Кровь честных людей. Дядюшка Август сразу вспомнил памятник в честь погибших за освобождение Норвегии - советских воинов, вспомнил простую высеченную в скале надпись: "Норвегия благодарит вас", - и тут же с радостью решил, что тоже останется вечным.
Катер резко положил на борт. Дверь капота распахнулась. Под винтами кипела голубоватая пена. Тихо пылали звезды. Лоцман вгляделся в ночь и узнал это место. Здесь таился самый большой и острый риф, названный кем-то Чертовым зубом. В войну на Чертовом зубе распорол себе днище немецкий миноносец. Волны потом разбили его о камни, раскидав по дну орудия, обстрелявшие город, и машины, приведшие его сюда. И только во время отлива иногда еще виднеются над водой шпангоуты фашистского корабля, точно позвонки какого-то гигантского доисторического животного, сеявшего когда-то ужас и разорение.
Рука лоцмана стянула с головы зюйдвестку, обнажив седые волосы: на этом рифе вместе с миноносцем погиб его сын.
* * *
Суперкарго, плевавшийся от качки зеленью желчи, встретил его злобным хрипом:
- Теперь-то вы уж наверняка поведете транспорт. И даром, - он кивнул на полицейские карабины.
В душной рубке за стаканом виски сидел бледный сухопарый капитан.
- Подпишите акт, - буркнул он. - По международному праву я не отвечаю за судно, пока на нем находится лоцман. Капитан достал из ящика стола револьвер и сунул его в карман. - Подписали? Тогда пойдемте. И, пожалуйста, безо всяких там ваших коммунистических штучек. Надоело! Во Франции, в Дании, в Англии - везде одна и та же история.
Они поднялись на мостик. Под палубой заныли турбины, и корабль стал медленно вползать в узкий коридор фиорда. Над водою из труб летели искры. Бинокли обшаривали каждую волну, точно могли увидеть таящуюся на глубине опасность. Высокие каменные массивы обступили ныряющий в провалах волн транспорт. Стало тихо, темно и сыро, точно в глубоком колодце. И в этой тишине, разряжаемой одним лишь плеском воды, раздавался уверенный голос дядюшки Августа - он вел корабль:
- Право на борт!.. Так держать. Сбавить обороты!.. Левая машина, стоп!
Он угадывал в темноте известные ему одному приметы, с которыми была связана его беспокойная жизнь, и курил набитую вересковым табаком трубку.
А риф Чертов зуб приближался. И еще издали, заслышав гудение взбудораженной воды, дядюшка Август шагнул к рулевому и, отстранив его широким плечом, сам взялся за штурвал.
- Куда, куда?! - крикнул капитан.
- Здесь подводный барьер, - ответил лоцман. - Рулевому не справиться. Я сам поведу судно.
- Ол райт! Только без этих штучек. Вы понимаете, чего они могут вам стоить.
Капитан помахал перед лоцманом револьвером. Ни один мускул не дрогнул на грубом, точно высеченном из камня, лице дядюшки Августа, и его глаза, как смотрели в иллюминатор рубки, так и остались недвижимыми, словно не заметили револьвера.
Разворачивая скрипящий штурвал, он ответил после долгого молчания:
- В прошлую войну фашисты заставили моего сына вводить в фиорд свой миноносец. И ему вот так же грозили оружием.
- Ну и что же? Держу пари, он провел миноносец точно.
Дядюшка Август куснул мундштук трубки и ничего не ответил. Сын знал подводные тайны родного фиорда не хуже отца, и он с точностью заправского лоцмана выбросил миноносец прямо на Чертов зуб.
Хороший был сын у дядюшки Августа, крепко любил его старик, и сейчас сам повел транспорт последней дорогой сына.
- Это почему там светится вода? - спросил капитан, показывая на фосфоресцировавшую впереди голубым светом струю.
- Макрель играет, - ответил дядюшка Август. - Она ночную пору любит, и развернул штурвал в сторону. За бортом всколыхнулась вода.
- Куда ведешь нас, старик?!
- Я веду вас туда, куда вам нужно, - невозмутимо ответил лоцман. Он стоял, широко расставив ноги, и мышцы на его руках набухли от нечеловеческой силы, выправляя непослушный штурвал.
- Прибавьте, капитан, скорость.
- Об ответственности вы предупре.
- Я говорю: прибавьте скорость. - И, окинув взглядом растерянного капитана, добавил: - Не волнуйтесь. Надо просто поскорее проскочить этот барьер.
И когда до его слуха донеслось тонкое пение быстро завра-щавшихся турбин, дядюшка Август вздохнул свободнее: "Так-то оно вернее, да и не долго уже осталось."
Время отбивало свои сроки частыми ударами старческого сердца. Лоцман ловил себя на мысли, что и сын когда-то переживал, как и он сейчас, такие же минуты. Только надо до самого конца остаться на пути сына.
Потрясающий удар вырвал из-под ног палубу, обжег лицо осколками стекол. Нос корабля с лязгом полез на рифы, вздымаясь в небо, и рухнул куда-то вниз. Вода с ревом устремилась в пробоину. Крики людей заглушались треском раздираемого металла и грохотом рушащегося остова, и в этом треске и грохоте дядюшка Август, повиснув на штурвале, понял последнее: американское оружие будет лежать на дне! И слабеющее сознание еще успело несколько раз повторить эту мысль, блеснувшую в мозгу яркими вспышками: "На дне! На дне! На дне!.."