Впереди дико заорал Мрак. Его страшная секира замелькала во все стороны, взлетели первые зеленые брызги, затем все трое ломились через чавканье, плеск, ступни скользили по мерзкой слизи, гадостные брызги были на лице, залепляли глаза, а ладони скользили по рукоятям.
Перед ним расступались, как колосья расступаются под ударами косы, и он понял, что быстро и страшно бьет посохом, догоняя Мрака с Таргитаем. Это было дико, неправильно, из его раскаленного рта вырвалось хриплое:
— Мрак... все бесполезно...
— Знаю!
— Довольно... Я больше не могу...
В синеве неба видели, как сияние разрослось, стало немыслимым, охватило весь мир, весь белый свет. Засветилась всеми цветами радуги каждая песчинка, мелкие камушки блистали, как драгоценные, все травы светились изнутри, стали видны идущие от земли соки, а в пролетающих бабочках, стрекозах видно было, как бьются крохотные сердца... И так стало видно на сотни верст, на тысячи, и каждый, задыхаясь от обилия хлынувшего в него океана образов, мог видеть на краю света одинокого кузнечика, слышать его грустную песенку, видеть каждый шип на лапках, сеточку на тонких перламутровых крылышках...
— Все, — мертво выдохнул Олег, — Великий Род... сошел на сотворенную им твердь.
Спины Мрака и Таргитая раскачивались, но удалялись, и он заставил измученное тело двигаться за проклятыми друзьями, немыслимо тупыми, еще не понявшими, что Род уже на земле, уже в окружении своих созданий: леших, великанов, горных рудокопов... и что там для людей места нет... и не было.
Сияние вспыхнуло ярче. Он помертвевшим сердцем понял его суть, вскрикнул отчаянно:
— Мрак, Тарх!.. Остановитесь!.. Это Перо! Перо Власти... Род уже вручает тому, который...
Голос его прервался, он захлебнулся, кровь побежала с подбородка на грудь, однако ноги еще как-то двигались, несли, хотя ему казалось, что это он тащит за собой две железные наковальни.
На плите складывал крылья огромный, как сарай, сокол. От него шел свет первого дня творения, когда свет был отделен от тьмы, и еще не знал ни сумерек, ни теней.
— Все, — вскрикнул Олег в отчаянии, — опоздали!
Мрак, у которого глаза залило красным, ломился вперед, ничего не видя и не слыша. Таргитай бежал следом, потом догнал и побежал плечо в плечо. Золотые волосы намокли и прилипли ко лбу. От него летели брызги, лицо вытянулось, в синих глазах впервые был откровенный страх, но он бежал, потому что рядом двигалось блестящее плечо Мрака, соленый пот смыл засохшую было кровь, рана открылась, струйка стекала к локтю, дальше ее срывало ветром.
Сокол взмахнул крыльями, полыхнуло белым светом, что, казалось, разом объял весь мир. В хищном клюве Сокола возникло блистающее Перо. Искры сыпались белые, шипящие, радостные, от легкого запаха кровь пошла по жилам горячее, а мышцы напряглись, и не было на свете существа, которое бы не выпрямило спину и не прислушивалось к тому, что сейчас творилось в Долине Битвы Волхвов.
Прогремел голос, могучий и отеческий, в котором были строгость и ласка, голос раздался сразу отовсюду, словно говорила земля, небо, звезды, вся вселенная:
— Я, бессмертный Род, творец мира...
Качаясь из стороны в сторону, плита приближалась. Неземной свет блистал страшно и весело, но не слепил глаза, хотя был немыслимо ярок, настолько ярок, что все вокруг ушло в сумерки, Мрак свалил последних упырей у плиты, прыгнул, нелепо взмахнул секирой, когда тяжелые сапоги, облепленные слизью, заскользили по божественной плите.
— ...объявляю свою волю...
Перед плитой Олег догнал Мрака и Таргитая, вспрыгнули отчаянно, словно кидаясь в огонь, только взметнулись красные, золотые и черные волосы.
— ...отныне и вовеки власть над белым светом, всеми тварями земными и небесными, звездами и вселенной... принадлежит...
Толкаясь, не соображая, что их ведет, понесись на Сокола. Жадные руки, покрытые грязью и кровью, хищно и страшно выдернули Перо из божественного клюва. Их ноги уже заплетались, сил хватило только сгрудиться на другом от Сокола краю плиты, там остановились, тяжело дыша, озираясь во все стороны затравленно, спина к спине, пригнулись, оружие перед собой, все еще готовые драться до последней капли крови, а выбьют оружие, то и зубами, когтями...
Олег задыхался, грязный и весь в зловонной слизи. Тяжелые капли и целые комья падали на сверкающую плиту богов, расплывались грязными зелеными лужами и тут же исчезали. От усталости звенело в ушах и кружилось в голове. Мрак одной рукой сжимал выскальзывающее древко секиры, в другой держал Перо. Таргитай упал на колени, с трудом поднялся, золотые волосы окрасились кровью, снова упал...
Они не поняли почему белый чистый свет Пера Власти, который освещал лишь самого Мрака и на сажень вокруг, внезапно расширился, обрушился на весь мир, озарил ликующим огнем, от которого усталость начала испаряться быстрее, чем утренний туман под лучами солнца.
Слева от плиты прогремел могучий глас Повелителя древолюдей, прокатился над Долиной, как раскаты грома:
— О, бог богов!.. Великий Род!.. Все твои лучшие творения явились на твой зов и смиренно ждали. Но эти ничтожества, что посмели осквернить Перо прикосновением...
За его спиной люди-деревья загудели, словно в ветвях завывал ветер. С другой стороны плиты квакали и булькали упыри, а их Повелитель, Великий Упырь, проговорил болотным голосом, в котором чувствовались темные бездны:
— Мы ждали, Величайший...
А со стороны богов раздались голоса, сильные и могучие, как сами бессмертные боги:
— Скажи, Род!
— Яви свою волю!
— Реши, как решает Творец всего сущего!
— Реши, ведь ты — бог богов, а мы твои младшие боги...
Свет, яркий, неземной чистоты, обнимал весь мир, но не слепил, Мрак с потрясенной ясностью мог рассмотреть каждого муравья за сто верст вокруг, видел мелких червей, что гложут корни деревьев.
Сокол шелохнулся, чуть раздвинул крылья. На мир обрушилась тишина, абсолютная тишина, оборвались все звуки, не стало слышно ни шелеста древолюдей, ни голоса упырей, даже песенки кузнечиков замолкли по всему свету.
В торжественной тиши шумно и неуместно хрипели трое. В груди красноголового булькало, изо рта шла пена пополам с кровью, словно порвал легкие, плечи поднимались как волны прибоя, рядом черноголовый гигант оперся секирой в камень, с лезвия зловеще сползало густое, красное, а другой рукой, в которой было Перо, вытирал тыльной стороной ладони рассеченную бровь. Край белоснежного Пера, задев лицо, окрасился в яркий пурпур.
В неуловимый миг на месте Сокола полыхнул свет немыслимой чистоты, словно Род сменил личину сокола на огонь. Голос Творца, нечеловеческий, огромный, идущий разом со всех сторон, словно говорил сам белый свет, донесся мощно и величественно: