– А что происходит? – спросила Вероника Безработная, удивленно хлопая глазами.
– Действительно, что это у нас за представление такое разыгрывается? – громко спросил Жора Денисенко.
– Пустите же меня! – истерично вскричала Сергеева и набросилась на меня с кулаками: – Ты, это все ты!
Она посмотрела на меня так, будто я был самой мерзкой тварью, когда-либо обитавшей на земле. Острый и пронзительный взор Сыча был просто детским ласкающим взглядом по сравнению с тем, как сейчас смотрела на меня Сергеева. Еще немного, и я бы воспламенился.
– Отпустите, отпустите меня сейчас же! – завизжала женщина так, что у меня заложило уши. Да, наверное, не только у меня одного.
– Да что случилось-то? – громко произнесла Круглова, посматривая то на Сыча, то на меня и Сергееву.
– Соус, – наконец, выдавила Наталья Михайловна и обмякла.
– Что – соус? – быстро спросил я.
– Мне кажется, он отравлен, – сказала она тихо, но все ее услышали.
– Кажется? – изобразил я на лице удивление. – Может, у вас просто небольшой спазм? И сейчас это пройдет? Не хотите ли присесть? – участливо спросил я и повел Сергееву обратно к столу. Наталья Михайловна уже не сопротивлялась…
– Ладно, все, – выдохнула она, когда я усадил ее на прежнее место. – Соус отравлен, и нам всем надо в больницу.
– Откуда вы знаете, что соус отравлен? – поинтересовался я, косясь краем глаза на Степу.
Сергеева молчала.
– Говорите, а потом мы все вместе поедем в больницу, – добавил я.
– А что, белый соус действительно отравлен? – спросила профсоюзный босс Подкрылкина, отодвигая от себя тарелку.
– Да, отравлен, – отрывисто произнесла Сергеева.
– Откуда вы это знаете? – снова спросил я.
– Потому что соус отравила я, – не сразу произнесла Наталья Михайловна.
Несколько человек вскочили из-за стола с явным намерением броситься в туалет промывать желудок, но Сыч вдруг гаркнул на весь зал:
– Сидеть! – А потом, повернувшись в мою сторону, мягко и уважительно произнес: – Продолжайте, Аристарх Африканыч.
Я кивнул и быстро спросил:
– Зачем вы убили Голубева?
– Он лишил меня лицензии на алкоголь, когда я восемь месяцев назад пыталась открыть свой ресторан, – безвольно ответила Сергеева.
– Каким образом он это сделал? – спросил я.
– Через своего брата, который дал такое указание кому-то из мэрии.
– Откуда вы это знаете?
– Это мне сказал Трофим, – произнесла Наталья Михайловна.
– Максимов?
– Да, – сказала Сергеева. – Это Максимов попросил Голубева, чтобы он похлопотал о том, чтобы мне не дали лицензию.
– Зачем? – задал я новый вопрос.
– Чтобы удержать меня возле себя, – выдохнула Сергеева. – Он сам мне об этом сказал за день до… смерти, – добавила Наталья Михайловна. – Когда был пьян и со слезами просил у меня прощения и за невыданную лицензию, и за то, что не дал мне открыть собственный ресторан.
– Но вы его не простили? – поинтересовался я.
– Нет. Он, глупец, думал, что попросит прощения, и мы снова сделаемся друзьями, как будто ничего и не было. Ну уж не-ет, – протянула Наталья Михайловна, и губы ее как-то механически скривилась в злой улыбке. – Это было бы просто смешно и глупо уже с моей стороны. Я не могла его простить. К тому же, это было уже не первый раз, когда он пытался удержать меня в своем ресторане, обещая отпустить и уговаривая подождать сначала «годик», потом полгода, а затем уже лишь пару-тройку месяцев. Но он не сдерживал своих обещаний. Последние два года он сильно пил, и все блюда готовила за него я. По сути, «Трактир на Мясницкой» процветал за счет меня и держался всецело на мне. Конечно, Трофиму не было никакого резона отпускать меня, поскольку через короткий срок он бы вылетел из шеф-поваров ресторана, как пробка из бутылки. Ведь без меня Максимов был никто. – Наталья Михайловна вскинула голову. – Его все называли гением кулинарии. – Она презрительно посмотрела на Сыча: – Все, кто знал его и кто лишь слышал о нем… А гением была я. А он без меня был уже никто, – повторила Сергеева.
– И вы решили ему отомстить, – предположил я.
– Да, – коротко ответила женщина.
