Совершенно другие цели преследует теория «широкого» юридического процесса, активное обоснование которой относится к 60–80-м гг. ХХ в., а разработка концепции продолжается в настоящее время. Сторонники этой теории не ограничиваются исследованием роли суда в современном обществе, а стремятся определить общетеоретические понятия материального и процессуального права, выявить роль процессуальных норм в механизме правового регулирования общественных отношений в различных областях общественной жизни.
Ряд ученых обратил внимание на то, что в предмете правового регулирования любой отрасли можно выделить два пласта общественных отношений: «организуемые» общественные отношения, складывающиеся по поводу осуществления насущных потребностей людей во всех сферах жизни, и организационные отношения, направленные на упорядочение (нормализацию) процессов в организуемых отношениях9. Последние обладают относительной самостоятельностью и требуют самостоятельного правового регулирования. Их субъекты наделяются правами и обязанностями, отличными от прав и обязанностей, входящих в содержание «организуемых» правоотношений. Вследствие наличия самостоятельного предмета регулирования (организационных отношений) в праве выделяется особая разновидность норм – организационно-правовые нормы. Они определяют порядок и условия реализации как регулятивных, так и охранительных норм, и поэтому основанию могут быть разделены на организационно-регулятивные и организационно-охранительные нормы10.
Сторонники «широкого» процессуального права, опираясь на известные слова К. Маркса о том, что «… материальное право… имеет свои необходимые, присущие ему процессуальные формы»11, полагают, что сфера процессуального права не ограничивается только «традиционными» отраслями – уголовным и гражданским процессом. Относительно же понятия юридического процесса и процессуальной формы между сторонниками этой теории имеются существенные разногласия.
Одни авторы считают юридическим процессом всякую правоприменительную деятельность12, другие распространяют понятие процесса также и на правотворчество13, третьи отождествляют юридический процесс с процессом реализации материально-правовых предписаний14.
У авторов данной концепции трудно уловить различия в предметах регулирования материального и процессуального права. Соглашаясь с их мнением, пришлось бы почти все нормы материального права отнести к области процесса15.
«Не работает» образное обозначение различий между материальными и процессуальными нормами (материальная норма лишь называет право или обязанность, т. е. отвечает на вопрос «что делать?», процессуальная норма устанавливает порядок, условия реализации материальной нормы, отвечая на вопрос «как, каким образом, в каком порядке названные права и обязанности могут быть осуществлены»16) по той причине что, с одной стороны, любая норма материального права регулирует поведение людей (в бытовом неюридическом значении – определенный процесс17), т. е. говорит, как они должны вести себя в данной ситуации, а с другой стороны, процессуальная норма, как и любая норма права, регулирует общественные отношения путем наделения их субъектов правами и обязанностями, т. е. говорит им, что они вправе и обязаны делать в данной ситуации18.
Теория судебного права имеет не только теоретическое, но и практическое значение. Ее сторонники стремятся выявить общие правила судебной подведомственности, организации и функционирования судебной власти, ее взаимодействия с законодательной и исполнительной ветвями государственной власти. Сторонникам теории «широкого» юридического процесса не удается определить критерии разграничения материального и процессуального в праве, сформулировать общие признаки юридического процесса, которые могут быть учтены законодателем при создании правовых процедур. Причина этого – в чрезвычайном разнообразии организационных норм в различных отраслях права.
Отчаявшись определить разграничительные линии между материально-правовыми и процессуальными явлениями, В.Н. Баландин и А.А. Павлушина признаются: «… ни с предельной, ни с какой-либо другой степенью четкости это сделать невозможно. Возьмем на себя смелость утверждать, что граница эта, если искать ее в конкретных правовых нормах, в принципе отсутствует. Деление права на материальное и процессуальной носит условный и, что особенно важно осознавать, относительный характер. В разных системах измерений одна и та же норма права может выступать и материальной, и процессуальной»19. Не выдерживает критики даваемое этими авторами определение юридического процесса как собирательного научного понятия, означающего форму превращения юридических идеальных моделей, закрепленных во внутреннем законодательстве и в международных нормах, в реальную систему правоотношений20. Что в этом определении «процессуального»? Если «юридические идеальные модели, закрепленные в законодательстве» – нормы права, а это, видимо, так, то чем юридический процесс отличается от правового регулирования, от всякой реализации норм права? Авторы подтверждают это: «юридический процесс… – это собирательное научное понятие, означающее любую юридически значимую деятельность с ее процедурной стороны»21. Поскольку не ясно, чем юридически значимая деятельность отличается от реализации субъективных прав и юридических обязанностей и что такое процедурная сторона этой деятельности, следует признать, что авторам не удалось сформулировать научное определение юридического процесса.
