Я с тоской подумала, что мне запретят глядеть на принца, а ведь я так мечтала взглянуть на него хоть мельком. Я надену красивое платье, перестану драться с соседскими мальчишками и плевать на спор и есть чернику, и стану золушкой. Он отберет у меня левый мокасин, который я у него забуду, когда в двенадцать часов придется дернуть домой, пока мама не вернулась и не отлупила за то, что еще не сплю, а гуляю с мальчишками...
Я, закрыв глаза, уже сладко представляла, как он будет мерить всем этот мокасин и как он окажется большим для наглой Мари... Потому что у меня нога, как у крокодила...
А потом он подходит ко мне, смотрит на мои ножки, и, видя только один оставшийся на мне мокасин, вынимает пару и говорит, внимательно осматривая мои ноги:
- О! Где-то я уже их видел!
А я, вытягивая вторую ножку и показывая на индейский рисунок второго мокасина, скажу ему:
- Вы что, не помните, где вы его нашли утром? Смотрите, рисунок тот же, и шнуровка точно такая же, попробуй снять! Хватит мне ходить до сих пор в одном мокасине все время, женись тут же, мне уже надоело ходить без пары!
Сказочные розовые мечтания были грубо прерваны чудовищной вспыхнувшей суетой у ворот.
Я грустно подумала, что вся жизнь проходит мимо, даже помечтать эти аристократы не дают.
Шум у ворот был страшный. Звали доктора, еще кого-то.
Но все перекрыл грубый мужской голос, нагло требовавший свои сто шиллингов и уверявший, что его не обманут.
- Гоните награду, как обещали! – вопил он. – Иначе я вам не отдам обезьянку! Я и так еле снял ее с дерева! Где она пряталась от толпы! Я столько с ней настрадался, пока сюда дотащил на аркане... – он давил на жалость, пытаясь добраться до совести хозяина. – Она царапалась, кусалась, цеплялась за камни и деревья, и к тому же она ужасно воняет! – наконец заявил он. – И я сам испачкал одежду, а пахнет плохо! Много, много, много хуже, чем на конюшне!
С этими животными вечно проблемы, – соглашаясь, подумала я как девочка образованная. Я помнила, как пахнет на конюшне.
Ему выдали награду, – завистливо подумала я. Потому что я расслышала удары. Я так и знала, что мальчишка молочника меня обманул.
– Я этого так не оставлю!!! – донесся даже сюда его визгливый голос сквозь шум.
Там раздался вой и крики.
- Постойте-ка... – услышала я вдруг спокойный и рассудительный голос графа, донесшийся даже сюда. – А кто вам сказал, что она удрала из этого дома?
- Девчонка горничная сказала... – недоуменно ответил тот, – окна мыла тут, из вашего дома... Ну знаете, что вечно дерется и с моим сыном, и мальчишками, верховодит ими, гоняет на конях без седла и спроса, как бешенная, и ходит в мокасинах... Мне сын сказал... пересказал, она все жалела, что не могла пойти на нее охотиться...
Тишина, которая наступила после этих слов, была какой-то зловещей, и я неловко заерзала.
- Вот вам ваши сто гиней, как договаривались... И убирайтесь быстро... – быстро сказал граф при всеобщем гробовом молчании. Я увидела раскрывшийся от удивления рот у обезьянки при этих словах, хоть она тяжело дышала.
– И держите рот за зубами... – проскрипел граф словившему ему редкое животное и оказавшему тем ему незабываемую услугу.
Я оценила предусмотрительность графа. Если б он хотел, чтобы об этом узнали ближайшие окрестности, хватило бы пяти гиней. Если б хотел, чтоб вся округа – пятидесяти. А вот ста человеку хватит обойти все кабачки Лондона. Молоток граф!
- За такие деньги я могу ходить за ней днем и ночью! – быстро сказал тот. – Она у вас такая непослушная! Я уже научил ее, пока довел, команде сидеть! – с гордостью сказал он. – И она уже по простой команде мигом садится на задницу с четверенек в любую грязь! Хотите, я останусь и научу ее другим командам?! Будет выполнять все мигом, более того, я научу ее службе, будет охранять, рычать выполнять команду “Фас!”, она понятливая!
Он, кажется, с лаской посмотрел на обезьянку.
Даже сюда донесся ее вой.
- А вы действительно научили ее говорить! – с восторгом сказал молочник. – Девочка не обманула, она еще кроме той фразы и матюки знает! Я, знаете, увлекаюсь дрессировкой... Не могли бы вы научить говорить мою собачку? – забыв, перед кем он, воскликнул тот графу. – Моя колли такая умная, клянусь, она не глупей вашей обезьянки...
Судя по всему, его просто выкинули в ворота.
