Стефан Цвейг - Воспоминания об Эмиле Верхарне. Страница 17

В пруду растрескается вмиг,

Захлестнут будет желтой мутью.

Деревья гнутся, словно прутья.

В разбойной удали, неукротим и рьян,

Срывает с крыш солому ураган.

Сегодня осень с ветром льнут друг к другу.

"Эй, берегись, луна!"

Куда не кинешь взгляд,

Неловок и тяжеловат,

Ласкает ветер, сельский хват,

Свою рыжеволосую подругу.

"Эй, берегись, луна!"

Ты, среди сонма звезд витая,

Плывешь, как Дева Пресвятая:

Тебя отвергнул этот мир,

Где ветер с осенью справляют брачный пир

И где от дрожи их, от криков их истомных

В чащобах темных

Раскачиваются тела

Стволов, раздетых догола.

Блуждают в рощах своры алчных псов.

И по полям несется, точно зов,

Тяжелый запах, запах тленья.

Все яростнее буря вожделенья

В природе исступленной. Быть беде!

На юге и на севере - везде

Бушует ветер, в страсти жаркой

Сплетаясь с осенью-дикаркой.

"Эй, берегись, луна!"

По-волчьи воют псы без сна.

Из цикла "Многоцветное сияние"

Мир

(Перевод В. Брюсова)

Мир состоит из звезд и из людей.

Там, в высоте,

Спокон веков, таинственно далеких,

Там, в высоте,

В садах небес, роскошных и глубоких,

Там в высоте,

Вкруг солнц, бесчисленных и сходных

С огнистым улеем, там, в высоте,

В сверкании пространств холодных,

Вращаются, впивая дивный свет,

Рои трагических планет.

Неведомо когда,

Как рою пчел, им жизнь дала звезда,

И вот они летят - пылинки мира

Среди цветов и лоз, в садах эфира;

И каждая из них, свой вечный путь чертя,

Сверкая в тьме ночной, а днем в лучах сокрыта,

Уйдя далёко, вспять бежит своей орбитой

И к солнцу-матери влечется, как дитя.

Там, в белой немоте, есть строй непоколебимый

В движенье яростном тех золотых шаров

Вокруг костра огня, вокруг звезды родимой,

В круговращении неистовом миров!

Что за чудовищность бессчетных порождений!

Листва из пламени, кустарник из огней,

Растущий ввысь и ввысь, живущий в вечной смене,

Смерть принимающий, чтоб вновь пылать ясней!

Огни сплетаются и светят разом,

Как бриллианты без конца

На ожерелье вкруг незримого лица,

И кажется земля чуть видимым алмазом,

Скатившимся в веках с небесного лица.

Под цепким холодом, под ветром тяжко влажным

В ней медленно остыл пыл буйного огня;

Там встали цепи гор, вершины леденя;

Там ровный океан взвыл голосом протяжным;

Вот дрогнули леса, глухи и высоки,

От схватки яростной зверей, от их соитий;

Вот буря катастроф, стихийный вихрь событий

Преобразил материки;

Где бились грозные циклоны,

Мысы подставили свои зубцы и склоны;

Чудовищ диких род исчез; за веком век

Слабел размах борьбы - ударов и падений,

И после тысяч лет безумия и тени

Явился в зеркале вселенной человек!

Явился господином,

Меж всех земных существ единым,

Стоявшим прямо, к небу поднимавшим очи.

Земля, ее и дни и ночи,

Пред ним распростирала круг

С востока к западу и с полночи на юг,

И первые полеты первых мыслей

Из глуби человеческой души

Державной,

Взнесясь в таинственной тиши,

Незримыми гирляндами повисли.

Мысли!

Их яростный порыв, их пламень своенравный,

Их ярость алая, аккорд багряный их!

Как там, на высоте, меж облаков седых,

Горели звезды, так они внизу сверкали;

Как новые огни, неслись к безвестной дали,

Всходя на выси гор, на зыбях рек горя,

Бросая новое всемирное убранство

На все моря

И все пространство.

Но чтоб установить и здесь согласный строй,

В их золотом и буйственном смятенье,

Как там, на высоте, да, как и там, вдали,

Священной чередой,

Как солнц небесных повторенье,

Возникли гении меж расами земли.

С сердцами из огня, с устами как из меда,

Они вскрывали суть, глася в среде народа,

И все случайные полеты разных дум,

Как улей, собирал их озаренной ум,

И тяготели к ним приливы и отливы

Исканий пламенных, разгадок горделивых;

И тень прислушалась, впивая их слова;

Дрожь новая прошла по жилам вещества:

Утесы, воды, лес почувствовали нежно,

Как дует ветер с гор иль ветерок прибрежный;

Прибой возжаждал плясок, листок обрел полет,

И скалы дрогнули под поцелуем вод.

