Сью Таунсенд - Адриан Моул: Дикие годы. Страница 3

Процессию ложных шагов сменил парад припадков моральной трусости: когда я перешел на другую сторону улицы, чтобы не встречаться с отцом, потому что на нем была шапочка с красными помпонами; мое малодушие, когда мамочку охватила климактерическая истерика на лейстерском рынке — не следовало мне убегать и прятаться за тем цветочным киоском; когда я в приступе ревности разорвал пригласительные билеты на первые профессиональные поэтические чтения Барри Кента, а свалил все на бедного пса; мое предательство Шэрон Ботт, когда она объявила, что беременна.

Я презираю себя. Я заслужил свое несчастье. Я поистине тошнотворная личность.

Мне стало легче, когда дорожный будильник поднял меня из мрачного забытья, сообщив что уже 6.30 утра и пора вставать.

Сосокстихотворение А. МоулаКак малинатолько что из холодильникаманит язык и губыно предупреждает: чур не кусатьпока не нужноскороно еще рано

Я перешел на плавающий график и согласился приходить на службу в 7.30, однако непостижимым образом, несмотря на то, что покинул кладовку в 7.00, до конторы дошел только к восьми. Путешествие в полмили заняло у меня час. Где был я? Что делал? По дороге у меня случилось помрачение рассудка? Меня оглушили и оставили валяться без сознания? Неужели даже сейчас, выводя эти строки, я страдаю от потери памяти?

Пандора постоянно твердит, что мне настоятельно требуется помощь психиатра. Возможно, она права. Похоже, я схожу с ума: моя жизнь напоминает кино, и я в ней — простой зритель.

Суббота, 5 января

Джулиан, пандорин супруг с верхушки общества, вернулся после временного рождественского пребывания в деревне у своих родителей. Зайдя в квартиру с парадного входа, он содрогнулся.

— Боже! Да в Поместье Твайселтон кладовка больше, чем эта проклятая дыра.

— Тогда чего ж ты вернулся, солнышко? — спросила Пандора, его так называемая жена.

— Потому что, mafemme[5] , мои родители, несчастные, сбитые с панталыку существа, башляют кучу тугриков, чтобы я завис в Оксфорде и выучил китайский. — И он заржал, как лошадь. (Зубы у него как раз для этого приспособлены.)

— Ты ведь уже больше года не был ни на одной лекции, — заметила д-р Брейтуэйт (12 экзаменов обычного уровня[6], — повышенного, степени бакалавра искусств с отличием и доктора философии).

— Но моими лекторами были столь занудные людишки.

— Ты себя разбазариваешь, муж, — сказала Пандора. — Ты умнейший человек в Оксфорде — но и самый ленивый. Если не побережешь себя, окажешься в Парламенте.

Швырнув обшарпанный багаж из свиной кожи к себе в комнату, Джулиан вернулся на кухню, где Пандора крошила порей, а я испытывал на раковине новый вантуз.

— Ну, дорогие мои, что нового? — осведомился он, закуривая свою мерзкую русскую папиросу.

Пандора ответила:

— Я влюблена в Джека Кавендиша, а он влюблен в меня. Правда, совершенно изумительно? — Она самозабвенно ухмыльнулась и накинулась на порей с новым рвением.

— В Кавендиша? — Джулиан был озадачен. — Это не тот ли старый седой пердун, который читает лингвистику и свой штуцер в штанах удержать не может?

Глаза Пандоры опасно сверкнули:

— Он дал мне клятву, что отныне и впредь стиль его жизни станет строго неполигинным[7].

Она привстала на цыпочки, пришпиливая нож к магниту, и ее укороченная футболка задралась, обнажив нежный животик. Я злобно ткнул вантузом в жирное содержимое кухонной раковины, представив себе, что на конце деревянной рукоятки — не черная резиновая присоска, а голова Кавендиша.

Джулиан понимающе заржал.

— Кавендишу неведомо значение слова «неполигинный». Он бабник известный.

— Был , — поправила его Пандора и добавила: — и, разумеется, значение слова «неполигинный» знает — он профессор лингвистики.

Я оставил вантуз плавать в раковине и пошел к себе в кладовку, снял с полки «Конденсированный Оксфордский словарь» и при помощи увеличительного стекла отыскал значение слова «неполигинный». После чего разразился громким циничным хохотом. Громким настолько, что, надеюсь, в кухне его услышали.

Воскресенье, 6 января

Проснулся в 3 часа ночи и лежал без сна, вспоминая, как мы с Пандорой однажды чуть было не Дошли До Самого Упора. Я до сих пор ее люблю. И намереваюсь стать ее вторым мужем. Более того — она возьмет мою фамилию. В частной жизни ее будут знать как «миссис Адриан Альберт Моул».