Главный недостаток концепции «широкого» юридического процесса состоит в недооценке различий между разными способами реализации субъективных прав и юридических обязанностей. В любой отрасли материального права есть группа организационных норм, призванных упорядочить использование прав и исполнение обязанностей (о форме сделок, порядке заключения договора, созыва собрания акционеров и т. п.). Если считать их процессуальными, то следовало бы признать, что в большинстве отраслей права есть два процесса – судопроизводство и процесс, опосредствующий реализацию ненарушенного права22. К гражданским процессуальным пришлось бы отнести нормы закона о введении в действие гражданского кодекса, к уголовно-процессуальным – нормы закона о введении в действие уголовного кодекса.
Организационные отношения неоднородны. Они могут складываться как между самими участниками «организуемых» отношений (т. н. «горизонтальные» или «локальные» отношения), так и между заинтересованными лицами и органами государства (вертикальные отношения). Локальные организационные отношения никак не могут быть признаны процессуальными. Они регулируются с помощью того же метода, что и «организуемые» отношения и вместе с последними органически входят в предмет регулирования материальных отраслей. Это признавал и основоположник теории «широкого» юридического процесса В.М. Горшенев, относя к процессуальным только вертикальные организационные отношения23.
Ряд ученых еще более сужает понятие юридического процесса. П.Ф. Елисейкин считал, что вертикальные организационные отношения не следует отождествлять с процессуальными, поскольку правоприменительная деятельность также неоднородна. Применение санкций правовых норм отличается от применения диспозиций тем, что рассчитано на случаи нарушения норм материального права. Поэтому правоохранительная деятельность нуждается в методах регулирования, отличных от методов регулирования правонаделения. Отсюда процессуальной можно назвать не всякую организационную норму права, а лишь такую, которая призвана упорядочить применение санкций материально-правовой нормы уполномоченным на то юрисдикционным органом24. Недостатком позиции П.Ф. Елисейкина является то, что он не учитывает следующего. Санкции правовой нормы могут не только применяться правоохранительным органом, но и реализовываться в отношениях потерпевшего с правонарушителем без участия юрисдикционного органа (самозащита, добровольная реализация ответственности и т. п.). Порядок такой реализации санкций урегулирован нормами, которые к процессуальным не относятся. Поэтому большее значение имеет не то, какая норма реализуется (регулятивная или охранительная, диспозиция или санкция нормы), а правовой режим, в котором такая реализация осуществляется.
В.Н. Протасов разграничивает понятия «юридический процесс» и «правовая процедура». С его точки зрения «процедура как общесоциальное явление представляет собой систему, которая: а) ориентирована на достижение конкретного социального результата; б) состоит из последовательно сменяющих друг друга актов поведения и как деятельность внутренне структурирована целесообразными общественными отношениями; в) обладает моделью своего развития, предварительно установленной на нормативном или индивидуальном уровне; г) иерархически построена; д) постоянно находится в динамике, развитии; е) имеет служебный характер: выступает средством реализации основного, главного для нее общественного отношения»25. Понятие «правовая процедура» – общее, родовое понятие. Суть той или иной разновидности процедуры и ее особенности определяются характером правового отношения, реализации которого данная разновидность процедуры служит, – основного правоотношения. По этому признаку юридическую процедуру В.Н. Протасов делит на материальную, процессуальную и правотворческую. Для материальной процедуры в качестве основного выступает материальное регулятивное правоотношение, в котором осуществляется обычное, позитивное поведение участников. Для процессуальной процедуры главным является материальное охранительное правоотношение, а для правотворческой – правоотношение, в рамках которого существует и реализуется специфическое юридическое «право на правотворчество»26.