Александра Маринина - Седьмая жертва. Страница 2

– Тогда я остаюсь.

– Договорились, я выезжаю.

Настя положила трубку и посмотрела на часы.

– Ируськин, у меня есть сорок минут. Я могу рассчитывать на чашку кофе с остатками пирога?

Оказывается, жить с чувством вины хоть и неприятно, но вполне можно. В конце концов, разве он виноват в том, что случилось? Ремонт в квартире Насти давно пора было делать, и единственное, в чем он может себя упрекнуть, так это в том, что раньше не проявил должной настойчивости. Тогда все было бы уже сделано. Уговорить жену зажмуриться и перетерпеть пару месяцев ему удалось только этим летом. Нашли мастеров, закупили часть необходимых материалов, работа закипела… А потом «ахнуло» 17 августа. И уже через неделю стало понятно, что отложенных на ремонт денег хватит разве что на окончание работ в кухне. Самое обидное, что деньги у Чистякова были, он как честный налогоплательщик открыл счет в Инкомбанке, куда ему и переводили гонорары за издаваемые за рубежом учебники и монографии. Ну а толку-то?

Счета заморожены, с них ни доллара, ни цента, ни даже рубля не снять.

И тут, словно на счастье, подвернулось приглашение в Германию на три недели читать лекции. Заплатить пообещали наличными, и после краткого семейного обсуждения было решено случай не упускать. Государственной зарплаты женымилиционера и мужа-ученого может не хватить даже на безремонтную жизнь, ибо к началу сентября потерявшие чувство реальности цены окончательно зарвались, совсем забыв о том, что должны хотя бы минимально соответствовать покупательной способности населения. Выплаченный наличными гонорар за лекции помог бы им продержаться несколько месяцев, а там, глядишь, и ситуация как-то утрясется.

Но государство снова подкинуло очередную подлянку. Стоило только Чистякову отбыть в Германию и выйти в аудиторию со своей первой лекцией, как было объявлено о том, что все желающие могут перевести свои вклады из частных банков в Государственный Сбербанк. И якобы это позволит им получить свои денежки, пусть не сразу и не в полном объеме, но хоть в каком-нибудь.

Для осуществления этой процедуры необходимо лично явиться и написать соответствующее заявление. Вопрос, таким образом, закрылся сам собой, не успев открыться. Виза у Чистякова была не многократная, если бы он попытался вырваться на два дня в Москву, чтобы попробовать спасти свои деньги, то назад в Германию вернуться уже не смог бы, на получение новой, визы потребуется две-три недели. Расписание лекций составлено, со всего мира на этот курс съехались математики, и попросить их уехать домой и вернуться через месяц, когда профессор Чистяков получит еще одну визу, было невозможно. Время шло, срок, отведенный нашим любимым государством на решение личных финансовых проблем, истекал, а Алексей Михайлович стоял за кафедрой и на хорошем английском языке… К моменту его возвращения в Москву лично являться и составлять заявления было поздно.

Короче, судьба вкладов оставалась более чем неопределенной, ясно было одно: денег нет и в ближайшее время не предвидится. Квартира, больше напоминающая разоренное гнездо, нежели жилое помещение, в таком состоянии законсервируется надолго, а вот что будет после Нового года – даже подумать страшно. Судя по всему, страшно было не только ему, но и Насте. Они оба не обсуждали эту тему, но сейчас, по дороге домой, она впервые задала вопрос, и Чистяков понимал, что последует дальше.

– Леш, а тебе много денег перевели из-за границы в этот чертов Инкомбанк?

– осторожно опросила Настя, хотя она прежде никогда не позволяла себе влезать в финансовые дела мужа.

– В общей сложности сорок две тысячи, если считать в долларах.

– И ты в январе пойдешь в налоговую инспекцию и все задекларируешь?

– Ну а как же, – усмехнулся Чистяков. – Я хочу спать спокойно.

– И нужно будет заплатить примерно тридцать процентов от суммы гонораров?

– Примерно.

– Леш, а где мы возьмем деньги на налог? Это же четырнадцать тысяч долларов. Мне даже подумать страшно.

Краем глаза он увидел, как Настя поежилась. Целый день шел дождь, дорога мокрая, и он смог повернуться к жене, только остановившись на красный свет.

– Ты что, сильно переживаешь из-за этого? – серьезно спросил он.

Настя молча кивнула и достала сигарету.

