Ой, пропил Аксёнко денежек сорок тысяч.
Как удумали народ волокжана,
Как пограбил, будто Миколушку Можайского.
А состроили грядочку дубовую,
Сторожили петельку шелковую.
Говорит Аксёнко таковы речи:
«Ой же вы, народ волокжана!
Дайте-ка мне чару зелена вина,
Ещё мерою да полтора ведра».
Ай, давали чару зелена вина:
Выпивал Аксёнко на единый дух.
Говорит Аксёнко во второй након:
«Ой, же вы, народ волокжана!
Дайте-ка мне чару полвтретья ведра».
Выпил Аксёнко на единый дух.
Говорит Аксёнко во третей након:
«Ой же вы, народ волокжана!
Дайте-ка мне чару полшеста ведра,
Ой, же вы, народ волокжана,
Чтобы мне не только было страшно в петлю сунуться».
Ой, давали чару зелена вина,
Ещё мерою ли чара в полшеста ведра.
Выпивал Аксёнко на единый дух.
Ой, тогда Аксёнко стал навеселе,
Вырывал он грядочку дубовую,
Сорывал петельку шелковую,
Говорил Аксёнко таковы речи:
«Ой, же вы, народ вологжана!
Вы бежите-ка, куда у вас да голова несёт».
Как пошёл Аксёнко на те царёвы вольны кабаки,
Обирал он денежек сорок тысяч;
Как седлал, уздал своя добра коня
И поехал во Киев, в славен Киев-град,
Ко тому ко солнышку Владимиру.
Только видели Аксёнка седучи,
Как не видели в чисто поле поедучи;
Только жёлтые песочки столбом ставятся.
Не дорогами да не воротами -
Через те ли стены городовые.
Как приехал во Киев, в славен Киев-град:
«Здравствуй, солнышко Владимир столен киевский!
Я поездил далече во чистом поле.
Я завидел в чистом поле – сидит сорок воров,
Как сорок воров сидит, сорок разбойников;
Я обрал у них денежек сорок тысяч».
Москва, Кремль. Автор неизвестен. Гравюра 17 века. Русская земля начинается с кремля
Арсёнко
(Как вздумал Грозный царь Иван Васильевич сделать Вологду второй Москвой.)А и как задумал Грозный царь Иван Васильёвич
А и он построить-то, сделать Вологду второй Москвой, -
А и вот не сделал царь ведь и Вологды второй Москвой.
А и почему же он не сделал, царь, второй Москвой?
А когда стоял он во Божией церквы у обедни он,
А и во ту пору, во то времечка упал кирпиц,
А и с потолков упал кирпиц на царя на Ивана Васильёвича, -
А и он оставил всю построечку вот второй Москву,
А и призадумалсе царь тогда да он же думушкою:
«А не велит, верно, ведь и Бог строить второй Москвы,
А и как велит да Бог владеть да всё одной Москвой».
А и он не сделал, не состроил хоть второй Москвы,
А и всё же он сделал на то место Божью церьковь,
А и вот Божью церкву состроил он, Николин храм,
А и как положил денег вкладом сорок тысячей;
А и как устроил храм Николин хорошо же он,
Ай изукрасил, снарядил его по хорошему,
Привёл в такое ведь и очунь в удивленьице:
А ишшо стали-то народ-люди дивоватисе,
А и как они же стали всё отовсюль скоплятисе,
А посмотрять хотели ведь и все люди второй Москвы,
А ишшо второй Москвы хотели они, Божьёй церквы.
А вот и пришла-то эта славушка по всем городам,
А и как дошла ета ведь славушка до деревеньки
А и как ведь и жил-то, был ведь и мужик-от деревеньской-от,
А и как мужик-от был-жил – звали всё Орсёнушко,
А и как Орсёнушко-то был да всё вдовой сын.
А и как Орсёнушко от батюшка-та малёшенек осталсе всё,
А и как возростила его родимая матушка, А и он как ходил-то всё,
Оксёнушко, в тёмны леса, А и как стрелял, стрелял
Орсёнушко куниць-лисиць. А и один вечер-то
Орсёнушко пришёл он из тёмных лесов,
А и как увидел тут Орсёнушко: народ идет, ведь и копитсе-то всё кучею,
А и меж собой-то всё народ-люди разговаривают.
А и подошёл-то наш Орсёнушко близёшенько,
А и подошол-то к йим Орсёнушко, низко кланелсе:
«А уж вы здравствуйте, народ же, люди добрые,
А и вы про што, про што, народ-люди, разговор водите?
А и уж вы водите розговор, всё разговариваете?»
А и отвечали мужики тут всё Арсёнушку:
«А и говорим-то, разговор ведём, Арсёнушко,
А мы про ту ли судим всё же про втору Москву, -
А и хороша-то всё построена втора Москва!
А и не Москва-то всё ведь и в Вологды состроена,
А и не белокаменна во Вологды уделана,
А и он состроен, сделан чудной храм Осподен-от,
А и на Николу-ту ведь и храм етот состроен-от,
А и хорошо же храм ведь и весь он изукрашонной,
А и как положено денег вкладом сорок тысечей.
