Кура держал в руках документ именно такой разрушительный силы. Оставался лишь грамотно и эффективно воспользоваться этим.
Семью неделями позже, Билли Миллиган, одетый в черную футболку с надписью «Терминатор 2: Судный день», предстал в зале суда перед судьей С. Говардом Джонсоном.
Судья попросил присутствующих адвокатов представиться для протокола заседания. Каждый из них встал и назвал свое имя.
Когда все представились, Джим Кура вновь поднялся и назвал имя еще одного человека:
— А также дух Гэри Швейкарта…
Джонсон уважительно кивнул головой.
Началось заседание. После того, как судья дочитал последний доклад совета психического здоровья, он поднял голову и объявил:
— По-видимому, мистер Миллиган не страдал серьезными психическими расстройствами в момент составления этих отчетов, и нет ничего, что указывало бы, что он представляет опасность для себя и окружающих, — судья Джонсон говорил громко и отчетливо. — По мнению психиатров, Уильям Миллиган больше не нуждается в постоянном контроле. Все указывает на то, что Миллиган контролирует свои действия на протяжении уже достаточно долгого времени и не представляет никакой угрозы обществу.
1 августа 1991 года в 4 часа судья С. Говард Джонсон постановил полностью освободить Билли Миллигана от психиатрического и юридического контроля.
Билли встал, еле сдерживая свое волнение и ликование.
Друзья и сочувствующие окружили его, чтобы пожать руку и дружески похлопать его по плечу. Приняв поздравления, он направился к выходу: сначала неторопливо, с достоинством свободного человека.
Затем Билли — все же не выдержав — в радостном волнении выбежал из зала суда.
Эпилог
Его уносит дьявол…Хотя Кэти, сестра Билли, уже привозила меня на ферму Челмера в Бремене, штат Огайо, вместе с самим Билли я никогда здесь не был.
Как-то осенью 1991 года, во время телефонного разговора, Билли Миллиган сообщил, что хочет снова увидеть это место и просит меня составить ему компанию.
— Ты уверен, что это хорошая идея? Это может быть слишком больно.
— Нет. Ничего подобного. Я хочу вернуться.
Мы договорились, что поедем туда через день.
Билли был за рулем. Когда мы съехали с шоссе 22, чтобы поехать по дороге на Иерусалим, я заметил, как он побледнел.
— Ночью эта дорога навевает воспоминания, — признался он мне. — Тогда на этих полях добывали природный газ. Вся округа была освещена. В первый раз, когда он привез меня сюда, мне казалось, что он тащит меня в ад.
— Может быть, стоит вернуться? — предложил я.
— Нет. Я хочу увидеть то место, где я расщепился… ну, или лишился рассудка.
— Что ты сейчас чувствуешь?
— Мне страшно. По правде сказать, у меня такое ощущение, будто меня вызвали в кабинет директора. Крутит живот. Я не перестаю спрашивать себя: «Что если Челмер ждет меня там, со своим карабином или с цепями в руках? Вдруг, когда я зайду в сарай, он спрыгнет со стропил прямо на меня?»
— Как ты отреагируешь, если это произойдет?
— Сначала буду в ужасе… Но затем я порежу его на кусочки! Конечно, я знаю, что он мертв… Но, думаю, в глубине души я все еще не смирился с его смертью.
— А смиришься когда-нибудь?
— Ага, — он нервно рассмеялся. — Никто в моей семье не хочет, чтобы я знал, где он похоронен, но мне необходимо увидеть его могилу. Я должен ее найти. Мне пришло в голову эксгумировать его труп и воткнуть в его сердце деревянный кол или же старый добрый штык.
Билли взглянул на меня.
— Я считаю, что должен подождать еще немного… Когда я буду готов увидеть его могилу, Шейла Портер поедет со мной. Но это неважно…
Съезжая на дорогу, которая ведет к ферме, Билли вскрикнул от удивления. Маленький дом исчез.
— Его разрушили? — громко спросил он.
Там, где некогда возвышалось главное здание фермы, остался только участок черной земли, окруженный сгоревшими дубами.
— Должно быть, пожар был страшный, — заметил Билли. — Невероятно свирепый. Некоторые деревья находятся больше чем в двенадцати метрах от дома. Этот дуб сожжен на двадцать пять метров в высоту. Точно сам дьявол уничтожил эту ферму. Протянул свои руки из глубин ада, чтобы забрать ее с собой.
Миллиган разочарованно бродил по участку с выжженной землей, пиная опавшие листья.
— Проклятье!
— Что?
— Дьявол сделал это раньше меня.
Только сарай, в котором его пытали, остался цел.
Билли осторожно приблизился к нему. Он показал мне веревки, которыми связывал его отчим. Они свисали со стропил.
Пока мы шли по земле, заросшей сорняками, Билли с трудом сдерживал слезы:
— Почему их никто не выбросил? Как так вышло, что я нахожу то, что напоминает мне о детстве? Черт, я хочу, чтобы мне вернули мое гребаное детство!
В гараже Билли наткнулся на канистру с бензином, из которой Челмер облил крольчонка, а потом поджег. Когда я увидел, как побледнел Билли, то сказал ему:
— Пойдем! Ты уже достаточно увидел.
— Нет, — сказал он. — Я многое вспоминаю. И мне нужны эти воспоминания. Мне было восемь лет, почти девять, когда он впервые привез меня сюда.
В углу я нашел наполовину похороненный под слоем пыли кусок шифера, на котором маслом был нарисована птица — красный кардинал.
— Ты должен взять это, на память о твоих первых творческих успехах, — предложил ему я.
— Нет! — закричал Билли, отказываясь даже прикоснуться к шиферу, который я ему протягивал. — Я не хочу ничего забирать отсюда! Оставь это там, где нашел!
Он добавил:
— Ничего не трогай! Вещь, которую мы вынесем отсюда, будет словно чума, которую мы рискуем распространить.
Я аккуратно положил шифер на место.
Подойдя к сараю, Билли остановился и перевел дыхание.
Там, внутри, он положил руки на рабочий стол и описал мне, как Челмер привязывал его и насиловал, а потом окроплял кровью разодранной кошки.
— Даже сейчас я вижу, как он причиняет страдания маленькому Билли, — сказал он мне. — Я слышу крики Билли и ужасный смех Челмера.
Когда Миллиган вышел, он вздрогнул и показал пальцем на цилиндрический предмет, который валялся в сухих листьях.
— Вот эту печную трубу Челмер положил на лицо Денни, когда закопал меня живьем.
Он замер на месте.
Слезы текли по его щекам, и я отошел, решив оставить его наедине с самим собой.
Он успокоился и задумался.
— Все в порядке? — спросил я через некоторое время.
— Я не разъединился, если ты хочешь узнать это, — ответил он. — Я все еще Билли.