Что же, на первый взгляд, не так уж неудачно я угодил. Кормят, моют… хотя, это ведь явно летнее время, думаю, зимой с гигиеной станет не столь безоблачно. В смысле – холодно. Ведь, судя по окружающей нас растительности, это средняя полоса, а не тропические джунгли.
Ну да, пока я радовался, настал иной период. Женщины небольшим бревном мяли пучки мясистой травы длиной больше метра, меня мобилизовали колотить палкой по такому, уже промятому пучку, чтобы из него повылетали ошмётки. Что любопытно, даже годовичок был трудоустроен – он то подносил что-нибудь, то оттаскивал. А старшие мальчики трудились вполне осмысленно – чесали пучки, раскладывая очёсы в одно место, а то что оставалось в длинной мягкой пряди – в другое. В общем, танцуют все. То есть, никто не остался без дела. И продолжалось это до полудня.
Зато потом, опять полным составом, наша группа отправилась в лес, где женщины, надев тканые рукавицы, рвали крапиву, а детвора таскала её к землянке. Кто сколько унесёт. В общем, к вечеру я изрядно проголодался, а уж как устал – передать не могу.
Описывать ужин не стану – он от завтрака ничем не отличался, даже омовение прошло в сходном ключе. Спать устроились в землянке, занавесив шкурой входной проём, но ни огня не разожгли, ни дежурного бодрствовать не оставили. Не опасливо тут живут. Спокойно и размеренно.
***
Последующие дни повторяли первый с небольшими вариациями. Попросту говоря, женщины заготавливали крапивную пряжу, вернее, куделю для неё. Небольшое разнообразие в монотонную череду обычных дел вносили только совершенно заурядные события. Например, я попросил заменить мою палку-колотилку прутьями. Старший из мальчиков, Нут, отправился вместе со мной к зарослям ивняка, где "отбил" целых два пучка будущих хлыстов, подставляя снизу один камень, плоский, и сверху ударяя другим, с острым ребром. В общем, основным методом воздействия на материал было размозжение древесины.
Новым инструментом колотить пучки размятой крапивы оказалось куда как ловчее, особенно, двумя руками, словно барабанными палочками. Но и сами прутья расходовались быстро – за день я разлохмачивал аж четыре штуки.
Потом были два дождливых дня, когда все сидели в землянке – мяли, колотили и чесали ту же крапиву, вовремя затащенную под крышу. Было тесновато, но мокнуть никому не хотелось, поэтому пищу готовили тут же и, кроме как по нужде, наружу никто не выходил.
Я уже понимал многое из того, что говорилось. Случалось, и сам объяснял, что мне требуется не только одними знаками, а и словечко-другое добавлял для понятности. Однако, насчёт того, куда подевались мужчины нашего стойбища, разговоров не заходило, так что этот секрет так и оставался нераскрытым. Я потихоньку привыкал к реалиям, к тому, что мясо висит под потолком в виде нескольких окороков, от которых отрезают кусочки каменной пластинкой. Вообще-то, оно копчёное и уже подходит к концу, но экономить его никто и не думает. Хотя, просто так, само по себе, его никто не ест, но в варево добавляют обильно.
Обратил внимание и на то, что соль в обиходе имеется и дефицитом не считается. А когда треснул горшок, в котором мы готовили пищу, горем это не стало – нашелся другой. В остальном же имел место аскетичный быт, заполненный с утра до вечера однообразным трудом. Не слишком тяжелым, кстати, хотя, лишнего жирку на женщинах не наблюдалось. Но и худосочными их вряд ли кто-нибудь смог бы назвать. Мой искушённый мужской взгляд находил их весьма аппетитными, хотя, это впечатление оставалось чисто рассудочным – ни гормоны, ни физиология маленького мальчика никак на них не реагировали. Даже во время мытья, когда имела место вполне определённая стимуляция.
Потом стояла хорошая погода, пасмурная, но сухая. И опять продолжался всё тот же вид деятельности. Мне даже непонятно стало, почему крапива в лесу всё никак не заканчивается. Уж сколько полянок и рукавчиков лишилось травяного покрова, а, оказывается, пройди чуть дальше, и снова сплошные заросли.
***
Мужчины появились после полудня. Они поднялись из-под уклона, нагруженные тяжёлой ношей – крепкими кожаными мешками. Все сразу обрадовано закричали, запричитали, бросили работу и принялись галдеть и обниматься. Потом детей оставили поддерживать огонь под срочно водружёнными над костром горшками, а взрослые отправились к канаве омовений. Уж не знаю, кто там кому что мыл, но судя по доносившимся до нас игривым вскрикам, оргия тоже имела место. Дело в том, что никакой стеснительности я в окружающих не приметил, так что наличие соседей никому ни в чём не мешало. Похоже, старшие мальчики восприняли всё привычно, даже ухом не повели, а малыш Дык вообще ничего ещё в жизни не понимал, кроме того, что ужин сегодня будет значительно раньше.
