Ознакомительный фрагмент
Некоторые данные указывают на то, что размер мозга сапиенса после той эпохи в среднем уменьшился[10]. Выживание в древности требовало величайшего интеллекта. С появлением сельского хозяйства и промышленности образовались и ниши, где могли приткнуться «дурачки». Появилась возможность выжить, трудясь, например, водоносом или на конвейере, и передать другим своим «глупые» гены.
Охотники и собиратели научились превосходно управляться не только с внешним миром — животными, растениями, подручными материалами, — но и с собственным телом и его органами чувств. Они различали самые тихие шорохи — не ползет ли в траве змея? Сквозь густую листву деревьев их зоркий взгляд различал плоды, птичьи и пчелиные гнезда. Сами люди передвигались бесшумно и экономно, они умели сидеть, ходить и бегать так, чтобы тратить минимум сил с максимальной отдачей. Живя в постоянном движении, они становились крепкими, словно марафонцы, и приобретали такую гибкость, о какой современный человек не может и мечтать. Даже после многолетних занятий йогой или кунг-фу.
* * *Образ жизни охотников и собирателей менялся в зависимости от сезона и места обитания, однако в целом их существование представляется более комфортным и приятным, чем участь пришедших им на смену земледельцев, пастухов, рабочих и офисных служащих.
Ныне в развитых странах люди работают 40-45 часов в неделю, в бедных — по 60 и даже по 80, а первобытные племена, живущие в самых негостеприимных уголках Земли, таких как пустыня Калахари, отдают труду не более 35-45 часов в неделю. Охотятся они в среднем лишь один день из трех, собирательству посвящают от трех до шести часов в день. При обычных условиях этого вполне достаточно, чтобы обеспечить себя. Вполне вероятно, что древние люди, жившие в более плодоносных регионах, чем пустыня Калахари, тратили на поиски пищи и сырья еще меньше времени. К тому же и домашними делами они не были обременены: ни грязной посуды, ни пыльных ковров, ни полов, которые требуется натирать, ни мокрых пеленок, ни оплаты счетов.
Тогдашняя экономика позволяла большинству людей жить гораздо более интересной и насыщенной жизнью, нежели живут теперь члены аграрного или индустриального общества. Сегодня китаянка, работающая на фабрике, выходит из дома в семь утра, пробирается по грязным улицам в мрачное здание и там день изо дня работает в потогонном ритме на одном и том же станке, выполняет одни и те же операции десять долгих, убивающих мысль часов. Возвращается домой к семи вечера — ее ждет грязная посуда и стирка. 30 тысяч лет назад кочевница в том же Китае выходила из лагеря вместе со своими товарками, скажем, в восемь утра. Они бродили по ближайшим лесам и полям, собирали грибы, выкапывали съедобные коренья, ловили лягушек, удирали от тигров. К середине дня они возвращались в лагерь и готовили обед. У них оставалось сколько угодно досуга на сплетни, неспешные рассказы, игру с детьми, отдых и сон. Разумеется, порой кто-то попадался на зуб тигру или погибал от змеиного укуса — зато не рисковал попасть в автомобильную аварию или пострадать от загрязнения окружающей среды.
В большинстве регионов Земли почти в любую эпоху собирательство гарантировало наилучшую для человеческого организма диету. Это неудивительно — ведь именно так человек питался на протяжении тысячелетий, и наш организм привык к подобной пище. Судя по окаменевшим костям и скелетам, наши предки не страдали от недоедания или несбалансированного питания и в среднем были выше ростом и крепче своих ближайших потомков-земледельцев. Средняя продолжительность жизни не превышала 30-40 лет, однако статистику портила высокая детская смертность, если же ребенок благополучно преодолевал первые, самые опасные годы, то у него появлялся неплохой шанс дожить до 60 лет, а кое-кто дотягивал и до 80. В современных племенах женщина лет 45 рассчитывает еще на 20 лет жизни, и 5-8% от общего числа соответствующей популяции составляют люди старше 60[11].
Секрет успеха заключался в чрезвычайно разнообразном рационе. Земледельцы едят меньше, и их набор продуктов чрезвычайно ограничен. Особенно в эпоху, предшествовавшую индустриальной, свои калории земледельческое население получало преимущественно из одного-единственного вида растений — пшеницы, картофеля или риса, недобирая значительной части витаминов, микроэлементов и других столь же необходимых организму веществ. Древние же собиратели постоянно ели десятки самых разнообразных растений, а потому получали все насущные витамины и прочие полезные ингредиенты. Кроме того, поскольку они не связывали свое существование исключительно с пшеницей или рисом, то и не погибали от голода в случае неурожая. Аграрные же общества оказывались на грани вымирания, как только засуха, пожар или землетрясение лишали их урожая риса, пшеницы или картофеля.