– Вы встретились с ним, объявили ему, что прощаете его, и подсыпали ему рицин, который изготовили накануне. Так? – спросил я.
– Так, – последовал ответ.
– Вот сука, – громко произнесла Вероника Безработная, и никто не посмотрел в ее сторону осуждающе.
– Значит, вы убили Максимова за то, что он всеми способами удерживал вас возле себя и пользовался плодами вашего труда, а Голубева за то, что он помог Максимову лишить вас лицензии на алкоголь и тем самым лишил вас возможности открыть свой ресторан, так? – строго спросил я убийцу.
– Так, – ответила Сергеева. – А теперь мне надо в больницу.
Она предприняла попытку встать, но я удержал ее.
– Еще один вопрос, и мы поедем, – пообещал я. – Скажите, ведь это вы подставили Дрего Мора? Вы вызвали из Рузы своего дядьку-домушника, упросили его вскрыть квартиру Мора и подложить в его письменный стол семена клещевины и белковую вытяжку, из чего и получают яд рицин? А потом, когда он все сделал, вы его отравили тем же рицином? Я правильно излагаю? – я выжидающе посмотрел на Сергееву.
– Правильно, – ответила она. – Теперь все?
– Теперь все, – сказал я и взглянул на Степу. Тот в ответ поднял большой палец.
– Давайте поедем быстрее в больницу! – голос Натальи Михайловны был полон безысходности и отчаяния. – Иначе мы все умрем!
– В больницу? – переспросил я. – В это пристанище заразных микробов? Да упаси боже…
– Так мы что, все отравлены? – слишком спокойно для имеющейся ситуации спросила Круглова.
– Нет, что вы, – объявил я, снова пригладив рукой волосы, что было знаком для выхода из засады Володи Коробова с опером. – Баночка, признаюсь, та же самая, где был отравленный гражданкой Сергеевой соус. А вот сам соус, конечно, вполне удобоварим, поскольку приготовлен лично Николаем Александровичем Сычом. И классно, надо сказать, приготовлен…
– Уф-ф, – с огромным облегчением выдохнула Круглова. – Как вы нас всех напугали.
– Да уж, – поддакнул шеф-повар Сундуков, вытирая салфеткой потный лоб.
Сергеева взвилась, и невесть откуда взявшаяся вилка в ее руке непременно воткнулась бы мне в глаз, не подоспей вовремя Коробов: он перехватил ее руку буквально в последний момент.
– Теперь ты опять мой должник, – заметил мне Володя, уводя Сергееву с собой.
Кстати, а где вы видели одноглазого телерепортера? Могу заявить вам, что нигде. И выколи мне Сергеева вилкой глаз (чур меня, чур), пришлось бы мне брать с антресолей покрытую пылью гитару, восстанавливать навыки игры на ней, а потом, спустившись в один из подземных переходов, ведущих к станции метро, играть и петь про несчастную любовь или батяню-комбата, надеясь на подаяния сердобольных граждан. Чем так, лучше уж быть Володькиным должником до скончания века…
На допрос с Сергеевой я допущен не был. Да и зачем? Ведь все было предельно ясно, а кроме того, Степа заснял все признания на камеру, так что окончание программы «Кому достанется “Добрыня”» состоится, и не просто состоится, а будет ударным и врежется в память зрителей надолго. Ну и, конечно, сработает на рейтинг нашей телекомпании «Авокадо», что всегда так беспокоит шефа.
Словом, все закончилось. Гости Николая Александровича разошлись. Я простился с Сычом, крепко пожавшим мне руку и объявившим, что он всегда будет рад видеть меня в своем ресторане, где я могу обедать бесплатно хоть каждый день. Данное заявление президента Российской гильдии шеф-поваров мне пришлось по нраву, и я заверил Николая Александровича, что не премину пользоваться его приглашением, хотя и не каждый день.
А потом мы со Степой поехали на базу. Степа молчал, видимо, переваривая увиденные и заснятые события, а я думал о Наталье Михайловне Сергеевой.
Она, наверное, и правда была гением в кулинарном деле, раз за нее так держался Максимов, сам ходивший в гениях. Кстати, кто сказал, что «гений и злодейство – две вещи несовместные»? Ах, да, это же сказал Александр Сергеевич Пушкин в «Моцарте и Сальери»… Не мне, конечно, перечить вам, Александр Сергеевич. Но тут я вынужден с вами не согласиться. Увы, гений и злодейство бывают совместны. И еще как бывают…