При виде животика ПандорыВосхитительное побережье от грудной клеткиДо почечной лоханкиТочно фьордЗаливБезопасная гаваньВ которую я хочу приплытьИ исследовать ееПрокладывая курс по звездамОсторожно провести пальцамиВдоль полосы прибояИ в конце концов направить свой корабль, эсминец, лодку наслажденийВ твою гавань и дальше

6.00 вечера. Раковина по-прежнему забита. Три часа работал на кухне, добавляя гласные к первой половине своего экспериментального романа «Гляди-ка! Плоские курганы моей Родины», первоначально написанного одними согласными. Прошло уже полтора года с тех пор, как я отослал его сэру Гордону Джайлзу, литературному агенту Принца Чарлза, а он вернул его, предложив мне вставить гласные на место.

«Гляди-ка! Плоские курганы моей Родины» исследует проблему человека на исходе двадцатого века и его дилемму, ставя в центр повествования «Нового Человека», проживающего в английском провинциальном городке.

Освещение проблемы — в широком смысле лоуренсианское, с мазками свойственной Достоевскому мрачности и оттенками хардиевского лирицизма.

Предрекаю, что настанет день, и роман будет обязательным для сдачи на получение Общего Аттестата о Среднем Образовании.

Из кухни меня изгнало прибытие Кавендиша, этой морщинистой пепельницы на ножках, приглашенной на воскресный обед. В квартире он не провел и двух минут, а уже откупоривал бутылку и сам доставал из буфета бокалы. Затем уселся на только что покинутую мной табуретку и понес абсолютную чепуху о войне в Персидском заливе, предсказывая, что она закончится за пару месяцев. Я же предсказываю, что она станет для Америки вторым Вьетнамом.

В кухню в шелковой пижаме вошел Джулиан с журналом «Хелло!».

— Джулиан, — произнесла Пандора, — познакомься с моим любовником, Джеком Кавендишем. — Потом повернулась к Кавендишу: — Джек, это Джулиан Твайселтон-Файф, мой муж. — Супруг Пандоры и любовник Пандоры обменялись рукопожатием.

Я в отвращении отвернулся. Я либерален и цивилизован, как и любой другой. В некоторых кругах меня считают довольно передовым мыслителем — но здесь даже я содрогнулся от крайней мерзостности того, что символизировало собой это рукопожатие.

Я покинул квартиру, чтобы немного подышать свежим воздухом. Вернувшись с прогулки по Внешней Кольцевой Дороге два часа спустя, я обнаружил, что Кавендиш еще не ушел и рассказывает утомительные анекдоты о своем многочисленном потомстве и трех бывших женах. Я разогрел себе в микроволновке воскресный обед и удалился с ним в кладовую. Остаток вечера провел, слушая смех в соседней комнате. Проснулся в 2 часа ночи, уснуть больше не мог. Заполнил две страницы формата А4 пытками, которые придумал для Кавендиша. Действия, не свойственные человеку разумному.

Пытки для Кавендиша

1) Приковать его к стене так, чтобы он чуть-чуть не дотягивался до стакана воды.

2) Приковать к стене нагишом, а мимо пусть дефилирует стайка прекрасных девушек, жестоко высмеивая его дряблый и возбужденный пенис.

3) Заставить сидеть в одной комнате с Иваном Брейтуэйтом, пока Иван в мельчайших подробностях распинается о Конституции Лейбористской партии с особенным упором на Статью Четыре. (Истинная пытка, сам могу засвидетельствовать.)

4) Показать видеозапись нашей с Пандорой свадьбы. Она вся блистательна в белом, я в цилиндре и фраке, мы оба в перчатках и показываем Кавендишу два средних пальца.

Да соответствует наказание преступлению.

Понедельник, 7 января

Сегодня начал отращивать бороду.

Некоторые тритоны Ньюпорт-Пагнелла перешли через дорогу. Позвонил Питерсону в Министерство транспорта сообщить ему об этом. В их популяции, видимо, произошел раскол. Предполагаю, причина — в какой-нибудь самке тритона: Cherchez la femme[8] .

Среда, 9 января

Впервые за всю жизнь на мне — ни единого пятнышка, ни гнойника, ни прыщика. За завтраком я указал Пандоре на то, что у меня безупречный цвет лица, но она лишь на секунду прекратила накладывать на ресницы тушь, холодно взглянула на меня и ответила:

— Тебе нужно побриться.

Перед тем, как идти на работу, десять минут провел у кухонной раковины с вантузом, но тщетно. Пандора сказала: