Когда-нибудь, когда станет большим, рассказывала мамуля тени, малыш вернётся сюда и увидит, как дорос точно до контура, который она запланировала для него в эту ночь.
Голые руки малыша тряслись от холода.
А мамуля сказала:
— Совладай с собой, чёрт возьми. Стой смирно, или всё испортишь.
И малыш пытался ощутить тепло, но какими бы яркими не были фары, они ни капли не грели.
— Мне нужно сделать чёткий контур, — поясняла мамуля. — Будешь дрожать — окажешься размытым.
Только по прошествии многих лет, пока этот глупый малолетний бездельник не закончил с отличием колледж, и не зарабатывал себе горб, чтобы поступить на медицинский факультет Южно-Калифорнийского Университета, — когда ему стукнуло двадцать четыре, и он был на втором курсе медфака, когда его мать положили в больницу, а его назначили опекуном, — только тогда на эту безвольную малолетнюю тряпку снизошло озарение, что стать сильным, богатым и серьёзным — это дело только половины жизненного пути.
А сейчас уши малыша болят от холода. Он чувствует, что задыхается, и у него кружится голова. Узенькая грудь этого малолетнего стукача вся в мурашках гусиной кожи. Его соски торчат от холода маленькими красными прыщиками, и малолетний эякулянт говорит себе: «На самом деле я это заслужил».
А мамуля просит:
— Постарайся хотя бы стоять ровно.
Малыш отводит плечи назад, и представляет, что фары — строй солдат на расстреле. Он заслуживает воспаление лёгких. Он заслуживает туберкулёз.
См. также: Гипотермия.
См. также: Тифозная лихорадка.
А мамочка говорит:
— Завтра с утра меня рядом уже не будет, и донимать тебя будет некому.
Мотор автобуса крутится вхолостую, извергая длинный смерч синего дыма.
А мамочка говорит:
— Поэтому стой ровно, и не заставляй меня тебе всыпать.
И ведь ступудово: это малолетнее отребье заслуживало того, чтобы ему всыпали. Он заслуживал всё, что бы ни получил. Этот задуренный малолетний баран, который на полном серьёзе считал, что будущее может стать лучше. Если просто достаточно поработать. Если достаточно много учиться. Бегать достаточно быстро. Всё пойдёт на лад, и жизнь к чему-то сложится.
Налетает порыв ветра, и сухая снежная крупа сыплется с деревьев, вонзаясь каждой снежинкой ему в уши и щёки. Снег продолжает таять между шнурков его обуви.
— Увидишь, — говорит мамуля. — Оно будет стоить того, чтобы чуть потерпеть.
Это станет историей, которую он сможет рассказать своему собственному сыну. Когда-нибудь.
Древняя девушка, рассказывает мамуля, больше ни разу не видела своего возлюбленного.
И малыш настолько глуп, что может думать, будто какая-то картина, статуя или история могут как-то заменить любимого человека.
А мамуля говорит:
— У тебя ещё так много всего впереди.
Глотать трудно, но это же глупый, ленивый, позорный маленький мальчик, который стоял и дрожал молча, щурясь на сияние и рычание, и который думал, что будущее окажется прямо таким уж светлым. Представьте кого-то, кто взрослеет настолько дурным, что даже не знает, что надежда — просто очередная фаза, из которой рано или поздно вырастают. Кто считает, что можно создать что-то, — что угодно, — что продлится вечно.
Кажется глупым даже припоминать такие вещи.
Так что повторюсь: если вы собрались читать это — не надо.
Здесь не про кого-то храброго, доброго и преданного. Он не тот, в какого вам захочется влюбляться.
Просто чтоб вы знали: читаете вы полную и безжалостную исповедь человека с зависимостью. Ведь почти во всех программах реабилитации из двадцати шагов, на четвёртом шаге нужно составить опись своей жизни. Каждый уродский, говёный момент своей жизни нужно взять и записать в блокнот. Полный перечень собственных преступлений. Таким образом, каждый грех окажется у вас прямо на кончике пера. А потом надо все их загладить. Это касается алкоголиков, злостных наркоманов и обжор в той же мере, как и сексуально озабоченных.
Таким образом, можно в любое желаемое время вернуться назад и пересмотреть всё худшее в своей жизни.
Потому что, как говорят, кто забывает прошлое, обречён его повторять.
Так что если вы это читаете, скажу честно: вас ничего из этого не касается.
Тот глупый маленький мальчик, та холодная ночь, — всё оно со временем станет лишь новым идиотским дерьмом, о котором можно думать во время секса, чтобы не спустить заряд раньше времени. Это если вы парень.
