— Айр-маре! Айр-маре! — кричали они.
Это означало по-новозеландски «здравствуйте».
За частоколом находилось два десятка соломенных хижин. Вокруг костров, горевших между хижинами, сидели голые ребятишки и тощие собаки. Собак в деревне было множество. Они со злобным лаем кинулись к пленникам, пытаясь укусить их за йоги. Новозеландцы с трудом отогнали псов, крича на них и размахивая палками.
Пленников вывели на широкую площадь, расположенную за деревней. Посреди площади росло несколько сосен. Моряков прикрутили канатами к этим соснам, по одному к каждой сосне.
Затем воины удалились, оставив возле пленников только двух сторожей, которые тотчас же развели костер, сели на землю и принялись что-то жевать. Больше стражи и не требовалось, потому что пленники так крепко были привязаны к деревьям, что не могли шевельнуть ни ногой, ни рукой.
В деревне все смолкло. Впрочем, в первую половину ночи тишина несколько раз нарушалась оживленными кучками воинов, возвращавшихся с захваченного брига. Они тащили на себе тюки с посудой и одеждой. У многих за плечами были ружья. Из этого Рутерфорд заключил, что новозеландцы уже проломали палубу и забрались внутрь судна.
Пленники, конечно, не спали всю ночь. Но веревки так больно врезались в тело, ужасы минувшего дня так утомили их, страх за будущее был так велик, что никто не говорил ни слова. И, только когда прошла уже большая часть ночи, матрос Уотсон тихо сказал:
— Глядите, зарево.
Рутерфорд поднял голову и увидел, что за частоколом, за лесом, в небе стоит зарево.
— Что это горит? — спросил Джек Маллон.
— Лес, должно быть, — ответил кто-то.
— Нет, не лес, — сказал Рутерфорд. — В той стороне бухта, море.
— А что ж, по-твоему, если не лес? — спросил Джон Уотсон.
— Это горит наша «Агнесса», — угрюмо проговорил Рутерфорд.
И тотчас же раздался оглушительный грохот. Тысячеголосое эхо гор ответило ему протяжным гулом. Вершины сосен качнулись. Собаки тревожно завыли, и сонные новозеландцы выскочили из своих хижин.
— Это взорвался наш пороховой склад! — воскликнул Рутерфорд. — Порох взорвался на бриге и, конечно, разнес его вдребезги! Нашей «Агнессы» больше не существует!
Так прошла эта бесконечная, мучительная ночь. Зарево стало уменьшаться сразу после взрыва, но исчезло совсем только с восходом солнца.
Когда солнце поднялось над лесом, вокруг пленников собралась вся деревня. Эмаи собственноручно отвязал их от сосен. Утомленные моряки не в состоянии были держаться на ногах и упали. Но их подняли, выволокли на поляну и усадили рядком в густой траве. Эмаи встал на камень и что-то закричал. Тогда все женщины и дети ушли. Остались только воины — человек двести. Они уселись в траве широким кругом. На середину круга вышел Эмаи в сопровождении пяти каких-то стариков. Их головы были тоже украшены перьями, но не так густо, как голова Эмаи. Это были старейшины деревни, младшие вожди, подчиненные верховному вождю племени. А верховным вождем был Эмаи.
Вожди стали произносить длинные речи. Пленники не понимали ни слова, но знали, что решается их участь. Они прощались с жизнью. Джек Маллон опять тихо плакал, закрыв лицо руками.
Воины сначала слушали своих вождей в полном молчании. Но мало-помалу многие из них стали кричать, о чем-то споря. Некоторые даже повскакали со своих мест и выбежали на середину круга. Но Эмаи угрожающе обвел их взором, и они стихли. Вожди тоже ожесточенно спорили между собой и чуть не дрались. Одного особенно крикливого вождя Эмаи даже выгнал с собрания. Заседание это продолжалось часа полтора. Окончилось оно длинной речью Эмаи, во время которой все стихло. Судьба пленников была решена.
Матросов вывели на середину круга и поставили в ряд. Каждого из них держали двое дюжих молодцов, хотя пленники и не пытались бежать. Эмаи подошел к самому крайнему из матросов и ударил мэром по голове. Матрос упал мертвым. Толпа восторженно взвыла.
Эмаи медленно шел по ряду. Второго пленника он не тронул, но третьего убил. Пропустив четвертого, он убил пятого. Так убивал он всех нечетных, оставляя в живых четных. И при каждом взмахе его мэра толпа радостно выла.
Рутерфорд стоял девятым. Он должен был быть убит. Он сжал зубы и не проронил ни звука. А стоявший рядом с ним Джек Маллон громко кричал, хотя он был восьмым и казнь ему не угрожала.
Убив седьмого и не взглянув на Маллона, Эмаи подошел к Рутерфорду. Рутерфорд был бледен, но молчал. Вождь уже поднял руку. Но вдруг как будто что-то вспомнил. Рука его медленно повисла. Он с явным восхищением оглядел могучую грудь и широкие плечи моряка. Даровав ему жизнь, он убил десятого и двенадцатого, внезапно перейдя с нечетных номеров на четные.
Шестеро было убито, шестеро осталось в живых. Их звали: Рутерфорд, Джек Маллон, Джон Уотсон, Джон Смит, Джефферсон и Томпсон.
Пир
Трупы капитана, повара, боцмана и шестерых убитых матросов разрубили топорами на части. Топоры были стальные, европейские, украденные с «Агнессы». Пока одни рубили мертвецов, другие копали посреди поляны большие круглые ямы. В эти ямы набросали хворосту и зажгли его. Поверх хвороста наложили камней. Когда камни раскалились до того, что к ним нельзя было притронуться, на них положили куски человечьего мяса. Потом засыпали ямы землей и стали ждать, когда мясо испечется.
К воинам опять присоединились женщины и дети. Они тоже хотели принять участие в пиршестве. Растрепанные старухи и голые пятилетние мальчуганы с жадностью поглядывали на ямы, не скрывая своего нетерпения.
Рутерфорду было невыносимо тяжело. Его тошнило от отвращения.
«Мы оставлены про запас, — думал он. — Завтра или послезавтра и нас съедят. Поскорей бы, а то невозможно больше так мучиться!»
И, чтобы ничего не видеть, он лег на траву, уткнулся лицом в землю и закрыл глаза. Товарищи его, обессиленные всем пережитым, заснули тяжелым, беспокойным сном. Рутерфорд тоже погрузился в какое-то забытье и, несмотря на страшный шум, пролежал, не раскрывая глаз, несколько часов.
Очнулся он только тогда, когда его кто-то толкнул ногою в бок. Товарищи его уже сидели кружком на траве. Рутерфорд сел рядом с ними.
Пир был окончен.
Эмаи решил, что пора накормить оставшихся и живых пленников. По приказу вождя перед матросами навалили гору жареной рыбы — человечье мясо считалось драгоценностью, и пленникам его не предложили. Но пир людоедов отбил у моряков желание есть, и к рыбе они не прикоснулись. Им очень хотелось пить. Какой-то воин принес им воды в кувшине, сделанном из выдолбленной тыквы. Когда моряки утолили жажду, им приказали встать и повели к хижинам.