— Значит, все… Значит, Мирек погиб… — упавшим голосом промолвила Оленька.
Кованда сделал глубокую затяжку и, выпрямившись, поглядел за реку, на окутанный мраком противоположный берег.
— Мне кажется, Ольга, — проговорил он неуверенно, — что я знаю одного из этих людей…
— Папа!
— Спокойно! Я еще не все сказал. До войны этот человек был наверняка в их партии. Я даже, помнится, пометил его резиновой дубинкой во время одной демонстрации. Но имеет ли он к ним отношение теперь, этого я не знаю. Он затих еще до войны. Забился, как сурок в нору, совсем порвал с политикой. В прошлом году я случайно узнал, что и теперь, при немцах, он не скрывается, живет себе с семьей, держит сапожную мастерскую…
— Едем к нему, папа! — не задумываясь, решила Оленька.
— Ишь ты какая прыткая! А вдруг ошибемся? Ведь это опасно.
— Почему?
— Экая ты наивная… Тут и объяснять-то нечего. Бывший коммунист, а живет при немцах открыто, и никто его не трогает. Нетрудно догадаться, что он может быть связан не с подпольщиками, а наоборот, с гестапо…
— Все равно едем! Другого выхода у нас пет. Посмотрим на него и решим на месте, стоит ему доверять пли нет.
Кованда выколотил трубку о каблук и спрятал ее в карман.
— Хорошо, — сказал он. — Пусть будет по-твоему. Я готов пойти на риск, лишь бы убедить тебя и молодого Яриша, что я не бесчестный человек… Пошли!
Минуту спустя отец и дочь, скользя по обледеневшему тротуару, шагали к стоянке такси.
9
Майор Кребс сидел в полутьме своего кабинета и задумчиво следил, как небо за окном медленно наливалось густой синевой. Рабочий день майора кончился, но ему не хотелось уходить. Он отдыхал и лениво думал.
Болван Вурм! Придется подать рапорт о его отчислении. Этого сопляка, как его… да, Яриша, он, наверное, не поймает. Уже совсем темно… В любом дворе под любым кустиком можно укрыться… Тут нужны тысячи людей и сотни собак-ищеек. Впрочем, черт с ним, с мальчишкой, да и с этим ротозеем Вурмом тоже. Вечер… Где бы провести вечер? Только не дома со скучной Вильмой, которая вечно ревнует, вечно хнычет и вечно чем-то недовольна…
Тишину кабинета расколол пронзительный телефонный звонок. Майор вздрогнул: какому черту приспичило так поздно? Но его рука привычно спустила на окно плотную бумагу затемнения, включила свет и взяла трубку аппарата.
— Говорит фон Вильден! Добрый вечер, дорогой майор! Извините, что беспокою так поздно, но тут на нас наседает один… ваш подчиненный. Взбудоражил всю комендатуру. Требует помочь ему в поимке какого-то важного государственного преступника. Это по вашему распоряжению он так неистовствует?
Обер-лейтенант СС барон фон Вильден питал к майору нечто вроде дружеских чувств. Кребсу весьма льстила эта дружба. Барон был знатен, богат, со связями. От фронта уклонился, всю войну околачивался по комендатурам. Выслужил железный крест. Зубы майора блеснули в любезном оскале:
— Добрый вечер, милейший барон! В любое время к вашим услугам. Мой подчиненный? Это, конечно, лейтенант Вурм. Из моего отдела. У него действительно ответственное задание, но я не уполномочивал его обращаться в комендатуру СС. Он надоедал вам?
— Надоедал? Да он просто приказывал! Дайте ему две роты, и никаких разговоров! Я взял на себя смелость его оборвать…
— Правильно сделали, мой барон. Я тоже одерну этого малого!
— Вот и отлично. Благодарю вас, майор! А где вы намерены быть вечером? У вас есть па сегодня какой-нибудь план?
— По совести говоря, никакого. Как раз сижу и думаю, куда бы пойти развлечься. Часов до десяти я еще буду занят. А после десяти… Право, не придумаю. В «Стеллу», может быть? Там, говорят, новая программа…
— Видел я ее, майор! Чепуха! Приезжайте лучше к «Патрону»! Кстати, мне очень нужно с вами поговорить, очень нужно!
— Всегда рад… Значит, в десять у «Патрона».
— Я вас жду, майор, непременно… Сервус!
— Сервус, дорогой барон!
Итак, в перспективе — приятнейший вечер. Майор пружинистым шагом подошел к платяному шкафу и облачился в кожаное пальто. Мягко поскрипывая сапогами, майор пошел по пустынному коридору. Перед кабинетом лейтенанта Вурма он задержался, взглянул на часы и без стука приоткрыл дверь. Лейтенант кричал в телефон охрипшим от напряжения голосом:
— Что?! Да вы что… Я приказал выставить весь личный состав! Даже больных, черт побери! Это приказ! Как вы смеете? Выполнять! Не рассуждайте, а выполняйте!
