Ознакомительный фрагмент
— Я тебе скажу! Ночь, у всех нервы на пределе, парашютист после приземления вообще еще не понял, на каком он свете. Какая к лешему естественность! И потом, Дорин, в хорошем театре маленьких ролей не бывает. Про систему Станиславского слышал? Даже если артист только говорит «кушать подано», он должен про свой персонаж всё в доскональности знать: биографию, черты характера, пристрастия. Вот этим мы с тобой сейчас и займемся. Как говорил товарищ Станиславский: «Верю — не верю». Надо, чтоб ты себя вел убедительно, иначе зритель тебе не поверит. А зритель будет особенный. Если сыграешь плохо, он не в буфет уйдет, пиво пить, а начнет садить с двух стволов, прямо в брюхо.
Октябрьский ткнул Егора твердым пальцем в живот и засмеялся.
Глава четвертая
Операция «Подлёдный лов»
В Москве было тепло, и по мостовым бежали ручьи, а прибыли в Шатуру — будто уехали не на 120 километров, а на две недели назад, когда весной еще и не пахло. На улицах городка еще кое-где серели сугробы, а окрестные поля и вовсе были белыми.
Пока что обосновались в горотделе госбезопасности, который занимал две комнаты в местном отделении милиции. Место было удобное — окна выходили аккурат на станцию, куда должен был прибыть гауптман Решке.
Октябрьский, развалясь в кресле, болтал ногой в белой бурке, курил папиросы, по телефону разговаривал благодушно и, пожалуй, даже лениво. Никакого напряжения в старшем майоре не ощущалось, зато Егор сидел как на иголках и поминутно наливал себе воды из графина.
Пока ехали в радиофицированной машине (Егор про такие слышал, но своими глазами видел впервые), начальника спецгруппы все время вызывала Эн-Эн, служба наружного наблюдения, докладывала.
В 18.50 Решке вышел из посольства; петляет, пытается уйти от слежки; дали ему оторваться от двух обычных «хвостов», но сегодня его ведут еще восемь дополнительных.
В 19.15 гауптман встретился на Казанском вокзале с двумя мужчинами, оба одеты в брезентовые плащи с капюшонами, меховые сапоги, за плечами по большому рюкзаку, в руках рыболовные снасти. Один опознан сразу — Леонгард Штальберг, сотрудник представительства «Фарбен-Индустри». Проходит по разработкам как агент германских спецслужб. Второго устанавливают. Штальберг достал из рюкзака еще один плащ, отдал Решке.
Сели на Шатурский поезд. В 19.20 отбыли. В электричке решено наблюдение не вести — в вагоне мало народу. Но с каждой станции старшему майору радировали, а потом, когда Октябрьский обосновался в горотделе, звонили по телефону — автомобильная радиосвязь за пределами Москвы все-таки работала неважно, с перебоями.
В 20.20 из картотеки Третьего отдела сообщили, что третий «рыболов» установлен. Это некий Гуго фон Лауниц, инженер из московской конторы «Люфтганзы».
— Любопытно, — сказал на это Октябрьский. — Такой по нашему ведомству не проходил. Значит, до сих пор считался чистеньким.
В комнате неотлучно находился начальник горотдела лейтенант Головастый. Фамилия звучала, как прозвище — не потому что лейтенант выглядел большим умником, а потому что голова у него и в самом деле была здоровенная, с оттопыренными красными ушами. Шатурец нервничал — боялся ударить лицом в грязь перед высоким столичным начальством.
— Святое озеро, оно большое, площадь 312 гектаров, береговая линия около 9500 метров, — сыпал он цифрами, демонстрируя профкомпетентность. — С двух сторон к воде подходит лесной массив. Опять же торфяные болота. Они, правда, еще не оттаяли… Я вот тут на карте, товарищ начальник, места пометил, куда удобней выброс производить.
— Отстань, Головастиков, — отмахнулся старший майор, который всё время перевирал фамилию лейтенанта. — Они нас сами отведут, куда надо. Сходи лучше, проверь, как там группа захвата.
Егор группы не видел, знал только, что прибыла она около девяти и скрытно расположилась в каком-то пакгаузе. К Октябрьскому с докладом явился командир — подтянутый парень с подкрученными усиками, по званию младший лейтенант госбезопасности, фамилию Егор не разобрал и про себя окрестил командира Поручиком.
Октябрьский спросил только:
— Сапера не забыли? Ну-ну. Ступайте. Действовать согласно инструкции.
Зачем ему, интересно, сапер?
С вопросами Егор не лез. Только смотрел и слушал. Экипировали его на Лубянке так: ватник, резиновые сапоги поверх шерстяных носков, ушанка. Всё впору, движений не стесняет. Еще дали тонкую, но исключительно теплую фуфайку.
