Войдя в дом, я бросил сумку с учебниками на нижнюю ступеньку лестницы и крикнул:
— Мам? Ты тут?
Пора бы перекусить. Например, съесть кексик «твинки» с ванильной начинкой и запить шоколадным молоком, в котором шоколада больше, чем молока. Но одним «твинки» не наешься, надо парочку. От сладкого мозги лучше работают. Вот наемся и подумаю, как прожить с этой миссис Бейкер и её ненавистью до конца учебного года, целых девять месяцев. А ничего не придумаю — значит, ничего не поделаешь, такая судьба.
— Мам? — снова позвал я.
Мимо гостиной я прошёл, даже не заглядывая, поскольку на диванах и креслах, обтянутых плотным тугим полиэтиленом, никто никогда не сидит. Тут всё точно в магазине. На продажу. Ковёр буквально стерильный, словно на него не ступала нога человека. Впрочем, так оно и есть. И на новёхоньком рояле, что стоит у окна, никто никогда не играл. У нас в доме никто не умеет. Но случись кому сюда зайти, потыкать пальцем в клавиши, понюхать искусственные тропические цветы, поправить галстук перед сверкающим зеркалом, он был бы потрясён. Непременно. Ведь жизнь архитектора Вудвуда из компании «Вудвуд и партнёры» — само совершенство.
Мама оказалась на кухне. Она там поспешно выгоняла в распахнутое окно остатки дыма и прятала только что потушенную сигарету: подразумевалось, будто я и знать не знаю, что она курит. А если знаю, то делаю вид, что не знаю, И уж, конечно, никогда, ни при каких обстоятельствах я не должен упоминать об этом при отце.
И тут меня осенило. Ещё прежде, чем я съел «твинки».
Мне нужны союзники! Иначе война с миссис Бейкер проиграна. Без вариантов.
— Как первый день прошёл? — спросила мама.
— Мам, — доверительно сказал я, — миссис Бейкер меня ненавидит.
— Не за что миссис Бейкер тебя ненавидеть. — Мама закрыла окно.
— Ненавидит, и всё тут.
— Она же тебя совсем не знает.
— Ну, бывает ведь любовь с первого взгляда. Значит, и ненависть тоже. Тут долгие разговоры и рассуждения не нужны. Посмотрел один раз — и всё. Кранты. С миссис Бейкер именно такой случай.
— Я уверена, что миссис Бейкер — замечательный человек. И ненавидеть тебя у неё нет никаких причин.
Ну откуда, откуда у всех родителей такие представления о жизни? Словно с рождением первого ребёнка у них в организме просыпается какой-то ген и они начинают изрекать одни прописные истины. А тебя даже не слушают, вроде как ты на иностранном языке говоришь. Твои слова срабатывают только как спусковой механизм: раз — и заезженная пластинка закрутилась опять.
Что ж, наверно, на то они и родители.
* * *Но союзник-то мне нужен! Поэтому сразу после ужина я отправился вниз, в подвал. Там у нас стоит телевизор, и отец проводит все вечера перед экраном.
— Пап, миссис Бейкер меня ненавидит.
— Ты что, подождать не можешь? Я смотрю Уолтера Кронкайта!
Мы вместе досмотрели репортаж Кронкайта о новых жертвах во Вьетнаме, о расширении воздушных операций и о том, что туда послали ещё две бригады сто первой воздушно-десантной дивизии.
Наконец началась реклама.
— Пап, миссис Бейкер меня ненавидит.
— Что натворил?
— Ничего. Она меня просто так ненавидит.
— Один человек может ненавидеть другого, но за дело. Поэтому возвращаюсь к первому вопросу. Что ты натворил?
— Ничего.
— Речь ведь о Бетти Бейкер, да? Она тебя учит?
— Наверно. Миссис Бейкер.
— Так-так. Бетти Бейкер из семьи Бейкеров.
Ну вот, отец тоже включил пластинку. У каждого родителя она своя, но ребёнка они не слышат. Хоть ты тресни.
— Наверняка, — подтвердил я. — Из семьи Бейкеров.
— Эта семья — владельцы магазина «Бейкеровская Империя спорта». Они как раз собрались расширяться, будут строить новое здание и рассматривают компанию «Вудвуд и партнёры» в тройке основных претендентов на контракт.
— Папа!
— Отвечай, Холлинг! Что ты натворил? Из-за чего миссис Бейкер тебя возненавидела? И из-за чего остальные Бейкеры могут возненавидеть всех Вудвудов? Ты сознаёшь, что из-за тебя «Империя спорта» выберет другого архитектора, а компания «Вудвуд и партнёры» лишится выгодного контракта и потеряет репутацию, и мы в конце концов обанкротимся, и к нашему крыльцу сбегутся кредиторы с кипами официальных бумаг, и в каждом документе будет куча неприятных юридических закорючек, и окажется, что компании «Вудвуд и партнёры», которую ты должен унаследовать, больше нет в природе? Так что плакало твоё наследство.
