Лидия Чарская - Том 22. На всю жизнь. Страница 37

Я стою у окна. Сердце стучит. Смутные мысли роятся в голове. Вереницы людей, образов, картин и событий встают и чередуются передо мною. Я вспоминаю о детстве маленькой принцессы из Белого дома, о бедовой мечтательнице и шалунье, доставлявшей столько хлопот другим, о высокой кудрявой девочке Лиде-институтке с пытливыми глазами и жадно ищущей душой; наконец, о Лиде-девушке и Лиде-женщине, о ее светлых радостях, о том большом и страшном, что избрала она на пути своей жизни.

Да, нелегко юному, своевольному, избалованному жизнью существу победить себя. Нелегко начинать настоящую жизнь.

И все-таки в глубине моей души царит торжество победы над самой собою. Мне кажется сейчас, что там, за белой оградой, ярко загорается моя гордая и счастливая звезда.

* * *

Направо от меня — неплотно прикрытая высокая дверь и тихие звуки. Легкий звенящий скрип и монотонные, как вечерний прибой, чуть слышные напевы. И еще звуки. О, какие они сладкие! Точно вздохи лесного ветерка в густой чаще деревьев.

Милые звуки!

Голос за дверью поет-выпевает:

Фонарики — сударикиГорят себе, горят.Что видели, что слышали,О том не говорят…

Там, за неплотно прикрытою дверью, — царство маленького принца. Там, за этой неплотно прикрытой дверью, в голубой колыбели-колясочке, среди голубых же бантов и кружев, среди паутинки белья, — там мой принц.

Белокурый маленький принц со светлыми глазками, с беззубым еще ротиком и личиком куклы.

Если распахнуть высокую смежную дверь, то можно увидеть небольшую комнату, освещенную сейчас мигающим светом лампады, голубую колясочку-колыбель, раскачиваемую плавными методичными движениями.

Принц спит, как и подобает спать маленькому принцу. Кормилица Саша затягивает уже другую песню:

Уж как Юрик,Милокурик,Станет в бархате ходить,Злато, серебро носить…

Незатейливая песня, но льется она из глубины простой, доброй души.

* * *

Сегодня — великий день для меня, вскоре — день решающий. Что-то даст мне оно, это "вскоре"?!

Я решила твердо, и отступления с намеченного пути уже быть не может.

Для него, для моего маленького принца, должна я жить и работать отныне, для малютки-сына, беззащитного и слабенького, который всем своим крошечным существом принадлежит мне, только одной мне.

Для него и для моей смелой, дерзкой красивой мечты, для того прекрасного, светлого искусства, любовь к которому я бессознательно таила в детстве и вечной красоте которого рвусь служить теперь.

Но прежде всего я — мать, девятнадцатилетняя мать, и должна приложить все старания, все усилия, собрать всю крепость, всю энергию моего существа, чтобы создать маленькому принцу безоблачное детство, светлую юность, чтобы вся его дальнейшая жизнь, будь она нерадостна даже, сохранила на себе отблеск его зари.

Когда-то я сама была маленькой принцессой Белого дома. Мое детство протекло подле доброго волшебника и любящих фей — моего отца и теток. И я благословляю его — мое детство.

Около тебя, мой любимый, нет ни доброго волшебника, ни сказочных фей, нет того уюта и удобства, нет того комфорта и довольства, которыми пользовалась в детстве я, твоя мать.

Но клянусь вам, мои светлые глазки, клянусь тебе, ненаглядная, милая кудрявая головка, единственное незаменимое сокровище мое, что заменю тебе и благодетельного волшебника, и добрых фей, и всю мою жизнь посвящу тебе, твоему счастью, твоим радостным дням, ненаглядный.

В этот сентябрьский вечер, в первый вечер моей самостоятельной жизни, я даю тебе мое слово, любимый, сделать счастливыми твое детство, отрочество и юность, насколько это зависит от меня.

[1]

См. повести "Моя жизнь" и "Большой Джон".

[2]

Гадание — греховный обычай, ничего не имеющий общего с христианством, противоречащий его законам.

[3]

См сноску на стр. 89

[4]

См. повесть "Цель достигнута".