи под офицеришку подстелилась?
– Что мне оставалось делать? Отказать ему? И почему я должна была отказывать Жарову? То, что я переспала с тобой в батальоне, ни о чем не говорит. У тебя жена, красавица Роза, дом семья. Мне, извини, тоже хочется жить по-человечески!
Мансур усмехнулся:
– Это с этим пацаном?
– А почему бы и нет?
– Не смеши ее, она и так смешная!
Валентина поднялась:
– Так, Оман, ты чего пришел?
Сержант ожег связистку взглядом своих черных, колючих и безжалостных глаз:
– У нас с тобой двадцать минут, пока Жаров будет по позициям шариться. Этого хватит, чтобы и я получил удовольствие, и ты узнала, что такое настоящий мужчина. Сняла штаны с трусами и в кровать! Быстро!
Губочкина попыталась возмутиться:
– Да как ты смеешь?
Хлесткая пощечина чуть не повалила ее на пол.
Мансур, расстегивая брюки, повторил:
– Я сказал, в позу! Иначе... но до этого лучше не доводи меня.
Не ожидавшая удара и испугавшаяся гнева чеченца, Губочкина повиновалась и уже через мгновение забыла и о пощечине, и об унижении. Мансур умел доставлять женщинам удовольствие. Близость с ним не шла ни в какое сравнение с тем, что она испытывала, ложась под Жарова. Мансур оттянулся на славу. Он не дал продыха связистке все двадцать минут. Наконец, оторвавшись от нее, удовлетворенно спросил:
– Ну, как, Валюша? Тебе было со мной лучше, чем с Игорьком?
Ослабевшая женщина, поднявшись с кровати, произнесла:
– Да, Мансур, лучше! Я впервые удовлетворилась за двое суток! В прошлый раз ты показался мне слабее. Сейчас я получила то, чего не имела давно!
– То-то же, Валюша! Вернемся в часть, и если возникнет желание, обращайся без лишних слов. Помогу! Ведь мужчина просто обязан исполнять желания женщин, даже самые безрассудные и порочные, не так ли?
– Не знаю. Но тебе пора. Жаров может в любую минуту вернуться. А мне срочно нужно в душ.
Сержант рассмеялся:
– Боишься забеременеть? Ничего! Надо будет, я тебе такого врача подгоню, вычистит в лучшем виде!
– Да иди ты ради бога!
– До встречи, крошка!
– Иди, иди!
Мансуров вышел из блиндажа, слыша, как связистка загремела тазом в душевой. Вновь усмехнувшись, пошел к блиндажу второго отделения.
Жаров появился минут через десять после его ухода. Собрался пройти по позициям, но обнаружил, что кончились сигареты. Зашел в блиндаж. И сразу заметил бегающие, виноватые глазки Валентины и красноту, покрывшую ее левую щеку.
– Что с тобой, Валя?
– Ничего. Все нормально.
– А чего щека красная?
– Наверное, оттого, что опиралась ею о ладонь, сидя перед станцией.
– Да? А мне кажется, кто-то дал тебе пощечину.
Губочкина изобразила удивление:
– Думаешь, о чем говоришь?
Старший лейтенант заметил свежий мокрый след у двери, ведущий в душевую кабину:
– А это что?
– А что, я не могу во время дежурства душ принять? Или в туалет выйти? Ты чего домотался до меня, Игореша? И вообще, что за претензии? Тебе не кажется, что ты уже все грани переходишь? Я тебе не жена, чтобы по обязанности ноги раздвигать! И не для этого здесь! Ты понял?
Жаров посчитал за лучшее пойти на попятную, хотя чувствовал, что связистка обманывает его. Кто, пока он бродил по позициям, наведывался к ней и зачем наведывался, догадаться несложно. Точно, Мансур поимел связистку! Мразь черножопая. Но предъявить старлей заместителю и подчиненной ничего не мог. А посему приходилось строить из себя идиота:
– Ладно, ладно, успокойся. Чего ты в крайности кидаешься? Все нормально. Вот только как бы не простудилась. Вода в баке холодная, а ты, насколько знаю, предпочитаешь тепло. Мансуров на связь не выходил?
Валентина, закурив сигарету, ответила:
– Нет! Шарахался по траншее, но куда пошел, не знаю, внутренней связью не пользовался.
Старший лейтенант достал из чехла портативную рацию малого радиуса действия:
– Мансур?
– Да, командир?
– Ты где сейчас?
– Во втором отделении, а что?
– Ничего! Проверь, чтобы обед вовремя подали!
– Это обязательно было напоминать?
– Ты понял, что надо сделать?
– Так точно, товарищ старший лейтенант!
– Исполняй!
Жаров присел на диван, задумался. А правильно ли он поступил, делая вид, что ничего не произошло? Если не начать обрабатывать Губочкину сейчас, то Мансур, урод, вполне может невольно сорвать планы старлея в отношении Родимцевой, уведя от него связистку. Так не приоткрыться ли перед Валентиной прямо сейчас? Что должно заставить ее задуматься. Баба она практичная, поймет, что к чему, с полуслова. А не поймет, то будет мучиться в догадках, находиться в непонятке. Но не допустит ли он ошибки, открывшись связистке? Не повернет ли та против старлея его же оружие? В принципе, не должна. Черт! Или оставить пока как все есть! Но это тоже рискованно. Надо было чеченцу влезть в его дела?! Теперь решай, что предпринять. А то, что предпринимать что-либо необходимо, Жаров чувствовал каким-то особым чувством.
Из задумчивости его вывела связистка:
– Что с тобой, Игорь? Тебе плохо?
В голосе Губочкиной ощущалась фальшь, правда, не без примеси искреннего сочувствия. Странное сочетание, но именно таковой и была в жизни связистка. И старший лейтенант решился. Он поднялся, оперся руками о стол, произнес:
– Послушай, Валя, меня внимательно! Не связывайся с Мансуром, и совсем скоро ты убедишься, что быть со мной тебе намного выгодней, чем с кем-либо другим в гарнизоне. Только я в состоянии дать тебе то, о чем ты сейчас даже мечтать не можешь! Да, тебе придется делать то, что скажу я. И делать беспрекословно. Но... за очень приличное вознаграждение. Это касается не только ублажения моих прихотей в постели, но и других дел, совершенно для тебя безопасных. Поведешь себя правильно – через непродолжительное время станешь женщиной свободной, независимой и обеспеченной настолько, чтобы начать новую жизнь. Откажешься, так и останешься гарнизонной шлюхой, у которой одна перспектива: ходить по рукам, пока будешь представлять интерес как женщина. Но с годами интерес к тебе пропадет. А вместе с ним пропадешь и ты. В твоем нынешнем положении тешить себя надеждой подцепить какого-нибудь лоха-прапора или лейтенанта, заставив жить с тобой в законном браке, бессмысленно. И ты это прекрасно знаешь. Но у тебя еще не все потеряно. И помочь тебе могу только я! Естественно, заставлять тебя я не буду, принять решение ты должна сама, и добровольно. А я докажу, что могу держать слово. Так что, дорогая, решай. Либо со мной до поры до времени, либо... Но о втором варианте я уже сказал, повторяться не буду!
Конец ознакомительного фрагмента :(