— Мирта, голубушка, — повторяла я. — Ты ли это? Как ты здесь очутилась? Может быть, ты что-нибудь знаешь и про мою малютку, мою крошечную дочку Веру?
Собака не могла ответить мне, только продолжала радостно вилять хвостом, на котором тоже кой-где появились серебристые крапины — метка времени.
Я зашла в дом, познакомилась с хозяевами — женщиной и мужчиной — и спросила, давно ли живет у них эта собака, где и при каких обстоятельствах они взяли ее.
Они переглянулись, очевидно не понимая нервозности, которая звучала в моих словах, в тоне моего голоса, затем хозяин — высокий, крепкий пожилой рыбак — рассказал следующее.
Однажды ночью, во время шторма — это было еще на первом году войны — они услышали звуки стрельбы. Сквозь завывание ветра и удары волн о берег ясно слышались трескотня пулеметов, гулкие взрывы бомб. Далеко в море шел бой.
Потом на горизонте занялось зарево — горел корабль. Пролетели немецкие самолеты — рыбак определил их по звуку. Вскоре зарево потухло: шторм довершил то, что начали самолеты.
Рыбак и рыбачка долго стояли на берегу, всматриваясь в темноту, ожидая, не выбросит ли море кого-нибудь, кому понадобится их помощь. Но не было никого. Только водяные валы с грохотом обрушивали свою ярость на прибрежную полосу суши.
Рано утром рыбак снова был на берегу. Он знал: иногда пройдет много часов, прежде чем море расстанется со своей добычей.
Он не ошибся. Что-то чернело у кромки берегового прибоя. Волнение начало стихать, но отдельные волны еще докатывались до этого непонятного предмета, окатывая его пеной и брызгами.
Рыбаку показалось, что это — человек. Но, спустившись к воде, он понял, что ошибся: это была громадная черная собака, бессильно распростершаяся на песке, а перед нею лежал какой-то странный сверток, из которого слышался детский плач.
Собака была измучена, но бросилась на рыбака, защищая спасенное ею дитя. Потом инстинкт подсказал ей, что это друг, и она позволила ему взять ребенка — девочку, спеленатую спасательным поясом.
Более полувека прожил молчаливый, суровый рыбак на берегу моря, он видел и штормы и гибнущие корабли, не раз сам смотрел разъяренной стихии в глаза, не раз море прибивало к берегу страшные находки — последствия бурь и кораблекрушений; но еще никогда не бывало, чтобы оно выбросило из пучины вод живую собаку с живым крошечным ребенком…
С чудесно спасенным дитятей на руках рыбак вернулся в свою хижину. Вслед за ним пришла жить в дом и собака.
Это были добрые люди, настоящие советские труженики, и они удочерили девочку, найдя в этом счастье, счастье тихой трудовой семьи, не имевшей до этого детей. Они назвали ее Марысей, Мариной, что значит — Морская…
Вы понимаете мое состояние, когда я услышала, что вместе с собакой был ребенок, маленькая девочка… Ведь это же была моя дочь, моя Вера!
— Где же она? — почти закричала я, бросаясь к ним и тормоша то одного, то другого. Слезы ручьем лились из моих глаз, а сердце подсказывало, что сейчас я увижу мою кровиночку.
— Она в школе, скоро придет, — сказал рыбак. Мое волнение передалось и ему и его жене.
Он едва успел проговорить это, как в комнату вошла девочка в опрятном, аккуратном платьице и переднике, с ученической сумкой в руках, — синеглазая блондиночка с косичками, в которые были заплетены алые ленты. Так это — Вера?! Как она выросла! Она уже стала ходить в школу! И тем не менее я сразу узнала ее. Эти синие-синие, как васильки, глаза, эти русые волосы могли принадлежать только ей, моей дочери. Они так живо напомнили мне покойного мужа, ее отца… Остановившись у порога, она с любопытством разглядывала незнакомую женщину, недоумевая, почему Мирта ласкается ко мне.
— Вера!…
Я протягивала к ней руки, а она не двигалась с места и удивленно смотрела на меня.
— Меня зовут Марина, тетя.
Марина! Ну конечно, она была тогда так мала, что даже не помнила своего первого имени. Вера-Марина…
Плача от счастья, я рассказала свою историю. Прослезился и старый рыбак. Громко сморкалась в фартук и вытирала покрасневшие глаза его жена. Только девочка все еще не понимала, кто эта тетя, которая так целует и ласкает ее, прижимает к себе, орошая слезами. Потом поняла и она…
6
Надежда Андреевна кончила рассказывать. Мы долго молчали.
