Разведка тоже дружно вскочила с земли.
Федот смеялся, восхищенный блестящей хитростью врага, и сам первый отдал свою ромашку.
Собрав у пленных ромашки, мальчик в очках заявил:
— Ну, вот и все. Теперь вы вышли из строя, можете идти чай пить. Мы возьмем с собой только осла и кавалериста. Нам известно, кто он. Теперь вам крышка. Раз командующий в плену, то ваша песенка спета. Взять их!
— Я не сдаюсь! — простонал Ника. Забыв о новой рубашке, не чувствуя укусов рыжих муравьев, он лег на траву.
— Взять на руки!
Дрыгающего Нику понесли.
— Взять осла!
Когда незнакомые ребята окружили Тишку и попытались насильно увести его с собой, он стал выделывать такого «козла», что все в страхе разбежались.
Федот вытащил из кармана корку хлеба и подошел к Тишке.
— Сажайте на него командующего, — сказал Федот, глядя в землю.
— Изменник! Это ты все подстроил? — сказал ему Ника.
Соня прижала руки к груди и спросила:
— Что же это такое?
Никто ей не ответил — ни свои, ни чужие. Только мальчик в очках покачал головой и сказал:
— Ну и дела!..
Нику повезли. Федот пошел следом и запел:
Крепко держись, седок, на коне,В гриву вцепись ты ему посильнее,Он полетит, как стрела-ла-ла-ла...
Командующий Ника Тараканов вцепился в Тишкину гриву, гордо поглядывая по сторонам. Он еще никогда так лихо не держался на осле, и это несколько смягчило горечь поражения. Мальчик в очках мигнул своим, стража теснее окружила пленных.
Никто, кроме Федота, не знал, что близилось время, когда Тишка получал в конюшне порцию овса.
Тропинка вывела на шоссейную дорогу.
Тишка рванулся вперед, прорвал цепь врагов и галопом помчался к лагерю. Ника визжал от страха, но все же каким-то чудом держался.
— Лови, лови! — кричал мальчик в очках.
За Тишкой бросились все «одуванчики», но быстро отстали.
Федот воспользовался суматохой, подкрался к военачальнику «одуванчиков», молниеносно выхватил из его руки букет ромашек и очертя голову бросился в колючий кустарник. Обдирая лицо и руки, он бежал к своим.
Честь «ромашек» была спасена.
КОСТЬ ТРАХОДОНТА
Перед самым сенокосом Васятка, Коля и Дуня, захватив с собой Робинзона, отправились разыскивать кости гигантского ящера траходонта. Разговор об этом ящере начался еще зимой, когда Коля принес номер «Огонька», где на последней странице был помещен рисунок ящера высотой с четырехэтажный дом. В заметке о ящере было написано, что он жил двадцать миллионов лет назад где-то совсем недалеко от того места, где сейчас стояла Астрахановская школа. Совет отряда даже провел пионерский сбор, на котором читали книгу «Следы на камне» и статью о ящерах, переписанную из «Большой Советской Энциклопедии». Тогда же было решено разыскать скелет траходонта и установить его во дворе школы.
За костями ящера отправились три экспедиции. Две сухопутных и одна морская, во главе с Васяткой Бравым.
Целый день «палеонтологи» поднимались вверх по Зее до береговых круч, где в отложениях древнего моря попадалось множество окаменелостей. Учительница Зинаида Ивановна сказала ребятам, что все животные, останки которых находят в песках и глинах, на берегу Зеи жили как раз в те времена, когда в этих местах разгуливали ящеры двадцати пяти метров высотой.
Первую ночь в лагере хорошо спала только одна Дуня. Мальчики и Робинзон почти до утра просидели у костра, не смыкая глаз. Робинзон скулил, поводя носом: недалеко в балке жило семейство лис, а Колю и Васятку тревожили странные шорохи, наполнявшие ночь. Мальчикам казалось, что кто-то таинственный, огромный бродит вокруг. То он обваливает глыбы песка в воду, то, шлепая и урча, перебирается вброд на другую сторону Зеи.
Заснули они только под утро и проснулись часов около десяти, когда Дуня вылила на них котелок воды, иначе она не могла их добудиться.
К вечеру первого дня раскопок на дне лодки лежала порядочная куча окаменелостей. Здесь были и чертовы пальцы, и раковины аммонитов, и еще множество останков других обитателей древнего моря.
На следующий день к ужину куча окаменелостей еще больше выросла, но среди них не было ни одной кости траходонта.
— Может быть, тут есть хоть палец или кончик хвоста этой ящерицы? — спросила Дуня. Она залезла в лодку и перебирала находки. — Вот это что, по-вашему? Я возле оврага нашла.
— Это? Кидай сюда. — Коля поймал и понюхал коричневый камень. — Это акулий позвонок: рыбой пахнет.
— Ну, может быть, и не акулий. — Васятка с ложкой каши в руках повернулся от костра. — Только это и не траходонтья кость. У него кости, как бревна. Ну, давайте кашу есть.