Трубка с размаху ударилась о рычаги. Вурм поднял глаза, увидел шефа и принялся торопливо застегивать китель.
— Вы, герр майор?
— С кем это вы столь бесцеремонно, лейтенант? — спросил Кребс, брезгливо оглядывая взлохмаченного Вурма.
— С префектом чешской полиции, герр майор. Очень непонятливый господин. Никак не может взять в толк…
— …что ответственный работник гестапо не в силах самостоятельно справиться со своим заданием? Так, что ли?
Вурм растерянно заморгал.
— Ну что ж. Действуйте, как найдете нужным, — сказал майор. — Только не превышайте власти. Комендатуру СС беспокоить по этому поводу не следовало. Да и на помощь чешской полиции особенно не полагайтесь. Помните, что на фронте вам придется полагаться только на собственную смекалку… Утром доложите о результатах. Хайль!
Часовой у крыльца четко взял на караул. Холодный вечерний воздух приятно хлынул в легкие Кребса. Шофер ловко подвел машину к самым ступенькам…
10
На дверях подвальной квартиры была прибита небольшая дощечка с надписью: «Карел Рогуш, сапожных дел мастер».
Кованда водил по картонке лучом карманного фонарика и невнятно бормотал:
— Карел Рогуш, Карел Рогуш, Карел Рогуш…
— Ну что, папа? Он? — с нетерпением спросила Оленька.
— Не знаю, детка… Никак не припомню, как его звали…
— А в лицо ты его узнаешь?
— Еще бы! Конечно, узнаю. Он должен быть одноглазым… — Тогда нечего раздумывать!
Оленька решительно нажала кнопку звонка. Звонок не работал.
— Стучи! — сказала Оленька.
Кованда привычной рукой энергично забарабанил в дверь. Тотчас послышались торопливые шаги, и женский голос тревожно спросил:
— Кто там?
Кованда чуть было не брякнул: «Полиция!», но вовремя спохватился и ответил:
— К мастеру!
Щелкнул ключ в замке, дверь распахнулась, и гости вошли в скупо освещенную прихожую. Они поздоровались с пожилой худощавой женщиной, затем Кованда спросил, дома ли мастер Рогуш. Женщина подозрительно оглядела громоздкую фигуру переодетого полицейского, но присутствие юной Оленьки, видимо, успокоило ее, и она ответила:
— Дома, дома. Проходите, пожалуйста…
Из прихожей Кованда и Оленька попали в скромно обставленную, но чистую и уютную кухню. У стола, покрытого старенькой клеенкой, сидели двое: пожилой человек и юноша. Пожилой был сухопар, смугл, с черной повязкой на глазу. Он набивал табаком папиросные гильзы. А вихрастый и тоже смуглый паренек читал какую-то затрепанную книгу.
Когда гости вошли, одноглазый сразу же прервал свое занятие и встал. А паренек поднял голову от книги и уставился на Оленьку.
— Вы пан Рогуш? — спросил Кованда одноглазого.
— Да, я Рогуш. Чем могу служить, пан стражмистр?
При слове «стражмистр» женщина, отошедшая было к печке, вздрогнула и быстро обернулась.
— Вы меня узнали? — смущенно улыбнулся Кованда.
— А как же! Вас, пан стражмистр, я до смерти не забуду, — спокойно ответил сапожник и как-то странно подмигнул единственным глазом. — А вот с девушкой я не знаком…
— Это Ольга, — пояснил Кованда. — Моя дочь.
— Ваша дочь, пан стражмистр? — удивился сапожник. — Что ж, очень приятно. Большая у вас дочь и красавица… А вот это, если позволите, мой наследник Ян, ученик слесаря на заводе «Юнкерс». — Он указал на смуглого парня с книгой и тут же сделал ему строгое замечание: — Стыдно, Гонза! Встань, предложи девушке раздеться и подай ей стул. Нельзя быть таким увальнем! А это, — обернулся он к женщине у печки, — моя супруга. Прошу любить и жаловать.
Произошло неловкое знакомство, со взаимным пожиманием рук и смущенным бормотанием приличествующих случаю фраз: «Очень приятно», «Извините за беспокойство». Вихрастый паренек в ответ на замечание отца немедленно вскочил и, залившись краской, принялся неловко ухаживать за Оленькой.
Одноглазый предложил Кованде стул, но тот отказался:
— Я не хочу у вас тут долго засиживаться, пан Рогуш. Я ведь к вам по очень важному делу, которое не терпит отлагательства…
— Тогда тем более нужно сесть, пан стражмистр. Как же мы будем говорить о деле стоя?
— Но мне бы хотелось поговорить с вами наедине, пан Рогуш. Не найдется ли у вас укромный уголок, где мы с вами могли бы побеседовать с четверть часика?