На самом деле у Энгельса нет расхождений с выводами Маркса. У него лишь берется несколько иной аспект. Внимание его сосредоточено не на взаимоотношении "гражданского общества" и "государства", то есть реального и мнимого государства, а на путях обособления внешнего государства от общества. Он ни в коей мере не идеализирует тот механизм, который Гегель определял как "государство". "И что за чудесная организация этот родовой строй во всей его наивности и простоте! - как бы спорит он с поклонниками такого механизма. - Без солдат, жандармов и полицейских, без дворян, королей, наместников, префектов или судей, без тюрем, без судейных процессов - все идет своим установленным порядком" (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 97). Он подчеркивает, что общество допустило создание государства как вставшего над ним механизма только потому, что запуталось в собственных противоречиях. Общество, поглощенное внутриусобной борьбой, легко становится добычей "третьей силы", как определяет государственную машину Энгельс. Он иронизирует по поводу положения, сложившегося в "Германской империи бисмарковской нации", где "поддерживается равновесие между капиталистами и рабочими, противостоящими друг другу, и они подвергаются одинаковому надувательству в интересах оскудевшего прусского захолустного юнкерства" (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 172). Это тоже одна из форм "взаимного приспособления".
Примерно в этом же направлении Ленин резко критиковал некоторых теоретиков и публицистов социал-демократов, сводивших марксизм к вульгарному социологизму. "Классовый характер царской монархии, - писал он в 1911 году, - нисколько не устраняет громадной независимости и самостоятельности царской власти и "бюрократии", от Николая II до любого урядника". "Забвение громадной самостоятельности и независимости "бюрократии", - но Ленину, - есть главная, коренная и роковая ошибка" М. Ольминского, напрямую связывавшего чиновничий аппарат с верхушкой буржуазии (Ленин В. И. Соч., т. 21, с. 32, 58).
"Внешнее" государство возникает с зарождением частной собственности и делением общества на классы. Это в самой общей форме. Пути же к этому вели разные. Разными были и результаты.
Энгельс рассмотрел три формы происхождения государства у разных народов Европы. В Афинах оно "возникает непосредственно и преимущественно из классовых противоположностей, развивающихся внутри самого родового общества. В Риме родовое общество превращается в замкнутую аристократию, окруженную многочисленным, стоящим вне этого общества, бесправным, но несущим обязанности плебсом; победа плебса взрывает старый родовой строй, и на его развалинах воздвигает государство, в котором скоро совершенно растворяются и родовая аристократия, и плебс. Наконец, у германских победителей Римской империи государство возникает как непосредственный результат завоевания обширных чужих территорий, для господства над которыми родовой строй не дает никаких средств" (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 169).
Речь идет, разумеется, только о главных формах. Скажем, в тех же Афинах классовые противоположности играли "преимущественную" роль, но были и иные, как внутренние, так и внешние причины, которые не сводятся к "классовым". "Римский" путь - обособление отдельных "аристократических" родов, возвышения их над другими - также найдет много аналогий. Примерно такой была организация многих варварских государств в Европе, в том числе и тех, что возникли в результате завоевания "обширных территорий".
Историческая роль отдельных государств существенно различна. В целом возникновение классов рассматривается как неизбежный и прогрессивный процесс, поскольку при этом углубляется общественное разделение труда. "Только рабство, - говорит Энгельс, - сделало возможным в более крупном масштабе разделение труда между земледелием и промышленностью и таким путем создало условия для расцвета культуры древнего мира - для греческой культуры. Без рабства не было бы греческого государства, греческого искусства и греческой науки; без рабства не было бы и Римской империи. А без того фундамента, который был заложен Грецией и Римом, не было бы и современной Европы (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 185).
Разумеется, прогресс связан не с рабством, а именно с разделением труда. И конечно, борьба рабов за свою свободу, борьба племен против порабощения является вневременным правом угнетенных. Государство выполняет прогрессивную роль, закрепляя разделение труда на значительной территории. Но учет всего положительного и отрицательного, привносимого государственной машиной, дает очень широкий спектр вариантов от весьма прогрессивного до более чем реакционного. Обычно государство выполняет прогрессивную роль, пока господствующий класс способствует росту производства, росту материальных и духовных благ общества. Государство периода восхождения формации в отдельных случаях способно подниматься и до решения задач, представляющих выгоды широкому кругу подданных. Напротив, в периоды кризиса формации, в периоды, когда существующий способ производства становится тормозом для развития производительных сил, созидательные функции государства отступают на задний план, подчиняясь функции удержания господства эксплуататорского меньшинства над основной массой тружеников.
Различия в путях возникновения государств влияли и на формы их дальнейшего существования, степень прочности и устойчивости. Многое как раз зависело от того, насколько власть была отдалена от общества.
Как правило, государства, возникающие в результате завоевания, и поддерживаются прямым насилием, а противоречия между властью и народом носят не только социальный, но также и этнический характер, характер межплеменной вражды и антагонизма. Это не означает, однако, что в обществах этнически однородных царит мир. Нередко собственная обособляющаяся знать не менее хищна, чем извне пришедший грабитель. Энгельс предусматривает и такое состояние, когда обществу грозит полное разрушение в результате междоусобной борьбы, и такое, когда государство стремится поглотить, просто подавить общество.
Из сказанного вытекает, что мало определить время возникновения какого-то государства. Не менее важно уяснить, что именно оно в тот или иной момент представляло, несло ли оно преимущества, или, напротив, возрастающие трудности для общественного развития. Поэтому, естественно, не может быть отброшена как несущественная норманистская или антинорманистская альтернатива: то или иное решение - это и понимание конкретных условий и особенностей возникновения государственности, и прояснение многих последующих тенденций и традиций.
Оценивая условия возникновения Древнерусского государства, необходимо учитывать и еще одно обстоятельство. Известно, что главной ячейкой первоначальной организации в родовом обществе является род и большая семья. Им на смену приходит территориальная община. Территориальное деление Энгельс рассматривает в качестве одного из признаков государства, я сам переход к такой организации общества, как правило, вызывает к жизни те или иные ранние государственные формы.
Таковы общие закономерности. В реальной же действительности оба типа общины могли сосуществовать, как и было в I тысячелетии нашей эры. Известный советский лингвист О. Н. Трубачев обратил внимание на такой факт: германские племена часто носят названия по происхождению, тогда как кельты и славяне - по территории (поморяне, висляне, поляне, древляне и т. п.), что указывает на торжество у них территориального принципа перед кровнородственным.
От чего зависело преобладание тех или иных форм общины? Причин, по всей вероятности, было много. Но на одну закономерность можно обратить внимание. Как правило, у племен, занятых оседлым земледелием, территориальная община вытесняет кровнородственную раньше, чем у скотоводческих, кочевничьих. Очевидно, тип хозяйства имеет в этом случае первостепенное значение. При достижении определенного уровня развития "малая семья", то есть семья, состоящая из родителей и детей - всего двух поколений, в состоянии обеспечить необходимый жизненный уровень.
Другая причина расхождений - различные формы брака. У славян и некоторых других племен Европы было многоженство (2-4 жены). У римлян, части германцев (но не у всех) - моногамия и покупной брак: за невесту полагалось вносить выкуп (как это и позднее сохранялось у многих восточных народов). Естественно, что родственные чувства слабее у тех народов, где сохранялось многоженство. А в областях оседлого земледелия такая семья фактически распадалась на ряд самостоятельных. В Киеве археологи обратили внимание на обычно по соседству расположенные группки из трех-четырех жилищ, в которых и могли размещаться по существу самостоятельные семьи, имеющие одного отца, но разных матерей.
Многоженство у земледельческих племен было иным, нежели у кочевых народов. Оно могло и не означать права собственности. Примечательно, что положение женщины у племен, державшихся моногамии, было менее свободным, чем, скажем, у славян. "Покупной брак" превращал женщину в собственность мужчины, рода, причем она обычно не имела права наследования имущества мужа.