Разумеется, природные катастрофы затрагивали и собирателей, древние люди тоже знали периоды нужды и голода, однако с подобными несчастьями они справлялись быстрее и легче. Отсутствие одних источников пищи они могли компенсировать, собирая другие растения или охотясь на другие виды животных, могли также откочевать в другие места, не пострадавшие от стихий.
Инфекционные заболевания представляли для охотников и собирателей меньшую угрозу. Переносчиками почти всех заразных недугов, бушевавших в аграрных и промышленных обществах (оспа, корь, туберкулез), является домашний скот. Люди начали болеть лишь в результате аграрной революции. Древние собиратели и охотники, не державшие никаких животных, кроме собак, не знали этих напастей. Опять-таки — аграрное и промышленное население существовало скученно, в негигиеничных условиях плотного заселения, ставшего причиной распространения болезней. А собиратели и охотники жили небольшими группами и часто перемещались с одной стоянки на другую, что препятствовало распространению эпидемий.
* * *Здоровое и разнообразное питание, сравнительно короткая рабочая неделя, отсутствие инфекционных заболеваний — все это дало ученым повод охарактеризовать досельскохозяйственное общество как «изначально благополучное». Конечно, идеализировать эту древнюю пору было бы неправильно. Образу жизни этих кочевников могли бы позавидовать крестьяне и промышленные рабочие, однако и в их мире проблем и трагедий хватало. Регулярно по той или иной причине им грозил голод или другие трудности. Был очень высок уровень детской смертности, любой несчастный случай — например, падение с дерева — с большой вероятностью оказывался роковым. И хотя почти все члены рода чувствовали себя как нельзя лучше в этой дружной, пронизанной множеством связей семье, тот несчастный, кто ухитрялся навлечь на себя враждебность или насмешки, мог бы еще до Сартра воскликнуть: «Ад — это другие!» У современных этносов, застрявших в первобытной эпохе, отмечается обычай оставлять на голодную смерть или убивать стариков и больных — тех, кто не поспевает за кочующим племенем. Также уничтожают нежеланных младенцев и маленьких детей, встречаются и человеческие жертвоприношения.
Народ аче (гуаяки) обитал в джунглях Парагвая вплоть до 1960-х годов. Изучавшие его антропологи словно заглянули в первобытный мир. Когда умирал уважаемый сородич, аче убивали маленькую девочку и хоронили ее вместе с ним. Ученые зафиксировали случай, когда заболевшего и не поспевавшего за соплеменниками мужчину средних лет просто оставили сидеть под деревом. К дереву уже слетались стервятники в расчете на поживу, но больной, к величайшему разочарованию изголодавшихся птиц, собрался с силами, поднялся и нагнал остальных. Его тело было покрыто птичьими экскрементами, и с тех пор его прозвали «помет стервятников».
Когда старуха становилась бременем для своих сородичей, кто-то из мужчин помоложе, подобравшись со спины, приканчивал ее ударом топора в затылок. Член племени поведал любознательным антропологам о временах своей юности: «Я часто убивал старух. Я убивал своих теток... Женщины меня боялись... А теперь пришли белые, и я ослаб. А вообще-то я много старух убил». Новорожденные, появившиеся на свет лысыми, считались недоношенными, и их приканчивали сразу. Одна женщина припомнила, как убили ее первого ребенка — мужчины сочли, что еще одна девочка им ни к чему. В другой раз мужчина убил маленького мальчика, потому что «был не в настроении, а ребенок плакал». Другого ребенка похоронили заживо, потому что «он был какой-то странный и дети над ним смеялись»[12].
Но не торопитесь осуждать народ аче. Ученые, жившие с ними годами, отмечали, что взрослые члены племени могли не опасаться насилия. И мужчины, и женщины свободно меняли партнеров. Все они постоянно улыбались, смеялись, не знали жесткой иерархии и не стремились никем командовать. Они отличались поразительной щедростью, легко, расставались со своим скудным имуществом, не стремились ни к богатству, ни к успеху. Превыше всего в жизни они ценили общение и настоящую дружбу[13]. К убийству детей, стариков и больных они относились примерно так же, как мы — к абортам и эвтаназии. Заметим, что парагвайские крестьяне охотились на этих людей и беспощадно их истребляли. Вероятно, как раз эта постоянная угроза вынудила аче столь решительно избавляться от всех, кто мог превратиться в обузу для племени.