Многоженство у земледельческих племен было иным, нежели у кочевых народов. Оно могло и не означать права собственности. Примечательно, что положение женщины у племен, державшихся моногамии, было менее свободным, чем, скажем, у славян. "Покупной брак" превращал женщину в собственность мужчины, рода, причем она обычно не имела права наследования имущества мужа.
Третья причина расхождений - традиции. Складываются они исторически, но в условиях древних обществ часто принимают религиозную окраску и переживают на много поколений обстоятельства, некогда вызвавшие их к жизни. Так, на севере Европы, на побережье Северного и Балтийского морей долго будут соблюдаться обычаи, напоминающие степь. Здесь будет наиболее прочно держаться "покупной брак", старинный индоевропейский счет родства "до седьмого колена", культ рода вообще, выливающийся в бесконечный ряд поколений предков, а также культ коня, более всего распространенный у венедов и родственных им племен. Коней часто держали там, где они не играли никакой хозяйственной роли. Такова, в частности, была священная конюшня из 300 лошадей в городе Арконе на острове Рюген. Живых коней венеды (позднее славяне-венды) затаскивали на морские суда, веря, .что они принесут им победу.
Разные типы общины в большой степени предопределяют и пути образования государств. У племен с сильными пережитками кровнородственных отношений расслоение идет и внутри родов, и между ними. Это примерно то, что Энгельс определил как "римский" вариант. В самых последних работах показано, что именно этот путь является преобладающим и для стран Африки и Азии, причем обычно он соединяется и с третьим путем: завоеваниями.
Выделение ряда племен и родов, установление их своеобразной субординации четко прослеживается в бурную эпоху великого переселения народов. Готы, например, разделились на восточных и западных (остготы и вестготы) из-за соперничества родов амалов и балтов, каждый из которых претендовал па первенство. В итоге вестготы, признавшие притязания балтов, ушли на запад в Галлию и далее в Испанию, где пытались встать над иноязычными местными племенами и пародами. Упоминавшийся выше историк готов Иордан более всего возвышал амалов, которые неизменно кичились своими реальными или мнимыми заслугами. Но для того чтобы добиться покорности или признания со стороны "незнатных" соплеменников, их надо было чем-то заинтересовать. Простая попытка подчинения большинства меньшинству привела к тому, что это большинство отделилось от претендентов на господство и осталось на Нижнем Дунае, занимаясь мирным пастушеством. Позднее Теодориху удалось увлечь в поход на Одоакра, правившего в Северной Италии, до двухсот тысяч человек. А через несколько десятилетий их осталось лишь несколько тысяч. Остальные, разочарованные, разбрелись кто куда. "Взаимное приспособление" попросту не состоялось.
Корпоративные притязания отдельных родов отличают практически все королевства, возникшие в результате великого переселения: Вандало-аланское в Северной Африке, государства вестготов в Испании, лангобардов в Северной Италии, бургундов, свевов, рассеянных по разным областям Европы. В Баварской правде VIII века прямо записаны роды ("генеалогии"), которым отдается предпочтение перед остальными. В это время Бавария утратила статус королевства, войдя в состав Франкского государства как герцогство. Согласно Правде "герцог, который стоит над народом, всегда был из рода Агилольфингов и должен быть, потому что относительно их так решили короли, наши предки". Следующими после Агилольфингов Правда выделяет пять родов: Хози, Драоцци, Фаганы, Хахилинги, Анионы, являющиеся "как бы первыми после Агилольфингов". Этим пяти родам положено было оказывать "двойной почет" по сравнению с остальными.
