Степан Иванович уже хотел было выразить свое согласие, но его насторожил правый уголок рта собеседника. Морщинка у самых губ была чуть длиннее и глубже, отчего лицо его на какой-то момент сделалось асимметричным, едва ли не до безобразия исказившись. Так может выглядеть только фальшь.
Куприянов внутренне передернулся — надо же, чуть было не попался! Это предложение прозвучало для того, чтобы еще крепче усыпить его бдительность.
Степан Иванович сделал вид, что все же заинтересовался.
— Хорошо… Ты, похоже, сильно изменился… У меня тоже на этот счет имеются некоторые соображения. Я знаю, что алмазы переправляли союзникам по морю. Через Мурманск, а оттуда в Англию и в Америку. Так почему бы нам не проделать такой же путь?
— Придется серьезно делиться, — заметил Коробов. — Это новый круг людей. И немалый.
— Денег будет столько, что их хватит на всю команду!
Коробов отрицательно покачал головой:
— На всю команду не нужно. Достаточно, например, заплатить капитану, а уж он найдет место, куда можно спрятать мешок с алмазами. Среди десятков тысяч тонн железа он будет совершенно незаметен.
Куприянов кивнул:
— Согласен.
Коробов довольно улыбнулся.
— А ты, оказывается, ничего, с тобой можно поговорить по-свойски. Вижу, что ты изменился.
— Да и ты уже не тот. Не знаю, может, уже мы с тобой стары для таких дел…
Коробов промолчал.
Дорога значительно сузилась. Несколько лет назад здесь разъезжали машины, отчетливо выделялась колея, уже заросшая по центру. В некоторых местах она была разбита до глубоких колдобин, в которых цвела застоявшаяся вода, и приходилось далеко обходить эти места, чтобы не погрязнуть в болотине.
И все-таки в одном месте Степан Иванович сплоховал. Наступил на краешек колеи, а он возьми да и провались! Ботинок так и увяз по самую щиколотку в грязи.
— Тьфу ты, дьявол!
— Черта вспоминаешь, а это не к добру, — закачал головой Григорий. — А в том, что я изменился, нет ничего удивительного. Тут целые страны видоизменяются, не то что люди, — недовольно буркнул Коробов. — Вот посмотри, что от прежнего величия нашей страны осталось, один только пшик! Кто мы сегодня? Разваливающаяся страна, имеющая на своем вооружении ядерную боеголовку. Вот и все… А потом, от таких денег у кого угодно голова кругом пойдет. Далековато ты меня ведешь, — подозрительно заозирался Коробов. — Так где ты алмазы сховал?
— Не волнуйся, уже пришли, — успокоил его Куприянов. — Вон, посмотри на полянку, — кивнул он в просвет между деревьями, за которыми торчала трансформаторная будка, а рядом висел небольшой щит: «Осторожно, высокое напряжение!»
Возможно, что щит этот был прибит здесь каким-нибудь шутником. Но рисунок с черепом и скрещенными костями заставлял обходить эту территорию стороной. Невольно закрадывалась мысль о том, что предупреждение висит здесь далеко не случайно.
Куприянов уверенно подошел к трансформаторной будке и объявил:
— Алмазы здесь.
Коробов довольно заулыбался:
— Хитро придумано, узнаю бывшего разведчика. Никто и не подлезет. Наверное, сам и будку приволок.
— Она здесь и была. Недалеко отсюда прииск заброшенный. Сюда даже кабель протянули. А когда карьер выработали, то линию свернули, но будку оставили. Вот она и пригодилась!
Будка была старая, проржавленная, у самого основания вообще разъеденная до дыр. Дверца хлипенькая, но вот замок навесной, с крепкой серьгой. Такой просто так не сковырнуть.
Степан Иванович осмотрелся, помедлил, потом сунул руку в карман, достал ключ и уверенно вставил его в скважину. Действовал он по-хозяйски, очень привычно, как если бы отмыкал входную дверь собственной квартиры.
Дверь открылась. Петли даже не скрипнули, что свидетельствовало о заботливом уходе за ними. В нос ударила застоявшаяся сырость. Густые кроны деревьев скрадывали свет, поэтому внутри будка выглядела несколько уныло. Подслеповато прищурившись, Коробов удивленно спросил:
— Где же тут твои сокровища?
Куприянов держался немного в стороне, что было далеко не лишней предусмотрительностью.
— Посмотри в тот угол, — кивнул Куприянов на обыкновенный мешок, стоящий в углу трансформаторной будки.
Коробов удивленно посмотрел на Куприянова.
— Ты меня разыграть решил, Степан? Так у тебя это получилось.
На лице Куприянова появилась довольная улыбка.
— Вот ты и попался! Мешок только сверху до половины заполнен песком. А вот на самом дне камушки.
— Значит, ты их переложил?
