Всеволод Овчинников - Тени на мосту Айои. Страница 2

Козырная карта была нужна Трумэну не только для торга о судьбах освобожденной от нацизма Европы. На конференции в Ялте было договорено, что через три месяца после победы над Германией СССР вступит в войну против Японии. И хотя сами западные державы множество раз нарушали обещания об открытии второго фронта в Европе, у них не было сомнений, что СССР сдержит свое слово.

Создать иллюзию, что не удар Красной Армии, а американские атомные бомбы вынудили Японию капитулировать, продемонстрировать устрашающую мощь нового оружия перед послевоенным миром, чтобы повелевать им, — таков был замысел Трумэна.

Встреча руководителей СССР, США и Англии состоялась в Потсдаме с 17 июля по 2 августа 1945 года. Когда сопоставляешь эти даты с графиком «Манхэттенского проекта», бросается в глаза очевидное стремление подогнать первое испытание нового оружия к началу Потсдамской конференции, а к концу ее приурочить уничтожение атомной бомбой какого-нибудь японского города.

— На нас оказывалось немыслимое давление, чтобы завершить подготовку хотя бы экспериментального взрыва, — рассказывал Роберт Оппенгеймер.

— Могу засвидетельствовать, что десятое августа всегда было для нас некоей мистической предельной датой, к которой мы любой ценой и при любом риске должны были завершить работу над бомбой, — заявлял участник проекта, физик Филипп Моррисон.

Без сомнения, для ученых, не знакомых с деталями Ялтинского соглашения, 10 августа было необъяснимым «мистическим рубежом». Но для высших политических лидеров США это была дата вступления СССР в войну, обещанная союзникам, отмечает изданная в Японии «Белая книга о последствиях атомной бомбардировки».

— Мистер Бирнс, — вспоминал о своей беседе с государственным секретарем США физик Лео Сцилард, — не доказывал необходимость применения атомных бомб против японских городов интересами обеспечения победы войне. Точка зрения мистера Бирнса состояла в том, что сам факт наличия у нас таких бомб и их демонстрация сделали бы Россию более сговорчивой в Европе.

Что же касается генерала Гровса, то он высказался впоследствии на одной из комиссий конгресса вовсе без обиняков, с солдатской прямолинейностью:

— Уже через две недели после того как я принял на себя руководство «Манхэттенским проектом», я никогда не сомневался в том, что противником в данном случае является Россия и что проект осуществляется именно исходя из этой предпосылки.

Политика США была вероломной не только по отношению к СССР, но и к другим союзникам по антигитлеровской коалиции. Красноречивый пример — операция «Обман», осуществленная против Франции.

В день освобождения Парижа вместе с первыми французскими танками генерала Леклерка в город ворвался «Джип» с американскими офицерами, не имевшими отношения ни к одной из строевых частей. У каждого из них за отворотом тужурки был приколот потайной значок: белая буква «альфа», пронзенная красной молнией.

Это были агенты «миссии Алсос» — организации по научной разведке «Манхэттенского проекта». Список европейцев, которых им предстояло разыскать, начинался с имени Фредерика Жолио-Кюри — автора важнейших открытий в области расщепления атомного ядра. Требовалось узнать: не участвовал ли французский физик в германском «урановом проекте», не имеет ли он каких-либо сведений об этих секретных работах и, наконец, нельзя ли переманить его в США.

Оказалось, что в Лаборатории Коллеж де Франс действительно занимались бомбами, но совсем иного рода. Под носом у гитлеровских оккупантов Жолио-Кюри вместе со своими коллегами мастерили самодельные мины и гранаты для отрядов Сопротивления и сражался с этим оружием на парижских баррикадах.

Агентов поразило, что ученый с первых же слов понял, с кем имеет дело. Жолио-Кюри без обиняков обругал американцев за попытки единолично завладеть атомными секретами в ущерб интересам союзников и заявил, что при первой же возможности изложит свои соображения на это счет генералу де Голлю.

Вскоре же, захватив в Страсбургском университете группу немецких ученых, «миссия Алсос» установила, что секретные германские лаборатории, занимающиеся атомными исследованиями, сосредоточены к югу от Штутгарта, вокруг городка Эхинген. В Вашингтоне схватились за голову: если бы знать об этом раньше, когда союзники определяли границы оккупационных зон! Эхинген оказался как раз в центре территории, которую должны были занять французы.

