На вопросительный взгляд гостя Сыч ответил насмешливым кивком головы в сторону мужичка, напряженно смотревшего в лицо Сергея.
— Родственник. Немой с детства. Не обращайте на него внимания.
Воцарилось неловкое молчание. Капитан прошел к столу, сел на стул. Прямо перед ним дверь в соседнюю комнату чуть приоткрыта.
Несмотря на поздний час, Петр Петрович и широкоплечий мужичок были в кирзовых сапогах, ватных брюках и телогрейках. «Немой» прямо-таки сверлил вошедшего взглядом узко посаженных глаз, храня молчание. Обычно энергичное, волевое лицо Сыча, мужчины среднего роста, его ладно скроенная фигура теперь стали другими: щеки казались рыхлыми, постоянно двигались на скулах желваки, плечи опущены, словно у провинившегося школьника, взгляд настороженный.
— Как это вы смогли найти меня? Ночью, товарищ капитан!
— Вы же мне сами рассказывали, где ваша крепость располагается.
— Ну да, да, — удрученно ответил ПэПэ.
— Сожалеете?
— Что вы, нет, конечно. Я даже рад, что пожаловали. А что все-таки произошло, как вы оказались в наших краях?
— Машина у нас застряла, помощь нужна. Согреюсь немного, вместе пойдем.
Помолчали.
— Вы помните сторожа колхозных амбаров? — Гость посмотрел в глаза хозяину подворья, покосил взглядом на «немого». Тот по-прежнему, не мигая, тяжело глядел на него исподлобья. — Так вот, он исчез. Нет его. Прибыл разобраться.
— Как «нет его»? Я его видел недавно.
— Когда это было?
— Да несколько дней назад, — пробормотал вполголоса Сыч.
— Несколько дней назад он и пропал. — Сергей пристально следил за поведением ПэПэ. — Мы думаем, здесь убийство.
— Кому нужен был этот сморчок! В колхозных амбарах давно ничего нет.
— В том-то и дело, что никому кроме тех, кто знал о его связях с нами. А знал об этом лишь один человек.
Лицо Сыча побледнело. Осипшим голосом он выдавил из себя:
— Товарищ капитан… Вы что ж это, меня подозреваете? Зачем мне это? Вы же меня знаете… — Он топтался перед Сергеем, то закрывая, то вновь открывая своим телом «немого».
Мелькнула мысль: «Зря начал разговор, ненужный в этой ситуации».
Сергей сначала почувствовал телом грозящую опасность и лишь потом боковым зрением увидел в руке «немого» маузер с направленным на него черным кружочком ствола, медленно приоткрывающуюся дверь в соседнюю комнату. В следующее мгновенье Сыч подался несколько влево, маузер пропал из поля зрения. И тут же Сергеи /дважды наугад выстрелил в промежуток между расставленными ногами ПэПэ в направлении «немого». Петр Петрович резко повернулся к мужичку, в мгновенье капитан оказался у него за спиной. В этот момент из распахнутой двери соседней комнаты прозвучали два выстрела. ПэПэ качнулся, попятился и придавил капитана к столу. Сергей из-под безвольно опущенной руки Сыча трижды выстрелил в дверной проем соседней комнаты. Неожиданно оттуда выбежала немолодая женщина с распущенными волосами, в нижней сорочке. С трезубыми вилами наперевес она бросилась на капитана. Сергей выстрелил. Женщина с визгом упала на колени, потом уткнулась лицом в пол и затихла. Сергей выстрелил последним патроном в открытый проем двери, сбросил с колен тело Сыча.
Услышав выстрелы, из коридора ворвались бойцы группы прикрытия.
Во второй комнате автоматчики людей не обнаружили. Лишь открытые окна свидетельствовали о том, что они там были. Группой прикрытия на выходе с подворья в направлении урочища были задержаны двое мужчин без оружия. Они оказались одетыми так же, как Сыч и «немой». При первичном опросе они отрицали свое пребывание в доме Сыча, его самого якобы не узнали, оказались в Суходоле и во дворе случайно. Обычные отговорки задержанных бандитов. На этом все бы и закончилось, если бы не одно «но».
Когда по возвращении оперативной группы следователи осматривали тела убитых, на груди Сыча обнаружились две татуировки, изображающие Ленина и Сталина. Одна пуля, поразившая Сыча в сердце, угодила в изображение Сталина. Никто из оперативного состава и следователей какого-либо значения этому факту не придал. Но необычная весть дошла до особого отдела. Тут же прибыли два особиста с задачей разобраться: кто стрелял в изображение товарища Сталина и, главное, зачем?
Пули, извлеченные из тел «немого» и Сыча, оказались при осмотре револьверными.