К этому времени в животе у меня оставалось не очень-то много от завтрака, но именно остатки утреннего омлета с ветчиной, сыром и брокколи снова поднялись вверх и настойчиво попросились наружу.
— Думаю, всё не так плохо, — промямлил я.
— Пусть так будет и впредь! — велел отец.
Да, в союзники брать некого.
* * *Оставалась только сестра. Но просить старшую сестру стать твоим союзником — это… всё равно что искать союзников на необитаемом острове.
Я всё-таки подошёл к её двери. И постучал. Громко постучал, ведь у неё там вовсю орала группа «Манкиз».
Сестра открыла дверь и встала на пороге — руки в боки. Её новая помада пламенела на губах, как новая пожарная машина.
— Миссис Бейкер меня ненавидит, — выпалил я.
— Какое совпадение! Я тоже.
— А помочь можешь?
— За помощью — к маме.
— Мама говорит, что миссис Бейкер не за что меня ненавидеть.
— Тогда — к отцу.
Я промолчал. Как говорится, воцарилась тишина. Если, конечно, забыть про вой «Манкиз».
— А, ну да! Это может повредить бизнесу, — сообразила сестра. — Он не станет рисковать репутацией. Так, наследничек?
— Что делать-то?
— Я бы на твоём месте сбежала в Калифорнию.
— Есть другие идеи?
— Говоришь, миссис Бейкер тебя ненавидит?
Я кивнул. Прислонившись к дверному косяку, она смерила меня оценивающим взглядом, с головы до ног.
— Холлинг, это вряд ли. Ты ещё хлюпик. Ненависть — слишком сильное чувство.
И она захлопнула дверь у меня перед носом.
* * *В тот вечер я снова взялся перечитывать «Остров сокровищ» Стивенсона. Не хочу особенно хвастаться, но «Остров сокровищ» я читал уже четыре раза, «Похищенного» дважды и «Чёрную стрелу» тоже дважды. Я даже «Айвенго» до половины дочитал. Потом, правда, сдох. Занудный этот Вальтер Скотт. Я тогда переключился на «Зов предков» Джека Лондона — эта книжка как-то веселее пошла.
В «Острове сокровищ» я сразу открыл место, где Джим Хокинс уводит у пиратов «Испаньолу». Вот он сидит на верхней перекладине мачты, а Израэль Хендс лезет к нему с кинжалом в зубах. У Джима, конечно, преимущество: два пистолета против одного кинжала. Так что боцману с ним вроде как не совладать. Но боцман всё равно хочет прикончить Джима! Ненавидит он этого парня, ничего уж тут не поделаешь. А Джим посмеивается. Потому что он не хлюпик, он крутой, и его есть за что ненавидеть.
А потом Израэль Хендс бросает нож, и Джима спасает только везение. Мог бы погибнуть, запросто.
Ну а мне-то что делать? Тоже прикажете на везение надеяться?
Во вторник миссис Бейкер весь день не сводила с меня глаз. Словно призывала на мою голову Божью кару. Как Израэль Хендс на голову Джима Хокинса.
Первый раз я поймал на себе её взгляд рано утром, когда вышел из-за перегородки, где находится раздевалка, и направился к своей парте.
Вы спросите, почему у нас, семиклассников, как у малышей, раздевалка в классе, а не шкафчики на первом этаже, как во всех нормальных средних школах? Как раз потому, что наше здание раньше было началкой. Потом, в какой-то момент, городские власти постановили возвести для начальной школы новое здание, и его построили рядом со старым, соединив их стеклянным переходом. Туда ещё кухню приделали. А потом старое здание подремонтировали и отдали Камильской средней. Так и вышло, что на третьем этаже, где учится наш седьмой класс, во всех кабинетах — раздевалки. Как у первоклашек. И нам приходится вешать там одежду и оставлять свои вещи, хотя на дворе тысяча девятьсот шестьдесят седьмой год и во всём цивилизованном мире семиклассники держат свою личную собственность в шкафчиках, под замком.
Короче, выхожу я из раздевалки и ловлю на себе взгляд миссис Бейкер. Подалась вся вперёд, нависла над столом — у меня аж мурашки по спине побежали.
Я хотел сесть за парту, но внезапно понял: это ловушка. Она заминировала мою парту или капкан тут поставила — как капитан Флинт. Раньше я о таком и думать не думал. Но теперь прямо почувствовал. Кожей, печёнками — не знаю. Мне было откровение или наитие. Про наития и откровения иногда рассказывает пастор МакКлелан. Типа, если тебе грозит опасность, Бог предупреждает свыше. Прислушаешься — спасёшься. Не прислушаешься — пеняй на себя.