«Я вынужден был пойти на довольно рискованную меру, которая получила потом название операция „Обман“, — писал в своих мемуарах генерал Гровс. — По этому плану американская ударная группа должна была двинуться наперерез передовым французским подразделениям, раньше них войти в район Эхингена, овладеть им и удерживать до тех пор, пока нужные люди будут арестованы и допрошены, письменные материалы разысканы, а оборудование уничтожено. В необходимости последнего меня убедили встречи с Жолио-Кюри».

Такая ударная группа из танков и бронетранспортеров утром 22 апреля 1945 года ворвалась в Эхинген за восемнадцать часов до прихода французских войск генерала де Латтра. Американцы захватили виднейших немецких физиков, лабораторное оборудование и докуметы, разобрали экспериментальный урановый реактор в Хайгерлохе и даже взорвали пещеру в скале, где он находился.

«Что же помешало фашистскому рейху создать атомную бомбу?» — допытывались агенты «миссии Алсос». Ответы пленных ученых звучали как косвенное признание подвига Красной Армии. После разгрома под Сталинградом, говорили они, Гитлер давал ход лишь тем проектам нового оружия, которые сулили возможность его боевого применения в кратчайший срок.

Испарившаяся башня

Суровое плато на северо-западе штата Нью-Мексико издавна зовется Долиной смерти. Но никогда место это столь не соответствовало своему имени, как 16 июля 1945 года, когда энергия расщепленного атома впервые проявила здесь свою буйную силу.

Пока президент Трумэн пересекал Атлантический океан на пути в Потсдам, на Среднем Западе, возле отдаленной авиабазы Аламогордо, в лихорадочной спешке готовилась генеральная репетиция хиросимской трагедии. Вдоль всего пятисоткилометрового пути от Лос-Аламоса до Аламогордо клубились тучи красноватой пыли, в которых непрерывной вереницей двигались тягачи с оборудованием.

На том месте, где и сейчас еще сохранилась гигантская воронка со склонами испекшегося песка, была смонтирована тридцатиметровая стальная башня, а вокруг размещена регистрационная аппаратура. В радиусе десяти километров были оборудованы три наблюдательных поста, а на расстоянии шестнадцати километров — блиндаж для командного пункта.

Бомбу, похожую формой на грушу (ее назвали «Толстяк»), собирали неподалеку от башни на заброшенном ранчо. Когда все остальное было готово, физик Моррисон на армейском «джипе» доставил туда из Лос-Аламоса «шляпную коробку» — свинцовый цилиндр с плутониевым зарядом бомбы.

Теперь дело было лишь за погодой. Но она-то как раз не благоприятствовала испытанию. В ночь на 16 июля разразилась гроза. Вспышки молний освещали каплевидный контур «Толстяка», поднятого на башню. Среди ее стальных ферм виднелись три человеческие фигуры. Это были непосредственный руководитель эксперимента профессор Бэйнбридж, физик Кистяковский и лейтенант Буш — им предстояло покинуть башню лишь за полчаса до взрыва.

На командном пункте профессор Оппенгеймер тщетно пытался убедить генерала Гровса повременить хотя бы сутки. Он доказывал, что при таком ненастье ветер может неожиданно изменить направление и понести радиоактивное облако к населенным пунктам штатов Нью-Мексико или Техас.

Но руководитель «Манхэттенского проекта» не хотел слышать ни о каких отсрочках. (Эхо Аламогордо должно было непременно докатиться до Потсдама к началу конференции трех держав!) Гровс ограничился тем, что приказал держать наготове грузовики с солдатами на случай принудительной эвакуации соседних селений.

Лишь незадолго до испытания, назначенного на 5.30 утра, дождь прекратился, кое-где среди туч проглянуло звездное небо. И тут робкие предрассветные сумерки были рассечены вспышкой какого-то неземного света.

«Это был восход, какого еще не видал мир, — писал потом научный обозреватель газеты „Нью-Йорк таймс“ Уильям Лоуренс, единственный журналист, которому Пентагон поручил быть летописцем „Манхэттенского проекта“ — огромное зеленое сверхсолнце за ничтожную долю секунды поднялось до облаков, с немыслимой яркостью освещая вокруг себя небо и землю».

Огненный шар превратился в грибовидный столб дыма высотой более десяти километров. Когда он рассеялся, создатели и заказчики нового оружия устремились к месту взрыва на танках, выложенных изнутри свинцовыми плитами. Перед глазами их лежала поистине Долина смерти.