— Переложил, — охотно согласился Куприянов. — Не таскаться же мне все время с этим контейнером под мышкой.
Приоткрыв дверь пошире, Коробов вошел в трансформаторную будку. Ступил он туда осторожно, как на заминированное поле. Ничего не произошло, будка не перевернулась, земля под ногами не разверзлась. Все обыкновенно.
— Рисковый ты мужик, Степан. А не боишься, что твои камушки сопрут?
— Ответь мне, Григорий, кому придет в голову искать их под слоем песка?
— Пожалуй, никому, — честно признался Коробов.
— На то и рассчитано. Мне бы тоже не пришло. А потом этого песка за будкой целая куча навалена. Так что ни у кого даже подозрения не возникнет. Ну, чего ты стоишь? — упрекнул Куприянов. — Развязывай горловину.
Коробов вытащил из кармана нож, сухо щелкнуло выброшенное широкое лезвие. Он равнодушно перевел взгляд на Куприянова. Степан Иванович сделал вид, что ничего не произошло. И вдруг понял, что для создания видимой беспечности ему пришлось мобилизовать немалые внутренние ресурсы. Даже испарина на лбу выступила. Но, кажется, этого Коробов, к счастью, не заметил.
Срезав веревку с горловины мешка, он зашвырнул ее в угол.
— Знаешь, а я ведь ожидал, что рано или поздно кто-нибудь да объявится, — вздохнул Куприянов.
Разгребать песок следовало двумя руками, нож пришлось отложить в сторону. Коробов набрал в ладони песку и швырнул на землю. Выглядел он возбужденным.
— Я не удивлен, ты же человек бывалый и обязан был просчитать все варианты.
На землю с мягким шорохом плюхнулась еще одна большая пригоршня песка. Еще, еще…
— Ах, вот они! — Голос Коробова был заметно возбужден. Его пальцы натолкнулись на плотную холщовую ткань. Потянув, Григорий вытащил из песка небольшой плотный мешок.
— Вот только не знал, кто это будет.
Сургучные печати на холщовых мешках приковали внимание Коробова. Повисла продолжительная пауза.
Не удержавшись, он даже провел пальцами по грубой ткани и одобрительно крякнул.
— Не разочаровался, когда увидел меня?
Коробов в нетерпении потянул за завязку. Мешочек развязался на удивление быстро.
— Как тебе сказать… Я думал, что тебя и на свете-то давно нет.
— Не пришло еще время меня хоронить. Еще поживем!
— Я даже приготовился к встрече, — сказал Куприянов слегка осипшим голосом. Но, кажется, Коробов этого не заметил. — Но почему-то мне казалось, что это должно было произойти значительно раньше.
— А разве это что-нибудь меняет?
Наклонив холщовый мешочек, он ссыпал его содержимое на ладонь.
— Это еще что за хренотень?! — поднял Григорий Петрович на Куприянова рассерженный взгляд.
— Это гравий.
— Где алмазы?!
— А теперь скажи, Гриша, когда именно ты хотел меня грохнуть? Сразу после того, как получишь алмазы, или все-таки решил немного повременить? — Рука Куприянова быстро скользнула куда-то в темноту вдоль ржавой стенки будки.
Просыпанный гравий смешался с песком. Небольшие черные камешки выглядели на желтом фоне крохотными злющими глазками. Вот только к алмазам они не имели никакого отношения.
— Брось, Степан. Давай поговорим.
— А ствол за поясом ты для душевной беседы приберег? — сдержанно укорил его Куприянов. — Я ведь его сразу увидел. Но и у меня тоже кое-что есть.
Коробов так и не понял, откуда в руке Куприянова появился пистолет. Скорее всего он лежал здесь же, в будке, и опытный противник воспользовался его увлечением алмазами, которые вот-вот окажутся в руках, и сумел незаметно взять оружие. Теперь надо было заговорить его, тоже отвлечь внимание.
— Послушай, не о том ты сейчас говоришь, — почти взмолился Коробов. — Нам нужно много обсудить.
— А ты молодец, хорошо держишься, — сдержанно похвалил Степан Иванович. — Честно говоря, я еще сам не знаю, как бы себя повел, когда бы мне в лицо ствол наставили. Чувствуется боевая закалка.
Куприянову не однажды приходилось целиться в человека. При этом он испытывал всегда самые разные чувства — от лютой ненависти до брезгливости. Чего не обнаруживалось никогда, так это равнодушия. Степан всегда знал, что придется преодолевать некоторый внутренний психологический барьер, стрелять не в бессловесную тварь, а в человека. В этот раз ощущение было сложнее. Скорее всего он испытывал усталость. Впечатление было таким, будто он долго шел по бесконечной дороге, не зная, когда она приведет его к цели. И вот сейчас, когда отдых уже не за горами, на него вдруг навалилась смертельная усталость. Следовало сделать последний шаг, а вот сил для него более не оставалось.