Все изменилося до глубины заветной

Добро, зло, истина, любовь и красота;

Живыми нитями единая мечта

Соединила все в покров души всесветной,

И мир, откуда встал невидимый магнит,

Признал закон миров, что в небесах царит.

Мир состоит из звезд и из людей.

Смерть

(Перевод Ю. Александрова)

- Душа печальная моя,

Откуда, об руку с луною,

Пришла ты говорить со мною,

Последней правды не тая?

- Оттуда я, где огнекрылы

Дворцы зари, где ночь светла.

Смотри: я розы принесла

Для завтрашней твоей могилы.

- Душа бессмертная моя,

Ты знаешь: одержим я страхом

Однажды стать холодным прахом,

Уйти во мрак небытия.

- Но ты боишься только света,

Боишься вечной высоты,

Где жизнь и смерть свои цветы

Сплетают на челе поэта.

- Скажи, прекрасная моя:

Ты видишь время, призрак черный,

С косой в руке над этой сорной

Травой, которой стану я?

- Не бойся жалких привидений.

Не нам с тобой во тьме лежать.

В пространстве время удержать

Способен плодоносный гений!

Из цикла "Часы"

Вечерние часы

(Перевод А. Гатова)

***

Касаньем старых рук откинув прядь седую

Со лба, когда ты спишь, и черен наш очаг,

Я трепет, что всегда живет в твоих очах

И под ресницами теперь, целую.

О, нежность без конца в часы заката!

Прожитых лет перед глазами круг.

И ты, прекрасная, в нем возникаешь вдруг,

И трепетом моя душа объята.

И как во времена, когда нас обручили,

Склониться я хочу перед тобой

И сердце нежное почувствовать рукой

Душой и пальцами светлее белых лилий.

***

(Перевод А. Гатова)

Когда мои глаза закроешь ты навек,

Коснись их долгим-долгим поцелуем

Тебе расскажет взгляд последний, чем волнуем

Безмерно любящий пред смертью человек.

И светит надо мной пусть факел гробовой.

Склони твои черты печальные. Нет силы,

Чтоб их стереть во мне. И в сумраке могилы

Я в сердце сохраню прекрасный образ твой.

И я хочу пред тем, как заколотят гроб,

С тобою быть, клонясь к подушкам белым.

И ты в последний раз прильнешь ко мне всем телом

И поцелуешь мой усталый лоб.

И после, отойдя в далекие концы,

Я унесу с собой любовь живую,

И даже через лед, через кору земную

Почувствуют огонь другие мертвецы.

***

(Перевод А. Гатова)

Нет, жить тобой душа не уставала!

Ты некогда в июне мне сказала:

"Когда бы, друг, однажды я узнала,

Что я тебе мешаю, тяжела,

С печалью в сердце, тихом и усталом,

Куда неведомо, но я б ушла".

И тихо лбом к моим губам припала.

И потом:

"Дарит разлука радости живые,

И нужды нет в сцепленье золотом,

Что свяжет, как у пристани, кольцом

Две наши тихие ладьи земные".

И слезы у тебя я увидал впервые.

И ты сказала,

Ты еще сказала:

"Расстанемся во что бы то ни стало!

Так лучше, чем спускаться с вышины

Туда, где будням мы обречены".

И убегала ты, и убегала,

И вновь в моих объятьях трепетала.

Нет, жить тобой душа не уставала!

Из цикла "Волнующиеся нивы"

Покойник

(Перевод М. Донского)

Усопших к месту погребенья

Всегда проносят вдоль селенья.

Уже мальчишки тут как тут:

"Гляди, покойника несут!"

Глаза рукой прикрыв от солнца,

Старуха смотрит из оконца.

Столяр бросает свой верстак:

В гробах он смыслит как-никак.

А лавочник расставил ноги

И курит трубку на пороге.

От взоров досками укрыт,

Покойник в ящике лежит.

Без тюфяка он, без подушки,

Под ним солома лишь да стружки,

А гроб из четырех досок

Не в меру узок и высок.

Носильщики идут не в ногу,

Кляня разбитую дорогу.

Злой ветер возле "Трех дубов"

Срывает гробовой покров.

Шершавым доскам будто стыдно,

Что всем теперь их стало видно.

Холодный ветер валит с ног;

Все думают: "Мертвец продрог".

Все знают: спит он, бездыханный,

В одной рубахе домотканой.

И в день, когда своих рабов

Господь поднимет из гробов,

Дрожа, в смущении великом,

Он будет наг пред божьим ликом.

Процессии дать надо крюк,

Чтоб обогнуть общинный луг.

По той полоске, рядом с лугом,

Покойный шел весной за плугом.

Он тут в погожий летний день

Косил пшеницу и ячмень.

Всем сердцем был он в жизни трудной

Привязан к этой почве скудной.

Под вечер, выбившись из сил,

Он с ней любовно говорил.