Особисты рассуждали логически: быть не может, что изображение Сталина было поражено случайно. А коли не доказать, что кроме Бодрова из револьвера мог стрелять еще кто-то, значит, он и убил своего агента. К тому же капитан был обязан знать об особых отметинах на теле подчиненного, тем более если это касается изображения товарища Сталина. Остается вопрос: зачем он это сделал? В составленном протоколе по факту выстрела в изображение Сталина на груди гражданина СССР это «зачем» сопровождалось тремя большими вопросительными знаками.
Особисты — капитан Довженко и старшина Козюк — ежедневно по два-три раза «беседовали» с Сергеем. На первый взгляд, капитан как бы не знал, о чем спрашивать, какие задавать вопросы, больше сидел в задумчивости. Зато старшина выкладывался! Юркий в движениях, узкоплечий, с выпуклыми по-лягушачьи глазами, он тупо вглядывался в Сергея. Который уже раз задавал одни и те же вопросы, пытаясь найти противоречия в ответах. Он пыжился, суетился, то и дело поглядывал на капитана, надеясь увидеть в его глазах поддержку.
— Как можно объяснить, что пули в теле «немого» и Сыча оказались от одного нагана?
— Пули разные, — объяснял Бодров, — они просто-напросто похожи. Проведите экспертизу, дело несложное, сразу станет ясно.
— Пусть так. Но зачем же в изображение товарища Сталина, а? — прикрыв наполовину глаза и делая печальную мину, смотрел он на Сергея.
— В изображение вождя стрелял бандит, его и спросите, зачем он это сделал, случайно или нет.
— Если стрелял кто-то, то почему в Сыча, а не в вас?
— Я был прикрыт телом своего агента.
— Если Сыч был связан с задержанными, зачем потребовалось убивать его?
Старшина нервно барабанил тонкими белыми пальцами по столу, морщил узкий лоб, мучительно выискивая в памяти нужные вопросы. Не найдясь что добавить, прикрикнул:
— Отвечайте!
— По-моему, чтобы избавиться от свидетеля. Возможно, стреляли в меня, что вероятнее всего, но я оказался за спиной Сыча.
— Не сходится! — желчно ответил старшина. — Если не вы стреляли в мужа, с какой стати жене бросаться с вилами на вас, а не на тех, кто это сделал?
— Не разобралась, похоже, в обстановке, не видела, кто и что сделал.
— Не сходится! — Вновь у него что-то не сошлось. — Вы застрелили женщину как свидетеля, а эпизод с вилами придумали, чтобы сбить с толку следствие. Мы ездили туда, смотрели. Вилы были в сарае. Окно вы разбили, никаких следов под ним не было.
— Снег же шел потом весь день. А вилы я поставил возле печи, они мешали передвигаться автоматчикам по комнате.
— Постой, постой, — оживился вдруг скучавший во время разговора капитан. Это был ладно сложенный, крупный мужчина лет сорока, с проседью в волосах, со спокойным и внимательным взглядом. Чувствовалась в нем уверенность в себе, — ты же эти вилы сам относил в сарай.
— Ммм… То были другие вилы, — не нашелся, как лучшим образом увернуться от явного провала, старшина.
— Не сходится! — повторил Сергей реплику и интонацию особиста.
Лицо старшины покрылось густым румянцем, редкая белесая челка прилипла ко лбу.
— Зачем мне надо было убивать людей, разбивать, по вашей версии, окна, приписывать эти вилы, о которые спотыкались автоматчики? — продолжил Сергей. — Стоило дать команду, перестреляли бы всех до единого, в том числе и оставшихся в живых свидетелей, которые не признаются сейчас и не сделают этого потом.
— Разберемся! — с веселой ноткой в голосе сказал капитан. — Главное для нас выяснить: кто стрелял в изображение товарища Сталина и зачем? Есть ли в деле злой умысел?
— По-моему, — оживился Сергей, — все это вышло случайно. Вряд ли стрелявший знал, есть ли на груди Сыча наколка или нет.
— А вы-то украшения эти видели?
— Нет, конечно. Голым телом Сыча я не интересовался.
— Возможно, вы заметили кого-либо в проеме двери в соседнюю комнату, когда стреляли оттуда?
— Нет. Всматриваться не было времени. Со всех сторон опасность угрожала в одинаковой мере.
Ближе к вечеру возле штабной землянки разговор Сергея с капитаном возобновился. Офицеры сидели на скамье из свежевыструганных досок с еще не выветрившимся запахом сосны. Солнце клонилось к закату. Появившиеся за день лужицы затягивались радужной пленкой тонкого льда. Воздух был чист, свеж, располагал к откровению. Хорошая погода благотворно действовала на особиста. Он улыбался, воплощал собой сгусток энергии. От его молчаливой пассивности на предыдущих встречах не осталось и следа: оживленно говорил, жестикулировал.