– Брось, Асенька, это ведь еще не скоро. В январе я задекларирую доход, а выплатить налоги с него нужно будет до середины июля. Кроме того, по опыту прошлого года могу сказать, что, когда сумма большая, гражданам разрешается выплачивать ее частями.

– Ты думаешь, до лета вклады разблокируют? Что-то слабо верится, – покачала головой Настя. – Леш, неужели там, наверху, не понимают, что происходит? Воспользоваться деньгами не дают, а налоги платить заставляют.

Как же их платить? С чего?

– Одно из двух. Или введут какой-то механизм для такого случая, или нам с тобой придется продавать имущество. Машину, к примеру.

– За нее много не дадут, она старая, – возразила Настя. – Есть еще твои подарки – серьги, колье, браслет с изумрудами. Но это же подарки, это ты мне дарил на дни рождения, на свадьбу… Как их продавать? Рука не поднимется.

– Не думай о плохом, Асенька, до следующего лета еще дожить надо. В правительстве не дураки сидят, они не могут этого не понимать.

– Может, они и не дураки, но сволочи! – в сердцах бросила она.

Чувство вины в очередной раз кольнуло Чистякова. Отложенных на ремонт и покупку новой мебели наличных как раз хватило бы на уплату этого чертова налога, и Аська не переживала бы сейчас и не морочила себе голову черными мыслями. Господи, жила она в этой рассыпавшейся квартире больше десяти лет, ну еще год-два пожила бы. Но кто же мог знать?

И до, и после свадьбы они не жили постоянно вдвоем. Институт, где работал Чистяков, находился в Подмосковье, там же жили его родители, и обычно Алексей оставался в Москве только тогда, когда не нужно было ходить на работу. Конечно, бывали и исключения, и он по две-три недели подряд жил с Настей в Москве, ежедневно мотаясь в Жуковский и обратно, но то были именно исключения. Теперь же он чувствовал себя обязанным находиться вместе с женой там, где жить было практически невозможно, иначе это выглядело бы так, будто он втравил ее в этот ремонт, а когда возникли трудности, убежал в теплую уютную квартиру к маме с папой. На предложение временно пожить у родителей Чистякова Настя ответила мгновенным, но вполне ожидаемым отказом:

«временное» будет тянуться неизвестно сколько, а ездить далеко, особенно учитывая, что возвращается она с работы обычно поздно.

Теперь дома им приходилось ходить, высоко поднимая ноги и переступая через рулоны обоев, мешки с цементом, банки с краской, упаковки шпаклевки и коробки с кафелем. Обои и кафель со всех стен ободраны, и зрелище это глаз отнюдь не радовало. Единственное место, где можно было находиться, не впадая ежеминутно в ужас, это кухня, которую все-таки смогли закончить и оборудовать новой встроенной мебелью. На кухне они и находились все время, только на ночь перебираясь в комнату и совершая при этом каждый раз «переход Суворова через Альпы». Худенькой Насте довольно ловко удавалось маневрировать, протискиваясь между уложенными штабелями стройматериалами, более крупный Чистяков эти Альпы преодолевал с трудом, и несколько раз штабеля рушились, производя душераздирающий грохот. Хуже того: 12 августа, когда ничто, как говорится, не предвещало, а Президент уверенным тоном сообщал, что держит руку на пульсе и катастрофы не допустит, так вот, в середине августа Чистяков умудрился заказать и оплатить итальянскую мягкую мебель со сроком изготовления два месяца. Два месяца как раз прошли, и сейчас, в середине октября, со дня на день могла случиться очередная неприятность в виде доставки мебели. Скромные Альпы грозили превратиться в Джомолунгму в сочетании с непроходимыми джунглями. И во всем этом Алексей Чистяков, тридцати восьми лет от роду, чувствовал себя ужасно виноватым.

Для Татьяны выступления по телевидению были делом привычным, у нее неоднократно брали интервью и как у писателя, автора популярных детективов, и как у следователя, когда нужно было давать комментарии по какому-нибудь громкому делу, в расследовании которого она участвовала. Насте же предстояло оказаться перед камерами впервые, и она здорово нервничала.

В гримерной над ними хорошо поработали, и выглядела Настя просто замечательно.

– Вас прямо не узнать! – всплеснула руками администратор программы, увидев Каменскую, вставшую из-за гримерного стола. – Если бы я сама вас сюда не посадила, я бы решила, что это не вы.

– Вот и славно, – улыбнулась Настя. – Женщин в розыске не так много, и совсем не нужно, чтобы вся страна знала их в лицо.

Администратор замерла на мгновение, потом понимающе кивнула и рассмеялась.