- Граф, ну хоть расскажите, как вы ее обучали говорить... – так жалобно чуть не плача от досады воскликнул молочник. – Я же понимаю, что это тайна, тайный метод, вы хотите заработать на ней большие деньги... Но, клянусь, я никому его не выдам!
Но граф был стоек и никому не выдал метод дрессировки обезьянки. Его можно было пытать, он молчал, как камень.
Я потом услышала визгливый голос экономки, что-то тараторящий ему, и настроение мое совсем испортилось.
Меня правда интересовало, у кого же из гостей была обезьянка, потому что я ее не помнила. И у гостей ее вчера не видела.
Глава 2.
Кстати, оказалось, что пока шум да дело, под шумок тихо уже нашелся принц. Слуги сказали. Мне стало так тоскливо. Потому что я уже успела намечтать, как я нахожу и спасаю его от врагов. А он на мне тут же женится в благодарность. И не надо даже терять мокасин.
Но он уже где-то нашелся сам. Наверное, заблудился в этом доме.
Я вздохнула.
Внизу собралась толпа.
Мне было дурно.
Не люблю высоту. Потому стараюсь не смотреть вниз, когда в прошлый вторник лазила без страховки по глетчерам Альп.
- Слазь! – коротко сказал граф.
- Я еще окна не домыла! – испытав громадное чувство сознательности, ответственности и скрупулезности в исполнении каждого дела, ответила я, испытывая прилив чудовищного трудолюбия. Я даже удивилась, что раньше не замечала, насколько я люблю тщательность и точность во всем, как люблю мыть окна, и как не в силах выносить малейшей халатности и любой пылинки.
- А еще что ты хочешь? – холодно спросил граф.
- Я еще хотела бы увидеть лицо принца... – тихо и робко заикнулась я, понимая, что хочу слишком много, и потому спотыкаясь на словах от смущения и застенчивости. Я такая скромная, такая застенчивая от природы. Хорошо, что граф не мог меня достать. Я так хотела увидеть принца, а меня отсылали на кухню. Но мне было стыдно за такую невинную просьбу.
Граф пообещал меня прибить.
Я обеспокоено посмотрела вниз и успокоилась. Убийство меня не радовало. Между нами было три этажа, а он плохо переносил высоту.
Скупая слеза потекла из моих глаз. Мне отказали в такой невинной детской просьбе! Так обидели чуткого, скромного, застенчивого хорошего человека! Будущую золушку, дай только я увижу принца...
Кончилось это плохо. Мне было поручено выдраить все окна в доме, причем проверять будет лично граф...
Я согласилась, и, кивнув, сказала, что это правильно, и он должен сам полазить даже на высоте четырех этажей и убедиться, а не доверять такую серьезную работу слугам, после чего получила еще один особняк в нагрузку. И полное запрещение вообще приближаться к кому-либо из аристократов.
День прошел насмарку. Они, судя по всему, бегали, веселились, отдыхали, пока я переживала очередной приступ трудолюбия.
Часа через четыре мне стало казаться, что они скотины.
Больше всего меня интересовало, где принц, потому что ко мне никто не подходил. И местные слуги шарахались от меня, как от зачумленной.
- Ведь в этом доме я всего четвертый день... – поняла я причину. – Они не успели со мной познакомиться.
Только верный и приехавший со мной китаец развевал мою тоску, фальцетом поя оперу Кармен. В переложении на родной язык.
Ему помогал индеец, который этого языка вообще не знал. Но военные кличи белых он очень любил, считал, что они хорошо запугивают зрителей, только зачем визжать в театре, а не на войне или возле костра не понимал. Хотя он считал, что там мало тамтамов... И одеты странно, когда танцуют – ни перьев в волосах, если ты лебедь, и все балерин лапают. Но набедренные повязки балерин одобряя.
Слуги китайца и индейца почему-то очень боялись. Хотя их не знали. Очень боялись, до дрожи, боялись даже самые сильные слуги. И никто не понимал, почему эти два чудовища при мне как телохранители. Веселая девочка крутится на кухне, весело моет посуду, напевает, драит, убирает, знакомится со всеми... Обычная вроде служанка, служащая господам с детства и приехавшая с ними, бегает по их поручениям, а эти истуканы-нехристи на каком-то непонятном положении при хозяевах, и появляются всегда почему-то где служаночка ненароком, случайно опрокидывая не вовремя зазевавшегося молодца... Вот и сейчас сидят внизу рядком, отпугивая своим дурным пением любопытных...
Очередной день в Англии прошел дурно. Здесь приняли меня плохо, ибо все три дня до этого я была занята – гуляла, скакала, купалась, бродила по окрестностям, валялась на солнышке. А эти люди были ужасны.
Особенно аристократы. Хуже всего, что они специально приходили, чтобы мрачно поглядеть на меня.