Кстати, горшков сегодня было сразу два – видимо, потому, что едоков заметно прибыло. После приёма пищи мужчины часок подремали, а потом, до наступления темноты носили тяжёлые мешки. Это навело меня на мысль, что полоса леса под горой – это заросли на берегу узкой речушки, по которой и был доставлен довольно значительный груз, а на плоту или на лодке – не знаю.
Женщины же пристраивали поклажу внутри землянки, что было не так-то просто. Кроме того, содержимое часто пересыпали в другую тару, в застеленные тканью корзины, например. Или в холщовые мешки, или в плетёные из шнура сумки. Это, чтобы зерно не задохнулось, как я понял. Тут оказалось довольно много разного, из чего я опознал только овёс – наверное картинку запомнил с коробки овсянки быстрого приготовления.
По всему выходило, вернулись мужички с далёкой ярмарки. Что-то продали, а взамен набрали того, что нужно нашему стойбищу. Особо отмечу увеличение кучи камней рядом с кострищем. Они молочно белые, хотя и с грязноватыми включениями. Встречаются, как окатанные водой, так и отколотые от монолита куски. Кремни, конечно. В двух мешках обнаружились комки соли, тоже грязные. Вообще-то мне очень хотелось заприметить хоть какие-то признаки хоть чего-то металлического, но, видимо, не в этот раз.
Следующий день снова прошёл под знаком крапивы. Дело в том, что прибыли настоящие носильщики – мужчины. Они с утра до вечера таскали к землянке надёрганные женщинами охапки стеблей, а мальчишки развешивали всё это сушиться на бесконечном плетне. Заготовка сырья для текстильного производства шла с неувядающим энтузиазмом. К слову сказать, я надёжно разобрался, кто здесь кому кем приходиться. Главным открытием для меня стало то, что все трое мужчин нашего стойбища – родные братья. Мой отец – младший из них, и на мой взгляд, он ещё сопливый подросток, а не мужик.
Но другие относятся к нему по-взрослому. Во всяком случае, когда я видел согнутую под весом нешуточной ноши его неокрепшую фигурку, сердце кровью обливалось.
Зовут моего папу "Ыр", что в сочетании с маминым именем "Ыра" наводит на некоторые размышления относительно здешних брачных обычаев. Только не вполне ясно, то ли мужчина принимает имя супруги, то ли наоборот. Одним словом, я пока недостаточно хорошо понимаю речь, чтобы во всём разобраться, но некоторые взгляды на жизнь древних людей, сложившиеся у меня по прочтении немалого количества книг, претерпевают заметные изменения.
Вот, скажем, когда мужчины только появились, одеты они были иначе, чем все остальные жители нашей землянки. Ступни обвёрнуты шкурами, но и выше, почти до паха ноги защищены тоже шкурами, закреплёнными ремешками. На туловище опять же шкура с прорезью для головы, не свободно висящая, а перепоясанная. Но руки не оставлены голыми – на них из тех же шкур сооружены подобия рукавов, и держатся они на всё тех же ремешках. И даже колпаки на головах со свисающей на спину занавеской – удлинённой стороной, направленной назад.
Так вот, прибыв и помывшись, мужчины переоделись в халато-фартуки. И разулись. То есть, одежда для дальнего похода, и для пребывания "дома" – разная. Как только исчезла надобность защищать тело от веток и сучьев, от колючек или хлещущей по икрам травы, все надели лёгкое, не стесняющее движений платье, в котором телу легко дышится.
***
Интересно отношение к огню. Если костёр погасает и угли остывают, никто не делает из этого трагедии. В землянке хранится всё необходимое, для того, чтобы поправить положение. Работают над этим вопросом, как правило, втроём. Как? Да крутят палочку, воткнутую одним концом в брёвнышко, вроде, как сверлят. Верхний конец этой палочки тоже упирается в углубление на палочке, которую двое держат за концы. Они же, вторыми руками поочередно тянут за ремень, захлестнутый вокруг той самой палочки одной петлёй. Третий участник процесса прижимает к месту "сверловки" что-то хорошо воспламеняющееся, чаще всего, очёсы крапивы. Пары минут на разогрев обычно хватает, а потом возникшим на пучке огоньком воспламеняют заранее приготовленные лучинки.