К трудам советской эпохи, эпизодически коснувшимся вопросов гражданского коллаборационизма, относятся работы Г. Глазунова[7], Н. Майорова[8], А. Ананьева, Ф. Тулинова[9], Н. Мюллера[10]. Этой же проблеме посвящены отдельные места общих трудов по истории Великой Отечественной войны[11], литература, описывавшая работу советских органов госбезопасности во время войны[12]. Советские авторы упрощали создание оккупационных учреждений и работу в них советских граждан до банального прислуживания немцам. А мотивами вступления на путь коллаборации считали тщеславие, карьеристские побуждения, трусость, шкурные интересы.
Можно согласиться с Е. Ф. Кринко и О. А. Чубарьяном, что тема коллаборационизма как научная проблема в советской историографии полностью игнорировалась[13]. А также с Л. М. Млечиным, что жизнь на оккупированных территориях не была изучена, будучи «запретной темой для советской историографии»[14].
В перестроечный период в СССР проникли работы западных исследователей, в частности книга А. И. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ»[15], преподнесшая коллаборационизм в ином ракурсе, были изданы мемуары политзаключенных[16], представлявшие любую форму коллаборации с германским нацизмом как вызов большевизму. Они возбудили интерес исследователей к проблеме коллаборационизма, возможность для реализации которого значительно возросла после распада СССР.
Из работ историков постсоветского периода стоит назвать труды М. И. Семиряги[17], Ю. Н. Арзамаскина[18], А. Ф. и Л. Н. Жуковых[19], С. И. Дробязко[20], Б. В. Соколова, отличающиеся объективным анализом причинности коллаборационизма. Определенным вкладом в науку стал выход сборника «Под оккупацией в 1941–1944 гг.», включившего исследования А. С. Гогуна, К. Л. Таратухина, И. В. Грибкова, Т. С. Джолли, Р. И. Матвеевой-Рацевич, Р. В. Полчанинова[21]. Объективностью в исследовании отдельных моментов гражданского коллаборационизма отличаются труды А. Перелыгина[22], Д. И. Чернякова[23], М. В. Шкаровского[24], Д. В. Поспеловского[25]. Отрывочные сведения о локализованных фактах проявления гражданского коллаборационизма сообщаются также на страницах периодических печатных изданий[26], в религиозной литературе[27].
Заслуживают внимания исследования коллаборационистских процессов среди казачества[28]. Данные труды демонстрируют новый подход к событиям, заключающийся в рассмотрении советского коллаборационизма как социально-политического явления, требующего всестороннего исследования. Что касается исследования истории псевдогосударственных территориальных образований, а также особенностей оккупационной политики, несомненным вкладом в науку стали вышедшие в последние годы труды И. В. Грибкова[29], Д. А. Жукова[30], И. И. Ковтуна[31], С. И. Веревкина[32].
Однако ряд авторов последнего времени не в силах отказаться от парадигм советского периода. Так, А. Попов[33] признает огромное влияние коллаборационизма на ход войны, достаточную численность русских, находившихся на службе у оккупантов, «неоценимую помощь», оказанную немцам населением Украины, Белоруссии, Закавказья, называя при этом националистические мотивы[34]. В то же время считает, что на службу к врагу шли преимущественно «уголовники и лица, обиженные советской властью»[35]. Б. Н. Ковалев в своей монографии «Нацистская оккупация и коллаборационизм в России 1941–1944 гг.»[36] пытается воссоздать картину сотрудничества граждан СССР с противником в экономической, культурной, религиозной областях. Однако в своих выводах по категоричности суждений превосходит репрессивные органы сталинского периода. Так, если даже в послевоенный период деятельность работавших на оккупированных территориях старост, работников здравоохранения, просвещения и т. п. не подпадала под уголовное преследование, подвергаясь лишь моральному осуждению, то, по мнению Б. Н. Ковалева, деятельность коллаборационистов «должна быть охарактеризована как измена родине, как в нравственном, так и в уголовно-правовом смысле этого понятия». Столь же резким несоответствием фактологической части выводам отличаются работы Л. М. Млечина[37].
Кроме того, в последнее время появляются отечественные издания, не вносящие чего-либо нового в тему исследования, а составленные исключительно путем механического соединения фактов, изложенных в других изданиях. Характерным примером может служить книга С. Г. Чуева «Проклятые солдаты»[38]. Автор допустил смысловые ошибки, нарушил хронологию событий. А выводы предложил совершенно противоположные изложенному.
Зарубежная историография в ряде случаев имела те же черты, что и отечественная. Зарубежные исследователи в большинстве случаев занимались историей воинских формирований из граждан СССР, практикой их боевого применения. Другим сторонам советского коллаборационизма в их работах отведено меньше места. Высокой оценки заслуживают работы доктора Й. Хоффмана[39], Г. Фишера[40], И. А. Дугаса, Ф. Я. Черона[41], Ю. Торвальда[42], А. Д. Даллина[43], А. Д. Муноза[44], Р. Михаэлиса[45], М. Купера[46], Т. Шульте[47], А. Верта[48], С. Стеенберга[49], А. Пронина[50], Н. П. Вакра[51], А. Редклиффа[52], Д. Армстронга[53].
Но многие зарубежные авторы старались представить советский коллаборационизм почти исключительно как политический протест против существовавшего в СССР режима, оставив полный набор причин этого явления за рамками исследований.
Таким образом, существующая на сегодняшний день отечественная и зарубежная историография не позволяет говорить о проблеме гражданского коллаборационизма как о детально изученной.
Для раскрытия темы сотрудничества граждан РСФСР в гражданской сфере нами использованы две основные группы источников:
– неопубликованные, включающие документы и материалы, хранящиеся в архивах (государственных и частных коллекциях), а также неопубликованные источники личного происхождения – устные свидетельства участников событий;
– опубликованные, включающие специальные сборники документов и материалов, источники личного происхождения – мемуары бывших коллаборационистов, советских партизан, военнослужащих РККА, печать военного времени.
К первой группе относятся прежде всего архивные материалы, обнаруженные автором в центральных и областных архивах Российской Федерации. Кроме того, использованы документы личного архива автора (Личный архив И. Г. Ермолова – ЛАЕ), собранные в течение 1998–2008 гг., включающие пропагандистские материалы (коллекция листовок, плакатов и т. д.), периодику военного времени, документы по исследуемой тематике (приказы, сводки, касающиеся периода оккупации), копии судебных документов, дневники и письма участников рассматриваемых событий и т. д.
Также использованы справочно-документальные издания, например сборники «Партизаны Брянщины»[54], «От ЧК до ФСБ»[55], «Неизвестная блокада»[56], «Кубань в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.»[57], документальные публикации А. Попова[58], В. И. Дашичева[59], О. В. Вишлева, A. Munoz[60], справочно-документальные сборники[61], документальные публикации краеведов[62].
Важной составляющей источниковой базы служат опубликованные мемуары бывших коллаборационистов и лиц, в период войны близко стоявших к коллаборационистским процессам[63], германских политиков и военнослужащих высокого ранга[64], бывших партизан, подпольщиков, сотрудников органов госбезопасности {2}, советских военачальников[65].
Кроме того, в книге использованы коллаборационистские периодические издания, пропагандистские брошюры[66], агитационные листовки и плакаты, советская пери одика.
Избранная источниковая база позволяет реконструировать рассматриваемые стороны гражданского коллаборационизма. Однако автор не претендует на полное и окончательное раскрытие данной темы. Правильнее будет сказать, что эта работа только начинается. В частности, каждый из разделов настоящей книги может в дальнейшем стать предметом самостоятельного глубокого исследования.