Абсурдная ситуация прощения за несовершенное преступление, пережитая Карповым, впоследствии анализируется им в ряде произведений, обнаруживая, с одной стороны, признание автором иррациональности происходящего, а с другой — восхищение фактическим олицетворением этой иррациональности, вождем и диктатором Сталиным, в чьей мудрости и прозорливости, несмотря ни на что, Карпов никогда не испытывал сомнений.
Осенью 1944, оправившись после тяжелого ранения, стал слушателем Высшей разведывательной школы Генерального штаба, затем Военной академии им. М.В. Фрунзе, после окончания которой (1947) был направлен на Высшие академические курсы (Военная академия Генштаба), где готовились кадры разведчиков оперативно-стратегического звена. Начав печататься как литератор в 1945, Карпов в 1954 заканчивает вечернее отделение Литературного института им. А.М. Горького, после чего, по его просьбе, его направляют в Туркестанский военный округ, где он прослужил 10 лет (заместителем начальника Высшего офицерского училища, командующим полком на Памире, в Кара-Кумах, заместителем командира и начальником штаба дивизии на Кушке). С 1965 Карпов — полковник запаса.
Большинство произведений Карпова посвящены жизни военных и носят документально-фактографический, биографический характер: сборники рассказов и повестей Двадцать четыре часа из жизни разведчика (1960), Полковые маяки (1962), Командиры седеют рано (1965), Жили-былиразведчики (1970), Солдатская красота (1973); романы Вечный бой (1967) и Маршальскийжезл (1970), удостоенные Государственной премии Узбекской ССР (1970); повесть Такая работа (1974), переросшая в роман Взять живым! (1975) и получившая премию министерства обороны СССР (1978); роман Не мечомединым (1979) — о политико-воспитательной работе в армии.
«Репортажный», сухой и деловитый стиль автора не исключает, однако, постоянной открытой декларации авторской позиции, свойственной прозе Карпова, — в т. ч. и в повести Полководец (1982–1984, Государственная премия СССР, 1986), и в трилогии Маршал Жуков: его соратники и противники в дни войны и мира (1989–1999), состоящей из романов Маршал Жуков, На фронтах великойвойны, Опала.
С 1966 Карпов — заместитель главного редактора Госкомпечати Узбекской ССР; с 1973 — первый заместитель главного редактора журнала «Октябрь» (главный редактор — Вс. Кочетов); в 1979–1986 — первый заместитель главного редактора журнала «Новый мир», сообщивший ему характер умеренно-либеральной респектабельности. В 1981, впервые выдвинутый в число делегатов очередного съезда Союза писателей СССР, Карпов избран секретарем и членом бюро его правления; в 1986–1991 он — первый секретарь правления СП СССР, одновременно — кандидат в члены ЦК КПСС (избран XXVII съездом КПСС в 1986), депутат Верховного Совета СССР 11-го созыва. Карпов — почетный член Академии военных наук России, лауреат премий им. И.Бунина, К.Симонова, Международной премии «Золотая астролябия» (Италия) и т. д.
Карпов — активный публицист, претендующий на самостоятельность внеконъюнктурных оценок современных событий (кн. Эстафета подвига, 1980, и др.). Испытывая сдержанную ностальгию по утраченному Советскому Союзу и называя «Иванами, не помнящими родства» тех, кто «открещивается» от всей советской истории и льет на нее «грязь и оскорбления, выдумки и ложь», Карпов воспринимает происходившее в России 1990-х годов как торжество антинародных сил, противопоставивших высокой несправедливости исторического процесса (идущего вперед даже по «рельсам» незаслуженных обид — как, в понимании Карпова, шло вперед, несмотря ни на что, советское общество) цинизм и своекорыстие правителей нового образца. (http://www.krugosvet.ru)
Радио «Голос России», 2001 г.:
Ведущий программы — Валентин Горькаев, обозреватель «Голоса России».
Горькаев: В студии у нас сегодня — человек необыкновенной судьбы, дважды Герой Советского Союза, писатель Владимир Васильевич Карпов. Владимир Васильевич, везде, во всех справочниках написано, что вы — Герой Советского Союза. И вдруг вы приходите — у вас две звездочки. Как это получилось?
Карпов: Ну, просто до вас информация не дошла. Это случилось 5 лет тому назад. Вторую обнаружили.
Горькаев: Владимир Васильевич, я хотел бы выразить глубокую признательность, восхищение и благодарность вам и в вашем лице всем ветеранам, которые выиграли невероятно сложную войну.
Карпов: Спасибо.