А и велико только несчастие случилосе,
А подломили-то всю же вот втору Москву,
А и как втору Москву, Николин храм
А и вот забрали всю же сумму, сорок тысечей, -
А и всё ли жертвенье было же всё пожаловано
А и как самим Грозным царём Иваном-то Васильёвичём.
А и теперь-то ишшут всё воров, ищут-дознаваютсе
А и как ли тих ли всё воров, ноцьных разбойницьков;
А и не можут-то найти воров-разбойницьков,
А и вот не можут-то найти ноцьных подорожницьков».
А и поговорили-то народ и пошумели тут,
А и разошлись-то народ весь и скоро по домам своим.
А и Арсёнушко-то, сдал свою добычу он,
А и он ведь продал он куниць-лисиць,
А и набрал, купил товару-то разного,
А и он пошол к родимой своей матушки,
А и ко родимою ко своей же он ко сестрици;
А и он пришол-то, россказал же родной матушке,
А и то он слышал, – говорили мужики тогда.
«А уж ты ой еси, родима моя матушка,
А испеки-ко мне, сыночку-ту, подорожницьков!
А и я пойду, ведь и матушка, в дорожонку,
А я пойду, родима, в прямоезжую».
«А ты куда, моё дитя же, собираешьсе?
А и ты в каку же в путь, в дороженьку отправляешьсе?»
«А и собираюсь, мать, в дороженьку в очунь чудную,
А и очунь чудную дорожонку во дальнюю,
А и хочу сходить я, матушка, далёко,
А и я хочу-то сходить в Вологду во город-от,
А и посмотреть хочу сходить да я второй Москвы,
А и как второй Москвы хочу же я, Божьёй Церквы».
А и говорила-то ему его родна матушка:
«А и как ведь Вологда-та город есть не близок-от,
А и как втора Москва смотрять да не допустят-то,
А и там ведь есть много-то народу-ту приезжего,
А и приезжего народу-ту, приходящего».
«А и ничего же ето, матушка, ведь всем ровно,
А и я хочу же, мать, дак посмотрю второй Москвы».
«А в чём пойдёшь ты, дитя моё, в дороженьку?
Вот в дороженьку пойдёшь же ты на славной город-от на Вологду?
Как до Вологды до городу итти же все не мало есь,
До второй Москвы, дитя, да не близко есь,
А у тебы-то нету платьица-то цветного,
А чтоб зайти-то было в чём же во Божью Церковь».
«А и там ведь платьица-то цветного не смотрят-то,
А и как идут, идут ведь и там люди богатые,
Хорошо идут они же приодетые,
А и тут идут же всё ведь и люди идут странники, -
Это всё одно заходят-то во Божью Церковь».
Как тут говорила же ему же родная матушка:
«У тибя-то, мой сыночек, некого же нет,
Не дружьей твоих ведь и нет же, не товарищей,
Чтобы было с кем пройти же путь-дороженька».
«Мне не надоть-то, мать, никаки дружья-товарищи,
Я найду же всё годин же путь-дороженьку».
Тут не стала боле матушка разговаривать,
Стала тут родима снаряжать его,
Снаряжать его же стала да во дорожонку,
Напекла с собой ему она подорожницьков,
Вот наклала она во суночку, в котомочку.
Что было, всё по утру-то по ранному,
По восходу было сонця тут ведь красного,
Как поел, поел Орсёнушко, позавтрокал,
Он помолилсе-то тогда же Богу-Осподу,
Пресвятой же Божьей царицы-то Богородицы,
Он простилсе-то со матушкой родимою,
Со своей-то он со сестрицой с любимою,
Он ведь взел в руки дубиночку из темна леса,
С которой ходил-то всё Орсёнушко во тёмны села,
Вот пошол-то наш Орсёнушко в дорожочку,
Во дорожочку пошол он всё во ту саму,
Котора же вела же и на Вологду.
Шол-то, шол-то нага Орсёнко с утра до вечера;
Как вечернёй-то порой да было, тем времечком,
По орсёнковой-то было, верно, учести,
Находила-то, накаталась туча тёмная,
Туча тёмна-та накатилась очунь грозная,
Русские войны XVI века
Тут ведь падала погодушка великая,
Вот напал, напал туманушка ведь очунь-то,
Очунь страшной туман да он по всем горам,
Он по всем-то всё горам да всё ж тёмным лесам.
И сделалось Орсёнушке тоскливо да скучно-то,
И кругом-то ни зги не видать, ни голосу не слыхать.
Тут раздумалсе Орсёнушко-то сам с собой:
«Ишше ладно ли иду я, и может быть, не ладно тут?»
Вот пошол Арсёнушко, своротил же он с дорожонки,
Вот ушол, ушол далёко-то во тёмны леса.
И вот сбилсе-то, ведь спуталсе с дорожонки,
Как ведь шол-то, шол Арсёнушко незнамым путём же шол, дорожонкой.
Вот настигла-то его ж ночка тёмная,
Привелось-то всё Арсёнушко ночевать тогда,
Ночевать тогда Арсёнушку в тёмных лесах,
А во тёмных-то ему лесах да во сырых борах, -
Вот зашол у нас Арсёнушко в сырой же бор,
Вот он выбрал-то елиночку, котора густа была,