— Надевай-надевай, — велел Октябрьский. — Неизвестно, сколько будем в снегу топтаться, а ночной прогноз на Шатуру минус два.
Сам начальник был одет элегантно: дубленая куртка со шнурами, щегольские бурки, меховое кепи с козырьком. Прямо иностранец.
В 22.28 позвонили с соседней станции «Щатурторф»: встречайте гостей, через три минуты будут у вас.
Егор глотнул воды — в последний раз. Вскочил, стал застегиваться.
— Едет, едет, едет к ней, едет к любушке своей, — пропел Октябрьский приятным баритоном. Настроение у него улучшалось с каждой минутой.
— Вот она, настоящая жизнь, — потянулся он. — Ну-ка, Дорин, погаси свет и отодвинь шторы. Будем кино смотреть. Немое.
Дорин уже знал, что все, сходящие с поезда, проходят через площадь, мимо окон отделения. Головастый распорядился отремонтировать один уличный фонарь, в остальных поставить лампы поярче, так что освещение было подходящее, маленькая площадь просматривалась, как на ладони. На случай, если немцы вздумают спрыгнуть с перрона и идти через пути, на той стороне дежурили сотрудники — дадут знать.
Раздался шум приближающегося поезда.
— Товарищ старший майор, может, все-таки выдадите оружие? — спросил Егор.
— Твое оружие — аперкот, да и то исключительно по команде… Ага, вот они, голубчики. Прибыли.
Через площадь, в негустой толпе, шли трое мужчин в широких плащах, у двоих на плечах удочки и сачки, у третьего коловорот для подледного лова. Егор так и прилип к стеклу, стараясь разглядеть шпионов получше.
— «Три фашиста, три веселых друга, экипаж машины боевой», — промурлыкал старший майор. — Долговязый — Решке. Очкастый — Штальберг. Методом исключения устанавливаем, что носатый — это фон Лауниц. Хорошее у него лицо. Слабое. Вот с ним и поработаем.
Последнее было сказано вполголоса, про себя. Стук в дверь. Вернулся Головастый.
— Всё нормально, товарищ начальник. У группы готовность номер один, цепочка оповещена по всему периметру. Как говорится, но пасаран.
— Что ж, веди нас, доблестный идальго, — сказал ему Октябрьский, надевая кепи. — Ночной зефир струит эфир, шумит, поет Гвадалквивир.
Егор впервые участвовал в настоящей оперативной слежке, и была она странная, совсем не такая, как учили в ШОНе.
Они со старшим майором просто шли сначала по улице, потом через поле по утоптанной снежной дорожке. Не маскировались, не прятались, визуального контакта с объектом не имели.
Вел немцев кто-то другой, кого Дорин и не видел. — лишь точечные световые сигналы из темноты. По этим коротким вспышкам они трое (Егор, Октябрьский, Головастый) и двигались, а сзади бесшумно скользили тени в грязно-серых маскхалатах, группа Поручика.
После полей начался лес, довольно густой. Километров пять прошли, не меньше. Над головой светилась полоса неба — там плавала луна, помигивали звезды. Поднялся ветер, холодный.
— Понял я, товарищ начальник. Это они на просеку метят, — сказал Головастый. — Ее под линию электропередач прорубили. Удобное место для сброса, я его сразу на карте пометил, честное слово. Просека широкая, метров семьдесят. По краям ельник, развести костры — не видно. А главное, прямо в озеро упирается. Лед еще крепкий, в принципе может и самолет выдержать, если небольшой.
— Ага, так он тебе и сядет, держи карман шире. — Октябрьский задрал голову. — Не повезло гауптману. Ночь лунная. Зато летчик будет доволен. И парашютисту легче, если конечно груз — это человек.
Огонек впереди мигнул два раза, потом еще два.
— Остановились. Ну-ка, теперь осторожно.
Старший майор отшвырнул папиросу, пригнулся и двинулся вперед мягко, плавно, так что и снег не хрустел.
Егор с лейтенантом последовали примеру начальника, сзади бесшумными прыжками догнал Поручик.
Лес впереди посветлел. За елями открылось голое пространство, справа расширявшееся и сливавшееся с белесым небом — очевидно, там было озеро.
На снегу отчетливо выделялись три фигуры. Доносился звук тихих голосов, вспыхнула спичка, звякнула крышка термоса.
— Что это они хворост не раскладывают? — прошептал Головастый. — А костры?
— Ложись, — приказал Октябрьский. — Представьте себе, что мы в Гагре, на пляже. Дорин, справа от меня. Головачов, слева. Подъяблонский, ты сзади.
Вот как, оказывается, звали Поручика.
Конец ознакомительного фрагмента :(