– Выпейте чаю, – предложил ей милиционер по имени Георгий, ставя перед Любой чашку с дымящимся напитком и коробку с сахаром.
– Спасибо, – благодарно пробормотала она, отпивая горячий чай. – Можно я еще позвоню?
– Конечно, звоните, – улыбнулся Георгий. – Вам же нужно отсюда уезжать так или иначе. Сидите спокойно и дозванивайтесь, не обращайте на меня внимания.
Люба набрала телефон Леонтьевых. Геннадий Леонтьев был одним из заместителей Стрельникова и его близким другом. Он должен знать, где разыскать Володю. Но и тут ее ждала неудача. Кроме длинных гудков, Люба не услышала ничего приятного. Оставался Слава Томчак, тоже заместитель и друг. Последняя надежда. Если и до него не удастся дозвониться, то тогда вообще непонятно, что делать дальше.
– Алло! – послышался в трубке знакомый голос Ларисы Томчак, Славиной жены.
– Лара, это я, Люба, – сдавленным голосом произнесла она.
– Люба… – недоуменно повторила Лариса и вдруг спохватилась. – Господи, Любочка, ты вернулась! Когда? Где ты?
– Я в Шереметьеве, в отделении милиции.
– Почему в милиции? С тобой что-то случилось? – обеспокоенно спросила Томчак.
– Нет, просто у меня нет денег на телефон, и мне разрешили отсюда позвонить. Где Стрельников?
В трубке повисло тяжелое молчание.
– Он… Он в отъезде. Он должен был тебя встречать?
– Да, наверное. Во всяком случае, я просила его об этом.
– Любаша, никуда не уезжай, я сейчас за тобой приеду. Жди меня через сорок минут под табло прилета. Поняла?
– Значит, Володя меня не встретит? – зачем-то безнадежно переспросила Люба, прекрасно понимая, что, конечно, не встретит, раз он в отъезде. Наверное, он и сообщение ее не получил, его, вероятно, уже не было в Москве, когда она звонила в последний раз.
– Я тебя встречу. Все, Любочка, я выезжаю. Через сорок минут под табло.
Люба допила чай и вежливо поблагодарила добросердечного милиционера за гостеприимство.
– Дозвонились наконец? – улыбнулся Георгий.
– Да, спасибо.
– Можно вопрос?
– Пожалуйста.
– У вас есть родители?
– Конечно.
– Они здесь, в Москве?
– Да.
– А почему вы им не позвонили? Обычно в таких случаях звонят в первую очередь домой.
Почему… Потому что. Разве может она показаться на глаза маме с папой в таком виде? Она уезжала из Москвы по приглашению турецкой фирмы, специализирующейся на строительстве отелей. Предполагалось, что они с Милой, закончившие колледж гостиничного и ресторанного хозяйства и имеющие сертификаты гостиничных менеджеров, будут стажироваться в Турции, в одном из крупных курортных отелей, набираться опыта. С турецкими строителями они познакомились в Москве, и те пообещали им хорошую работу в одном из крупных курортных городов Турции – Бодруме, Измире, Кемере или Анталье. Ссылались на наличие множества друзей и связей. Это звучало очень убедительно, ведь они строили эти самые отели для отдыхающих со всего мира. И вели они себя прилично, лапы не протягивали и ни на что не намекали. Просто дружеское отношение и желание помочь в приобретении опыта работы в отелях международного класса.
– Денег с собой не берите, – предупреждали строители, – они вам не понадобятся. Только на первые два-три дня, пока мы будем решать организационные вопросы. Потом приступите к работе и сразу получите аванс. Оклад отель-менеджера – около двух тысяч долларов, так что если вы проработаете сезон, то вам на все хватит. И покушать, и золотом обвешаться, и в кожу и меха закутаться, еще и домой привезете.
Перспектива была заманчивой, и девушки купили билеты на самолет до Антальи, куда прилетели в апреле, как раз к началу курортного сезона, имея при себе по пятьдесят долларов. После покупки билета и шмоток, необходимых для жизни и работы в сорокаградусную жару, денег у них осталось совсем мало. Можно было, конечно, подзанять у того же Стрельникова, но зачем влезать в долги, если строители сказали, что деньги не нужны. Кто же знал, что все так обернется?