— Всё кашу да кашу, — недовольно проворчала Дуня, выпрыгнув из лодки на песок. — Когда же колбасу будем есть?
— Колбаса — неприкосновенный запас, — пояснил Васятка. — Она же копченая. Может хоть сто лет лежать.
— Ты что же это думаешь, что мы будем твои кости искать сто лет?
— Сто не сто, а пока не найдем.
Коля захохотал.
— Васятка, да она считает тебя за траходонта.
— Пусть считает. Колбаса нам еще наверняка пригодится.
Ночью снова с круч в Зею падали комья земли, кто-то пыхтел на воде, но все спали крепким сном. Только Робинзон повизгивал во сне: ему не давал покоя запах лисиц.
Утром после чая Васятка сказал, что будет проводить раскопки один, в овраге, и пошел, свистнув Робинзона.
— Что-то они затеяли, — заметила Дуня, глядя ему вслед.
— Это они соревноваться с нами хотят, — усмехнулся Коля. — Думают, что они больше нас с тобой найдут.
— Ну, это мы еще посмотрим!.. — Дуня с силой вонзила свою лопату в песок.
...Прошло четыре дня. Каждое утро Васятка уходил в овраг, захватывая с собой Робинзона. Коля с Дуней все эти дни рыскали по окрестностям, обследовали овраги и ручьи. Они выкопали целую пещеру в глинистой круче, но все их поиски были тщетны: костей траходонта не попадалось.
После обеда, когда Васятка пошел было в свой овраг, Дуня заявила ему:
— Ты как хочешь, а мы с Колькой едем домой.
— Так. Бунт поднимаете? Хорошо! И ты, Колька, с ней?
— Не бунт, а сам подумай. Копаем, копаем, а толку чуть! Что нам, делать больше нечего?
— И верно, — обрадовалась Дуня, — земляника поспела. Собирались к белогорским ребятам. А кто за нас будет сено грести?
— Придется кончать, — уже более уверенно сказал Коля.
Васятка немного подумал, наморщив лоб, и ответил:
— Хорошо. Поедем завтра, — и ушел.
Дуня запрыгала на одной ножке и, когда Васятка скрылся, предложила Коле:
— Давай, Колька, съедим по кусочку колбасы, ведь все равно завтра поедем. Мы не всю ведь, а свою долю.
— Неудобно одним...
— Но ведь нас большинство, — и Дуня, не дожидаясь окончательного ответа, полезла в мешок.
Пошарив в мешке, Дуня подняла на Колю испуганное лицо и сказала с дрожью в голосе:
— Нету ее...
— Ты плохо искала. Давай-ка я...
Из мешка посыпались сухари и несколько пачек прессованной гречневой каши. Колбасы не было.
— Не может быть! — прошептал Коля, посмотрев в сторону оврага.
Дуня поняла его мысль.
— Я сама еще не верю. Только ты скажи мне, почему Робинзон с Васяткой все время воду пьют. С каши, думаешь?
— Жара.
— Нам не жарко? Почему-то ни ты, ни я по сто раз в день к Зее не прикладываемся.
— И сам ест и его кормит. Хорошенькие дела! — Коля плюнул и добавил в раздумье: — Вот почему, как мы только начинаем ругать Васятку, то Робинзон лаять на нас начинает: продался за колбасу.
— Теперь все! — решительно заявила Дуня и бросила лопатку.
— Шабаш! — согласился Коля и стал швырять камни в воду.
Мимо к лодке пробежал Робинзон. Он вскочил в лодку, через несколько секунд выпрыгнул оттуда и снова помчался к оврагу.
— Эй, вы! — послышался голос Васятки. Он вышел из оврага и стоял, опершись на лопату. — Почему не работаете?
— Шабаш! — крикнул Коля.
— Где колбаса? — спросила Дуня.
— Бунт? Срыв работы? Хорошо! — Васятка подошел и устало опустился на песок рядом с Дуней. — Вот колбаса!
— Мама моя! — всплеснула руками Дуня. — Всего кусочек остался. Слопали?
— Клянусь костями траходонта, съели, — подтвердил Коля.
Васятка побледнел.
— Я не ел ни кусочка.
— А что во рту? — спросила Дуня.
— Это веревочка... Правда, ее маленько пожевал.
— Ты стал, как Робинзон, — с жалостью сказал Коля.
— ...Погодите. Я не хотел вам говорить до вечера, но придется. Слушайте! Скормил колбасу Робинзону я! Да, я! Вот вы говорите: Робинзон — пропащая скотина. А знаете ли вы, что про него будут писать в газетах?
— Может, еще стихи слагать? — спросила Дуня.
— Нет! Это... это... — Коля не находил слов, чтобы выразить свое возмущение.
— Да, и стихи. Никогда не писал, а теперь первый поэму напишу. Идемте со мной! — И Васятка решительно зашагал к оврагу.