Анатолий Севастьянов - Дикий Урман. Страница 43

– Теперь недолго, - сказал Федор, провожая глазами птицу. - Потерпим и коры поедим.

Росин тоже стоял в дверях и смотрел на улетающую на север птицу.

– Опять с луком охотиться можно. Ты бы сшил что-нибудь непромокаемое, а то, где ни ступишь, вода.

– С таким струментом не пошьешь. В избушке сидеть придется. Весной вода едкая, разом застудишься. Особливо на голодное брюхо. Вон уж у порога вода проступила. Скоро поплывем.

Красный шар солнца еще высоко над горизонтом завяз в непроглядном сером тумане. А под вечер над тайгой расползлась моросящая мелким дождем густая серая хмарь.

– Слышишь, Федор, как дождь шумит?

– Этот быстро снег сгонит, - ответил Федор.

Росину теперь было страшно спать. Он боялся, что уснет и больше не проснется. Каждый вечер его мучила эта мысль. И когда он просыпался, то просыпался с радостью, что жив.

Неспешно горел в чувале огонь. Пламя расползлось по костру и будто глодало свою пищу, оставляя от дров только хрящеватые рядки красных углей… Поздно ночью последний язычок пламени мигнул… мигнул еще раз и пропал, унеся с собой свет. Сразу зашевелились на нарах Росин и Федор. Темно - значит, время подбросить дров. Они научились помнить это даже во сне.

– Лежи, Федор, я встану.

Росин прыгнул на пол. Бултых!… И ноги в воде.

– Неужто вода в избушке? - испугался Федор.

– Холоднющая, как лед! - Росин был уже снова на нарах.

За стенкой шумел ливень.

Федор бросил на угли клок сена. Оно вспыхнуло и на секунду осветило избушку. Черная вода уже подбиралась к нарам, к чувалу. Она залила всю избушку. Плавали дрова, кое-где всплыли жердины пола.

Сено сгорело - опять только угли было видно в чувале.

– Озеро из берегов вышло! - не то с радостью, не то с испугом проговорил Федор.

За дверью шум ветра мешался с шумом ливня.

– Вадя, лодка!

Глава 29

Лодку, к счастью, удалось найти.

Теперь она маленькой пирогой плыла по весенней, в солнечных зайчиках воде.

Впереди сидел Росин, одетый в остатки медвежьей шкуры, на корме - Федор в своем пестром, собранном из разных шкурок балахоне.

Пришел наконец этот долгожданный день, когда избушка осталась где-то позади… Но опасность предстоящего пути мешала радоваться. Руки едва держали весло, а впереди завалы и все тот же изнуряющий голод…

– А что, Федор, здорово перепугался, когда лодку унесло?

– Думать надо. Ладно, под елку загнало. А кабы в озеро?…

Время от времени Федор подбрасывал в миску сухие гнилушки, и из нее вился голубоватый дымок.

Оставляя над водой полоски дыма, все дальше уплывала лодка.

Теперь, когда избушка осталась где-то там, позади, Росину сделалось вдруг жалко ее. Жалко эту ненавистную избушку, в которой они жили оторванными от всего мира. Но ведь в ней они прожили почти год. Кроме бед, там были и радости.

Вот и соседнее озерцо. Поплыли краем, где лед отошел от берега.

– Гляди-ка, Вадя! - Федор резко затормозил вес лом.

Из воды торчала, вмерзшая в лед, их старая лодка.

– Так вот она где! В другом озере, - удивился Росин. - Как же она с ней в протоке не застряла?

– Потемнела. И льдом ишь порвало. Теперь уже негодная.

Из озерца вода стремительно мчалась узкой ледяной канавой. Лодка осторожно скользнула в нее и понеслась так, что Росин и Федор едва управлялись на поворотах.

– Лодку бы не расшибить, - хмурился Федор. - Рановато тронулись.

– Уже двое суток, как карася с рожна съели, а ты - «рановато».

За поворотом вода неслась под висящий на берегах протока лед. Не слушаясь весел, туда же устремилась лодка!… Росин изловчился и, ухватившись за куст, удержал лодку.

– Вылазь, волоком потянем, - сказал Федор.

Наступая на свои синие тени, они, как нарточку, потащили лодку по льду.

Внизу с шумом неслась вода.

– Не провалимся? - побаивался Росин.

– Не должны. Весу в нас теперь раза в три, поди, меньше.

В низине протока разлился, течение утихло. Теперь можно и осмотреться, не боясь разбиться на повороте или попасть под лед.

Вытаявший из-под снега муравейник, сиреневые от оживших почек березки, проглянувшая земля - во всем уже появилась и чувствуется необоримая сила жизни. Пахло оттаявшей землей. Там, где сошел снег, земля дышала - стоял чуть заметный парок. По закраинам луж появились первые зеленые ростки травы.

На верхушке осинки самозабвенно распевала бело-шапочная овсянка. Трехпалый дятел с желтой отметиной на голове прицепился к стволу березки, осмотрел белую кору и резко ударил по ней клювом! Пробил и принялся сосать из дырочки березовый сок.

– Нам тоже хоть березового сока напиться надо. А то ведь сколько времени ничего не ели. А в соке все какие-нибудь питательные вещества есть.

– Остановиться надо! - согласился Федор. - Только какой прок в соке. Шкуру надо варить.

Долго бурлила вода в закопченном горшке, где варилась шкура.

– Еда - и то мучение. Иначе и не назовешь, - ворчал Росин, давясь приготовленным из шкуры месивом. - Надо же, весь остаток дня ушел на то, чтобы приготовить эту бурду.

Неторопливо поплыл по небу узкий сверкающий месяц. Угомонились ручейки, и морозец начал затягивать пленочкой льда стоячую воду.

– Что же, Вадя, спать пора.

Из-под выворота, где горел костер, перебросили в сторону недогоревшие головешки, смели золу и угли. А на прогретую землю положили толстый слой кедровых веток…

Наутро, доев остатки вареной шкуры, снова в путь. Теперь уже приходилось внимательно смотреть, чтобы не потерять проток в сплошном разливе.

– Паводок-то какой… Этой весной собирался на Быстрянку поехать. Бобров мы там выпустили. Хотел посмотреть, не заливает ли весной норы.

На не затопленной водой гриве Росин увидел вытаявшие из-под снега кедровые шишки.

– Давай причалим, может, орехи в них остались.

– Полно, разве мыши оставят?

В дальнем конце гривы что-то мелькнуло.

– Федор, лиса!

Подхватив палку, Росин пустился по гриве. Между кустами, стелясь по земле, мелькала лисица. Федор, припадая на больную ногу, тоже торопился к кустарнику. Лисица метнулась по узкой полоске земли. Росин рядом. Размахнулся, но лисица - в воду и поплыла. Росин с ходу за ней - и с головой в воду. Вынырнул - быстрее на берег.

– Почто ты в воду плюхнул?

– Думал, мелко.

Лиса доплыла до другой гривы и тут же пропала за древесным хламом.

– Вот, Федор, что значит высококалорийная пища. Не то что поешь, а только увидишь - сразу организм полон сил. Вон мы как с тобой по гриве скакали. Только хворост трещал.