История оставила нам для размышления весьма любопытные факты: с этнографической карты быстрее всего исчезали племена, отдельные роды которых претендовали на особенно глубокую родословную и "знатное" происхождение. Так исчезли готы, вандалы, лангобарды, бургунды и многие другие племена, чья слава гремела в сказаниях эпохи великого переселения. "Знатные" фамилии, придавая вроде бы первостепенное значение происхождению, на самом деле отдалялись от своих сородичей вплоть до полного с ними разрыва. Зато из таких вот оторвавшихся от соплеменников аристократических семей уже в раннее средневековье складывается "голубой интернационал". В рамках этого "интернационала" тоже идет борьба за место в иерархии. "Отдельные индивиды, - замечают Маркс и Энгельс, - образуют класс лишь постольку, поскольку им приходится вести общую борьбу против какого-нибудь другого класса; в остальных отношениях они сами враждебно противостоят друг другу в качестве конкурентов" (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 54). Феодальные усобицы и рыцарские турниры - в известном смысле однопорядковые явления. Должности и титулы каждого должны быть признаны конкурентами. Но такое признание оказывается важнее признания собственных народов, и, скажем, браки заключаются лишь в пределах своего социального круга независимо от языка и даже религиозной принадлежности, обычно более важной для той эпохи.
На землях, охваченных территориальными общинами, государство возникает несколько иным путем. В рамках такой общины нет культа рода и племени. В ее состав легко принимаются выходцы из других племен. Управление здесь в большей степени связано с хозяйственными задачами, значительнее влияние выборных должностных лиц на дела всех членов общины. Расслоение в конечном счете возобладает и здесь: город поднимается над сельской округой, в нем выделяется привилегированный центр и т. п. Но территориальная община как форма организации прочнее, нежели род. Она способна дольше отстаивать права своих членов перед наступлением внешней власти.
У славян господствовала территориальная община. Исключения обычно предполагали сохранение неславянских традиций у ассимилированного населения. У германцев такого единообразия нет, по различия в социальной организации также могут связываться с заимствованиями в ходе переселений. Ближе всех к славянам находились франки. Как и у славян, у них не было глубоких генеалогий, и им не придавалось большого значения. Лишь на первых порах после завоеваний франки пользовались преимуществами по сравнению с римлянами. С созданием же империи Карла Великого племя и вовсе было оттеснено от ключевых должностей в аппарате власти. Уже "Салическая правда" при Меровингах выделяет этнически безликую, но привилегированную корпорацию антрустионов, защищенных самым высоким вергельдом (штрафом за убийство) - 1800 солидов и вместе с тем лишенных права возбуждать тяжбы друг против друга. Как заметит Валентин Иванов, отрывающаяся от общества власть более всего боится именно своего народа, а потому стремится опереться на иноплеменников.
Византийские авторы VI века многого не могли понять в быте славян. Славянская демократия казалась им неуправляемой стихией. И тут же приходилось удивляться, как скоро славяне овладевали военным искусством греков и одерживали победы в сражениях многотысячных отрядов. Можно указать и на еще одну особенность: завоевав практически весь Балканский полуостров, славяне нигде не устанавливают господства над завоеванными и даже рабов, по истечении определенного срока, либо отпускают на свободу, либо оставляют у себя в качестве равноправных членов общины. У славян, следовательно, была организация, обеспечивавшая успех на полях сражений с лучшим войском тогдашнего мира, но не способная стать внешней, господствующей властью по отношению к завоеванным территориям. Что же это за организация?
В некоторых художественных произведениях народное собрание изображается дикой полупьяной массой. Представление это глубоко ошибочно и питается оно мнением, будто "порядок" привносит только внешняя власть. В действительности в общине "порядок" поддерживается значительно строже, так как к общим делам привлечены все ее члены, причем каждому определено его место. Круг лиц, которым разрешалось выступать на собрании, был невелик. Обычно таким правом пользовался жрец, песнотворец - хранитель памяти племени, а также должностное лицо, осуществляющее суд и следящее за сохранением обычая. Кто-то из старейшин обычно вел собрание, и только через них можно было просить слова рядовому соплеменнику. Глашатай в таких случаях обращался к собранию, которое и решало: давать или не давать слово.
Мысль Гегеля о том, что личность может найти полное воплощение лишь в рамках государства, в принципе правильна. Но заинтересованность личности в делах ближних и дальних далеко не одинакова. Хозяйственные потребности сельской общины ограничивались в основном пределами волости, в рамках которой надо было поделить сенокосы, леса, промысловые угодья. На более обширных территориях общий интерес затрагивал лишь отдельные сферы: обмен, "игрища между селами" во время праздников и в пору свадеб, поклонение общим богам, отношение с иными племенами. В зависимости от действительных потребностей и строилась снизу вверх иерархия управления.