Взошла луна и посеребрила длинную дорожку от далекой и высокой черты горизонта до берега; вечерняя свежесть разлилась в воздухе. Наступил тот час, когда природа с особой силой говорит человеческой душе. Голоса людей, шорохи шагов на бульваре сделались тише, словно отдалились; слышнее стал тихий ропот моря. Море вело свой бесконечный разговор. Оно будто вздыхало о чем-то или шептало волшебную сказку-быль, подобную той, какую я услышал сейчас. Может быть, оно хотело рассказать о еще не открытых тайнах, хранимых в глубине его вод, а может быть, о том, как много-много тысяч лет назад человек привел в свой дом из первобытной чащи дикого зверя, стал заботиться о нем, превратил его в союзника и друга и как благодарный зверь сторицей отплатил человеку за его труд и ласку, служа бескорыстно и преданно — на суше, в море… Ведь даже море могло быть тронуто тем, что я узнал в этот вечер!…
— Поди побегай! — нарушив молчание, ласково сказала Надежда Андреевна дочери, разжимая объятия и слегка подтолкнув ее вперед.
Девочка оставила скамью и, легкая, как мотылек, вприпрыжку побежала к воде, с тихим всплеском набегавшей на берег. Мирта немедленно вскочила и последовала за ней.
— Так это она? — произнес я, с уважением провожая взглядом собаку. — Настоящая няньки!
— Нет, — качнула головой Надежда Андреевна. — Это другая, дочь Мирты. Тоже Мирта. И тоже такая же преданная, такая же водолюбивая.
— А где же та?
— Увы, природа обделила собаку, верного друга человека, отпустив ей слишком короткий срок жизни. Той Мирты давно уже нет в живых. Но мы всегда будем помнить ее… Скоро мы поедем в Крым, к нашим бабушке и дедушке. Благодаря Мирте я не только вернула себе свою дочь, но приобрела и новых близких людей. Ведь не могла же я отнять у них Веру совсем? Через нее мы породнились навсегда…
Надежда Андреевна продолжала говорить еще что-то, но я уже плохо слышал ее. Перед моим мысленным взором возникла картина известного художника, которую однажды я видел в художественной галерее: бурное море, с затянутым тучами горизонтом, в воздухе реют чайки, а на переднем плане, на камнях — только что вышедшая из воды громадная красивая собака; она еще не успела отдышаться после трудной борьбы с волнами, тяжело ходят ее бока, с высунутого языка стекает вода, а на передних вытянутых лапах лежит спасенный ею ребенок, — картина, носящая символическое название:
«Достойный член человеческого общества».
* * *Издательство просит читателя дать отзыв как о содержании книги, так и об оформлении ее, указав свой адрес, профессию и возраст.
Библиотечных работников издательство просит организовать учет спроса на книгу и сбор читательских отзывов.
Все материалы направляйте по адресу: Пермь, ул. К. Маркса, 30, Пермское книжное издательство.
Примечания
1
«Апорт!» — команда, означающая «принеси», «держи»; отсюда и тот предмет, который носит в зубах собака, принято называть апортом.
2
Маленькая сумочка на ошейнике собаки, куда вкладывается донесение.
3
Пария — бесправное, отверженное, всеми гонимое существо.
4
Кинолог — специалист по собаководству (от греческого кино — собака.)
5
«Камнями» на Урале называют береговые скалы-утесы. Говорливый получил свое прозвище за способность многократно отражать звук.
6
Нодья — охотничий костер, употребляемый охотниками Урала и Сибири. Состоит из двух бревен, положенных одно на другое (для этой цели обычно срубают сухостойное дерево), огонь разводится в середине, между бревнами. Удобен тем, что может гореть всю ночь, давая много тепла и не требуя присмотра.
7
Урман (по-уральски) — лес, тайга.
8
Случаи, когда немецкие танки при виде выпущенных на них собак-противотанкистов отказывались от атаки и поворачивали обратно, неоднократно отмечались на ряде участков боевых действий в дни Великой Отечественной войны.
9
Дот — долговременная огневая точка, сооружаемая из железа и бетона. Дзот — дерево-земляная огневая точка.
10
Петельный намордник стягивает пасть и не дает собаке лаять.