Водитель не сдавался. И тогда Ольга Николаевна сказала:
— Нелепо было выезжать из Крыльска, чтобы заночевать в Сеченске. Вся игра теряет смысл. Я уговаривать не стану, отлично знаю, как трудно ехать и что четыре жизни в ваших руках, но бывали у нас с вами ситуации и посложией. Вы отличный водитель, а потом я могу вам помогать. Надо только следить за краем шоссе из окна, и я за это берусь. Мы поедем очень тихо. Если ночевать в Сеченове, вы всё равно домой не попадёте. А нам… уж лучше встретить Новый год в машине, продвигаясь вперёд, чем свернуть куда-то с дороги. Вы просто устали, передохнем. Съешьте бутерброд с ветчиной, Тамара вас угостит. А у меня для вас есть апельсины.
И опять водитель не устоял. Он только буркнул в ответ, что есть не будет. Машина покатила по шоссе. Женя и Тамара притихли, а Ольга Николаевна опустила стекло — оно заледенело — и высунула голову, чтобы следить за обочиной. Водитель притормозил машину.
— А ну-ка, Женя, пусти Ольгу Николаевну вперёд. Тут потеплее, — сказал он. — Вот тоже… уселась… — добавил шёпотом.
— Нет, нет, — сказала Ольга Николаевна, — здесь хорошо, я знаю, как надо.
Спокойным ровным голосом она подавала команду:
— Правее, правее, прямо. Левее, левее. Обочину не вижу. Вот так. Прямо.
Машина медленно, но верно продвигалась вперёд. Холодный влажный ветер насквозь пробивал её, и Тамара перетащила на себя всё одеяло. Вся закуталась в него, в это старое солдатское одеяло. Женя задремала. И только голос Ольги Николаевны беспрестанно подавал команду.
Так в течение нескольких часов они прорывались сквозь клубы тумана, который всё густел.
А потом вдруг поднялась луна, и туман начал таять.
Подъехали к заправочной станции. Остановились. Водитель, мрачный и осунувшийся, заливал бензин. Женщины вышли для разминки. Промёрзшие, голодные, они, оглядев друг друга, ужаснулись.
— Хороши! — сказала Ольга Николаевна. — Хороши! Нечего сказать.
И все рассмеялись.
А потом вновь уселись в машину и кое-как укутались, и поджались, и на шоссе было светло от луны, и не стало совсем тумана, и все опять оживились, и даже водитель повеселел:
— А всё же прорвались! — и Ольга Николаевна прошептала:
— Как на фронте.
А Женя болтала:
— Все мы удивительные люди. Ольга Николаевна, вы должны выдать нам справки с круглой печатью, что мы молодцы и герои. Вашей жене, — обратилась она к водителю, — будет послание от нас троих. Она должна вас простить, потому что вы — настоящий.
Водитель улыбнулся. Ехать стало легко, потеплело, дорога была сухая.
— Вашему жениху, Женя, — продолжила Ольга Николаевна, — мы напишем, что вы самая отчаянная и самая любящая из невест. Вашему мужу, Тамара, напишем, что он должен вас беречь и радоваться…
Тамара повернулась к ней и тихо сказала:
— Не надо, я еду к чужому мужу.
В двенадцать по московскому времени они подъехали к переезду. Он был закрыт. Сторож поднял шлагбаум и сказал, пропуская машину:
— С Новым вас годом, с новым счастьем, да що с праздничком. Путя вам открываю.
Проскочили переезд и остановились на минуту, поздравили друг друга. Разделили апельсин на дольки. Женя щедро угощала «Мишками».
— Что там сейчас мои думают? Как они там?.. Доченьке моей такой подарок приготовил. Эх, лучше не вспоминать, — сказал водитель и вздохнул.
До Мирополя было ещё далеко, но Новый год был встречен и как-то сразу стало спокойнее.
Когда проезжали мимо посёлков на шоссе, по дороге навстречу попадались люди, парочками в обнимку или целой толпой.
Откуда только брались силы у водителя? Без еды, без отдыха отмахать столько километров, да ещё когда туман и гололёд… Помимо выносливости и воли, у этого человека было и ещё что-то более важное.
Вдруг Женя сказала Ольге Николаевне:
— А вам мы тоже напишем справку. Только не знаем, кому. Когда вы нам расскажете про себя?
— Я расскажу вам непременно, когда доедем до Мирополя.
— Ну смотрите, — скрала Женя, — мы ждём.
Впереди заплескались огни. Все оживились. Машина шла быстро, и огни приближались.
Улицы Мирополя были ярко освещены. Праздничные гирлянды из хвои, разноцветные лампочки. На улицах было многолюдно и шумно.
— Довезу вас до автостанции, и баста, — смазал водитель. — Я должен поспать. Ничего уже не вижу, а мне ещё обратно.
Как-то мгновенно его охватила усталость. Чувствовалось, что он уже не в силах управлять рулём.
У автостанции первой выскочила Женя. Она слишком уж торопливо попрощалась со всеми и шмыгнула в первое попавшееся такси.
За нею следом вышла Тамара. Она нервничала.
Прощаясь с водителем, Ольга Николаевна тихо погладила рукой могучую усталую спину:
— Я не ошиблась в вас, вы поняли меня, я-то знаю, чего вам это стоило.
Но он уже почти не слышал. Он засыпал. Тяжёлая голова свесилась на руль.
Ольга Николаевна ещё довольно долго стояла под тёплым, мелким, почти весенним дождём у автостанции, дожидаясь машины. Наконец она уселась в маршрутное такси.
Когда проезжали перевал, рассветало. Дождь кончился. Столетние буки и грабы как великаны стояли вокруг. Ярко-зелёный мох расползся по их стволам, высоко на ветвях покачивались лёгкие шары вечнозелёной омелы.
Вдалеке заблистало море, и до боли знакомые ей резные очертания южного берега стали доступны глазу.
Повороты шоссе. Огни санаториев. Стройные силуэты кипарисов. Остро пахло морем, и быстро светлело. Когда подъезжали к Овинде, уже вставало солнце.
Город спал, и только чайки с визгом метались у мола.
Белая приморская гостиница, с маленькими лепными балкончиками по фасаду. Ольге Николаевне пришлось разбудить швейцара. Дежурный администратор тоже спала. Очень неудобно было будить сладко спавшую немолодую женщину.
— Здравствуйте, с Новым годом, — сказала Ольга Николаевна.
— Мест нет, — ответила та спросонья. — Раньше десяти ничего не будет, — добавила она, протирая глаза.
— Я посылала телеграмму, чтобы забронировали, завтра я уезжаю обратно.
Дежурная окончательно проснулась. Она уставилась на Ольгу Николаевну и не сразу узнала её.
— О, так это вы, — сказала она. — Здравствуйте! А мы тут на вас грешили. Думали, не приедете. Всякое ведь бывает. Потом получили телеграмму. Разве можно забыть. Нельзя. Номер вам оставили…
Ольга Николаевна осталась одна. Подошла к окну и распахнула створки.
Пронзительно свежий морской ветер с запахом соли и йода хлынул в лицо. Впереди простиралось море. Было светло, и солнце сияло совсем не по-зимнему. Она долго смотрела в морскую даль.
— Вот я и встретила Новый год. Опять с тобой, как тогда, как всегда… Тебя нет, а я жива и буду жить, — тихо прошептала она. И видела его так же ясно, как и в последний раз в партизанских лесах Овинды. Обросшего, с синими, смеющимися глазами, с доброй могучей спиной, похожей на щит.
Ветер трепал занавески, и они раздувались как парус над ней.
Она улыбнулась, вспомнив водителя:
«Конечно, она виновата перед ним за погубленную новогоднюю ночь. Но он должен простить. Если ей дорога эта память, то и он, оставшийся в живых, отдал свою дань».
А он сладко спал в своём опустевшем автомобильчике, на обочине, почти в кювете, и тоже улыбался. Он слышал её голос, глухой, не терпящий возражений. И видел запавшую в душу седую прядь у виска.