Горькаев: Владимир Васильевич, у вас, с моей точки зрения, уникальный опыт. С одной стороны, вы прошли всю войну, вы окончили академию, вы высокие командные посты занимали. И потом, когда вы уже окончательно перешли к писательской работе, вы обобщали опыт войны.
Карпов: Да.
Горькаев: Это такое сочетание редчайшее. Я знаю, что перед войной вы учились в Ташкентском пехотном училище. И буквально, по-моему, чуть ли не перед последним экзаменом вас арестовали…
Карпов: Нет, раньше. Я учился в Ташкентском военном училище имени Ленина. Надо было закончить два курса, два года. Я поступил в 1939 году, проучился 39-й, 40-й. Кстати, в декабре 1940 года в Ташкентском цирке я выиграл звание чемпиона Средней Азии по боксу. Был здоровый молодой парень… Выпуск должен был состояться в мае 1941 года. К Первому мая уже форму нам сшили. Красивая форма была, шевроны золотые на рукавах. Каждому командиру будущему шили персонально. И я вот смотрел на себя в зеркало и представлял: ох, какой же я буду красивый, все девушки будут на меня смотреть. Но не судьба. В ночь на 4-е февраля меня арестовали.
Горькаев: За что?
Карпов: Кроме того, что я был спортсмен, я еще был поэт. Я писать стихи начал в школе. И вообще я себя мыслил в будущем только как писатель. Это было у меня увлечение очень серьезное. Но поэты, вы сами знаете, мы, поэты, все — вольнодумцы. У нас мозги-то не как у всех. У нас все свое, оригинальное. Но вот и я высказывал крамольные для того времени мысли, очень крамольные. Вот мне не нравилось, что все Сталин, Сталин, Сталин! А я вот своим умишком тогда смотрю и говорю, ну, что такое, Сталин не был первым человеком, он был вторым после Ленина, потом Троцкий был там еще, очень такой активный тоже участник, и многие другие. И сейчас вот всех, значит, заслонили Сталиным. Это несправедливо, хотя ничего плохого я о Сталине не говорил. Я сказал, что он много сделал своих добрых дел. Он — наш руководитель, он — наш вождь. Но нельзя заслонять Ленина Сталиным. Это в то время был криминал. Это была антисоветская агитация. Ну, вот меня арестовали.
Горькаев: И куда попали?
Карпов: В одиночку.
Горькаев: И на сколько лет вас посадили?
Карпов: Ну, это еще до суда, знаете, еще надо было посидеть. Трибунал, лесоповал на севере, 50–60 градусов мороз. Я два года еще сидел. Война уже началась, а я сидел, битва за Москву уже отгрохотала, а я еще сидел. Еще в бушлате ходил, цинга, зубы можно было все вынуть. Писал Калинину письмо, не одно, несколько. Еще письма оттуда трудно было отослать. 1942 год, уже тяжелые бои прошли, и потери большие в армии были. Я знал, что отмобилизовали уже все, что можно, и стали из лагерей, помоложе, поздоровее, таких ребят, вроде меня, уже начали и там подбирать. И я написал письмо Калинину, и не раз. Прошу, я почти командир, ну, пошлите меня на фронт защищать родину, я докажу, что я не преступник.
Горькаев: Владимир Васильевич, вы, конечно, себе представляли, что если вас пошлют на фронт, а, наверное, пошлют в штрафную роту…
Карпов: Иначе не посылали.
Горькаев: Значит, вот ваше психологическое состояние: или просидеть войну в лагере — наверняка остаться в живых или идти почти на верную смерть. Вот почему вы все-таки писали вот эти письма?
Карпов: Видите ли, во-первых, я не был врагом. Я должен был это доказать. А как доказать? Вот, на фронте делом. Риском этим, показать, доказать, что я никакой не враг. Потом мать, отец остались в Ташкенте. Хлебные карточки им не давали, потому что у них сын — враг народа. Как хотите, живите. Из своего домика выгнали, выселили, жили в курятнике. Мне хотелось как-то избавить их от этих мучений, помочь.
Горькаев: Вот вы попали на фронт в штрафную роту. Какая обстановка была в штрафных ротах?
Карпов: В штрафную роту направлялись военнослужащие рядового и сержантского состава. Я был вот в 45-й армейской штрафной роте на Калининском фронте. 196 человек нас привезли. Ну, вы знаете, по книгам, по фильмам, что штрафников в самые тяжелые, самые горячие такие места посылали. И они делали свое дело. Им надо было оправдываться, воевали отчаянно, лихо. Немцы боялись штрафников страшно, потому что это были смертники, их ничто не останавливало. Ну, вот, и я в их числе тоже был.