За эти месяцы Люба несколько раз звонила домой, родителям, и веселым голосом рассказывала им, что у нее все хорошо, просто отлично, прекрасная работа и все идет как надо. Она просто не могла признаться им, в каком аду живет. Тем более что осторожная мама неоднократно пыталась отговорить ее от поездки, а более прямолинейный отец высказывался жестко и совершенно недвусмысленно. «Бесплатным бывает только сыр в мышеловке. Что это еще за благодетели такие? Ты уверена, что им можно доверять?» Люба была уверена, что можно. И признаться родителям теперь, что они оказались правы, у нее язык не поворачивался. Да и вообще, узнай они, как обстоят дела на самом деле, они бы с ума сошли от ужаса. Люба должна вернуться домой с чемоданом подарков и покупок и хоть какими-то деньгами в кармане. А не так, как сейчас: без копейки и с той же самой сумкой, с которой улетала полгода назад и в которой не лежит ни одной новой вещи. И ни одного подарка, кроме двух крошечных, оправленных в серебро синих талисманов от сглаза, которым цена полушка в базарный день и которые ей подарили хозяева сувенирных магазинов просто за красивые глаза, еще в те первые дни, когда они с Милой только-только приехали, бегали по городу с горящими от возбуждения глазами и таращились на яркие витрины магазинов. Их принимали за отдыхающих и дарили талисманы в надежде, что они вернутся в эти магазины за подарками для родных и друзей. Они не вернулись.
Люба вышла в зал прилета и принялась бесцельно бродить, то и дело поглядывая на часы в ожидании Ларисы. Каждые пять минут громкоговоритель возвещал о прибытии рейсов, и толпы встречающих кидались к стойкам таможенного контроля. Им навстречу выходили улыбающиеся пассажиры, кто-то кому-то махал рукой, кто-то поднимал над головой плакат с фамилией прилетевшего или с названием своей фирмы. Всех встречали. Всех ждали. Только не ее, Любу Сергиенко. Слезы снова потекли из глаз, и она поплелась в сторону туалетов, чтобы умыться. Нагнувшись над раковиной и набрав в ладони холодной воды, она вдруг не удержалась и расплакалась громко, горько, навзрыд. В первый раз за все полгода она не справилась с собой и зарыдала. Ей в одну секунду припомнилось все: отчаяние, унижение, голод, неудобная постель в душной комнате без кондиционера, постоянное безденежье, стыд. Ей вспомнилось, как она сидела в аэропорту Антальи. Рейс дважды откладывали, сначала на шесть часов, потом еще на тринадцать. Деваться было некуда, все пассажиры уже прошли паспортный контроль и выйти в город не имели права. Все места в бистро и баре были заняты отъезжающими с отложенных рейсов, люди сидели на полу, пристроиться было негде. И ужасно хотелось есть. А денег не было. Но Любе тогда казалось, что все это ерунда, потому что в Москве ее ждет Стрельников. Кончился кошмар, кончилась унизительная работа, она наконец летит домой. Ради этого можно и потерпеть. Сидя на корточках в уголке в душном переполненном аэропорту, она закрывала глаза и представляла себе Володино лицо, его улыбку, его распахнутые и протянутые ей навстречу руки. Он ждет ее, он скучает без нее…
Но оказалось, что ее никто не ждет.
* * *Лариса Томчак вела машину легко и уверенно. Всю дорогу она молчала, но Люба почти не обращала на это внимания, ей и самой не хотелось разговаривать. Ей хотелось только одного: заснуть, проснуться и обнаружить, что последние полгода ей просто приснились. Она никуда не уезжала, ничего этого не было, за окном тихое прохладное московское утро, будильник показывает четверть восьмого, рядом с ней крепко спит Володя Стрельников, и сейчас она встанет, чтобы приготовить ему завтрак.
Дома Лариса первым делом отправила Любу в душ и занялась приготовлением обеда.
– А где Слава? – спросила Люба. – Неужели на работе? Сегодня же воскресенье. Опять Стрельников его вместо себя оставил вкалывать?
Лариса бросила на нее какой-то странный взгляд.
– Иди мойся. Потом поговорим.
Несмотря на голод, Любе кусок в горло не шел. Ей вдруг стало казаться, что она непременно подавится и умрет. С ней такое случалось, хотя и нечасто. Еще в раннем детстве страх перед едой возникал у нее при нервных перегрузках – перед контрольными, которых она ужасно боялась, перед экзаменами, потом, в юности, – во время ссор с юношами или на почве любовных переживаний. Обыкновенный невроз.
Она решительно отставила тарелку и залпом выпила стакан минеральной воды.
– Почему ты не ешь? Невкусно?
– Вкусно. Спасибо, Лара, я уже сыта. Теперь объясни мне наконец, что все это значит? Что происходит?
– Любаша, мне придется сказать тебе неприятные вещи. Соберись с духом, пожалуйста.
– Мне не с чем собираться, – усмехнулась Люба, – вся сила духа оказалась растраченной под знойным солнцем турецкого рая. Не надо меня щадить. Все плохое, что могло случиться со мной, уже случилось. Так где мой Стрельников? Куда подевался?