Мамочка говорит нашему слабенькому малолетнему дристуну:
— Подержись ещё немножечко, просто будь чуть упорнее, и всё будет хорошо.
Ха!
Мамуля, которая говорила:
— Когда-нибудь оно будет стоить всех наших усилий, я обещаю.
И этот малолетний обсос, этот глупый-преглупый маленький сосунок, который стоял всё то время на месте и трясся полуголый под снегом, и в самом деле веря, что кто-то способен даже пообещать что-то настолько невероятное.
Так что если вы считаете, что оно пойдёт вам на пользу…
Если вы считаете, что вам вообще что-нибудь пойдёт на пользу…
Считайте, пожалуйста, что это ваше последнее предупреждение.
Глава 2
Уже успело стемнеть, и начался дождь, пока я добрался до церкви, а Нико тут как тут, ждёт, пока откроют боковую дверь, от холода обвив руками свои бока.
— Потаскай это для меня с собой, — говорит она, вручая мне пригоршню шёлка.
— Всего пару часиков, — просит она. — У меня нету карманов.
Она одета в куртку из какой-то искусственной рыжей замши с воротом из ярко-рыжего меха. Из-под той торчит подол её платья в цветочек. Колготок на ней нет. Она взбирается по сходням ко двери церкви, осторожно переставляя развёрнутые в стороны ноги в туфлях на чёрной шпильке.
То, что она дала мне — тёплое и сырое.
Это её трусики. И она улыбается.
За стеклянными дверьми женщина, которая елозит туда-сюда шваброй. Нико стучится в стекло, потом показывает на свои наручные часы. Женщина окунает швабру в ведро. Поднимает её и выжимает тряпку. Прислоняет швабру ручкой к двери и выуживает из халата связку ключей. Открывая дверь, женщина кричит через стекло.
— Ваши сегодня в комнате 234, — объявляет женщина. — В классе воскресной школы.
Сейчас на стоянке уже больше народу. Люди взбираются по сходням, говорят «привет», а я заталкиваю трусики Нико себе в карман. Позади меня другие вприпрыжку пролетают несколько ступеней, чтобы поймать дверь, пока та не захлопнулась. Хотите верьте, хотите нет, но все здесь вам знакомы.
Эти люди — легенды. О каждом из этих мужчин и женщин вы слушали истории на протяжении многих лет.
В 1950-х ведущий производитель вакуумных пылесосов попробовал немного усовершенствовать дизайн. Они добавили крутящийся пропеллер из острых как бритва лезвий, установленный в шланге на глубине в несколько дюймов. Напор воздуха раскрутит лезвия, а те порубят любую пылинку, нитку или шерстинку домашнего питомца, которая могла бы застрять в шланге.
По крайней мере, так гласил проект.
А случилось то, что куча этих мужчин прискакала в неотложку с изувеченными членами.
По крайней мере, так гласит миф.
Та старая городская легенда, про вечеринку с сюрпризом для хорошенькой домохозяйки: когда все её друзья с семьёй спрятались в одной комнате, а когда ворвались и заорали «С днём рожденья!», то обнаружили её вытянувшейся на диване, а семейная собака слизывала арахисовое масло у неё между ног…
Ну, эта так точно настоящая.
Легендарная женщина, которая отсасывала у парней за рулём, и раз один парень теряет управление машиной и бьёт по тормозам так резко, что она откусывает ему половину, — я их знаю.
Эти мужчины и женщины — все здесь.
Эти люди — причина того, что в каждой неотложке есть дрель с алмазным сверлом. Чтобы просверлить толстое донышко бутылки из-под шампанского или содовой. Чтобы освободить всасывание.
Эти люди толпами вваливаются среди ночи, рассказывая, как они споткнулись и упали на кабачок, лампочку, куклу Барби, бильярдные шары, сопротивляющегося хомячка.
См. также: Бильярдный кий.
См. также: Плюшевая зверушка.
Они поскальзывались в душе и падали, прямо дуплом, на скользкий тюбик шампуня. На них вечно нападают неизвестные личности, вооружённые свечками, мячами для бейсбола, сваренными вкрутую яйцами, фонариками и отвёртками, которые теперь нужно извлечь. Здесь ребята, которые застряют в сливном отверстии своей горячей ванны.
На полпути вглубь по коридору к двери комнаты 234, Нико тянет меня к стене. Ждёт, пока мимо нас пройдёт несколько человек, и говорит:
— Я знаю, куда можно пойти.
Все остальные идут в класс воскресной школы в пастельных тонах, а Нико улыбается им вслед. Она крутит пальцем у виска, в международном знаке для обозначения психов, и говорит: