За ними следом - тьма; но Гостья тела,
Она же солнце и луну затмит,
Не признает подобного предела.
Душа, труждаясь в теле с юных лет,
Все больше алчет от работы тяжкой;
Ни голодом ее морить не след,
Ни молочком грудным кормить, ни кашкой.
Добудь ей взрослой пищи. Испытав
Роль школяра, придворного, солдата,
Подумай: не довольно ли забав,
В страду грешна пустая сил растрата.
Ты устыдился? Отряси же прах
Отчизны; пусть тебя другая драма
На время развлечет. В чужих краях
Не больше толка, но хоть меньше срама.
Чужбина тем, быть может, хороша,
Что вчуже ты глядишь на мир растленный.
Езжай. Куда? - не все ль равно. Душа
Пресытится любою переменой.
На небесах ее родимый дом,
А тут - изгнанье; так угодно Богу,
Чтоб, умудрившись в странствии своем,
Она вернулась к ветхому порогу.
Все, что дано, дано нам неспроста,
Так дорожи им, без надежд на случай,
И знай: нас уменьшает высота,
Как ястреба, взлетевшего за тучи.
Вкус истины познать и возлюбить
Прекрасно, но и страх потребен Божий,
Ведь, помолившись, к вечеру забыть
Обещанное поутру - негоже.
Лишь на себя гневись, и не смотри
На грешных. Но к чему я повторяю
То, что твердят любые буквари
И что на мисках пишется по краю?
К тому, чтобы ты побыл у меня;
Я лишь затем и прибегаю к притчам,
Чтоб без возка, без сбруи и коня
Тебя, хоть в мыслях, привезти к нам в Митчем.
Сэру Эдварду Герберту, в Жульер 5
Клубку зверей подобен человек;
Мудрец, смиряя, вводит их в Ковчег.
Глупец же, в коем эти твари в сваре,
Арена иль чудовищный виварий:
Те звери, что, ярясь, грызутся тут,
Все человеческое в нем пожрут
И, друг на друга налезая скотно,
Чудовищ новых наплодят бессчетно.
Блажен, кто укрощает сих зверей
И расчищает лес души своей!
Он оградил от зла свои угодья
И может ждать от нивы плодородья,
Он коз и лошадей себе завел
И сам в глазах соседей - не Осел.
Иначе быть ему звериным лесом,
Одновременно боровом и бесом,
Что нудит в бездну ринуться стремглав.
Страшнее кар небесных - блажь и нрав.
С рожденья впитываем мы, как губка,
Отраву Первородного Проступка,
И горше всех заслуженных обид
Нас жало сожаления язвит.
Господь крошит нам мяту, как цыплятам,
А мы, своим касанием проклятым,
В цикуту обращаем Божий дар,
Внося в него греховный хлад иль жар.
В нас, в нас самих - спесению преграда:
Таинственного нет у Бога яда,
Губящего без цели и нужды;
И даже гнев его - не от вражды.
Мы сами собственные кары множим
И нянчим Дьявола в жилище Божьем.
Вернуться вспять, к начальной чистоте
Наш долг земной; превратно учат те,
Что человека мыслят в круге малом:
Его величья никаким овалом
Не обвести; он все в себя вместит.
Ум разжует и вера поглотит,
Что бы мы им измыслить не дерзнули;
Весь мир для них - не более пилюли;
Хоть не любому впрок, как говорят:
Что одному бальзам, другому яд;
От знаний может стать в мозгу горячка
Иль равнодушья ледяная спячка.
Твой разум не таков; правдив и смел,
В глубь человека он взглянуть сумел;
Насытившись и зрелищем, и чтивом,
Не только сам ты стал красноречивым,
Красноречивы и твои дела:
За это от друзей тебе хвала.
Графине Бедфорд
Мадам,
Благодарю; я буду знать вперед,
Очистившись от заблуждений давних,
Что не природа ценность придает
Вещам, а редкость оных и нужда в них.
Кто ищет меньшее из зол - простак;
Блажен, кто может выбирать из благ.
Так при Дворе, где добродетель - плод
Редчайший, ваша всех настолько выше
(И оттого толпе ее восход
Незрим), что требуются эти вирши,
Как толкованье трудным письменам,
Чтоб возвестить ее явленье нам.
Так здесь, в Деревне, красота земли
Лишь ларчик скрытых благовоний, ждущий
Как утра, - вас, Мадам, чтоб расцвели
Цветы и раем воссияли кущи;
Без вас она таится, точно мгла
Все наше полушарье облегла.
Сойдите ж с колесницы, сотворя
Рассвет в ночи явленьем беззаконным;
Пусть в новом небе новая заря
Взойдет над миром новообретенным,
Где мы, туземцы ваши, круглый год
Ходить согласны задом наперед.
Как антиподов, мы забудем Двор;
Пусть Солнце, ваш наместник, без отрады
К земле осенней наклоняя взор,
Свершает скучные свои обряды,
Мы будем, безмятежно веселы,
Вам жертвы приносить и петь хвалы.
Не Божеству, что в вас живет, Душе,
Я посвящаю эти приношенья
Стихов и бедных рифм; они уже
Не гимны, а смиренные прошенья:
Коль сами таинства запретны нам,
Мы лицезреть хотим хотя бы Храм.
Как в Риме любопытный пилигрим
Не столь вникает в распри и дебаты,
Сколь поглощает взором вечный Рим:
Его фонтаны, площади, палаты,
Все, кроме лабиринта догм и школ,
Уверясь, что любой мудрец - осел,
Так я в своем паломничестве жду
Узреть не столько алтари священны,
Сколь облик храма - то, что на виду,
Хрустальные, сверкающие стены
Рук, плеч, очей - все то, что созерцал
Тот, кто впервой узрел Эскуриал!
Но (каюсь), может, слишком я в упор,
По-деревенски воздаю вам почесть;
В вас - всех легенд таинственный узор,
Переплетенье былей и пророчеств,
Все книги, что от скорби и вины
Очищены - и вместе сведены.
Когда добро и красота - одно,
Вы, леди, оного и часть, и целость;
Во всяком вашем дне заключено
Начало их, и молодость, и зрелость.
Так слитны ваши мысли и дела,
Что даже и лазейки нет для зла.
Но эти рассужденья отдают
Схоластикой, от коей неотвязны
Сомнения; сомнения ж ведут
К неверию и вводят нас в соблазны;
Знакомый смысл в одежде новых фраз
Способен отпугнуть в недобрый час.
Оставим же рассудку суеты,
Пусть судит чувство - попросту, без нянек:
Где трон, казна и царство красоты?
В Твикнаме 6 - здесь, куда приходит странник,
Надеясь подивиться вам двоим:
Где Рай, там должен быть и Херувим.
Григорий Михайлович Кружков родился в 1945 году в Москве. Окончил Томский гос. университет (физический факультет) в 1967 году.
Публикуется как поэт и переводчик зарубежной поэзии с 1971 года. Изданы книги стихов - "Ласточка" (М., Советский писатель, 1982), "Черепаха" (М., Художественная литература, 1990), "Бумеранг" (М., АРГО-РИСК, 1998). Вышли книги переводов: Льюис Кэролл "Охота на Снерка" (Рига, 1991), Джон Донн, "Избранное" (М., 1994), Роберт Фрост "Другая дорога" (М., 1999) и другие.
Публикуется так же как эссеист и критик.
1 Усадьба Гилпина в Хайгейте под Лондоном, куда он уехал на время чумы.
2 Во время чумной эпидемии театральные зрелища попадали под запрещение (что, как видно, не распространялось на зрелища другого рода).
3 Ремора - рыба-прилипала, о которой средневековые бестиарии сообщали, что она топит корабли, присосавшись к их днищу.
4 "Донн" - таково традиционное русское произношение. Правильней "Данн", что может означать по-английски "закончил" или даже "погиб". Отсюда неизбежный каламбур, от которого никто не мог удержаться (в том числе и сам Донн).
5 Городок в Сассексе, где семья Донна жила в 1606-1610 гг.
Эдвард Герберт, в дальнейшем лорд Чербери, - известный поэт, старший брат еще более известного в английской поэзии Джорджа Герберта. В момент написания письма находился в Жульере (Нидерланды), участвуя в войне герцога Оранского с испанцами.
6 Твикнамский Парк - усадьба леди Бедфорд недалеко от Лондона.