Немцы практически не заметили существования Брестского укрепрайона. В донесении штаба группы армий «Центр» (22 июня 1941 г., 20 ч. 30 мин.) находим только краткую констатацию: «Пограничные укрепления прорваны на участках всех корпусов 4-й армии» (это как раз и есть полоса обороны Брестского УРа). (71, стр. 35) И в мемуарах Гудериана, танковая группа которого в первые часы войны наступала на брестском направлении, мы не найдем ни единого упоминания о каких-то боях при прорыве линии обороны Брестского укрепрайона. Непосредственные участники взятия Бреста оставили такие воспоминания:
«Утром 45-й разведывательный батальон (оцените состав сил, выделенных для овладения важнейшим дорожным узлом. — М.С.) получил задачу очистить город Брест-Литовск, обезвредить группу противника, вероятно, находящуюся на главном вокзале, и обеспечить охрану объектов в ближайшей округе… В самом городе, кроме потрясенного и испуганного гражданского населения, никакого противника не было. Затем сильная ударная группа направилась в казарму, расположенную на окраине города, где, по словам одного гражданского, приготовилась к обороне группа русских солдат. Но и это здание было пустым и покинутым. Только в одном из помещений мы нашли в шкафу 150 новеньких цеймсовских биноклей с отпечатанными на них советскими звездами. По-видимому, их забыли забрать при отступлении…» (72, стр. 17)
Можно ли верить рассказам «битых гитлеровских вояк»? В данном случае — да. В боевом донесении штаба 4-й Армии № 05 (11 ч. 55 мин. 22 июня) читаем: «6-я сд вынуждена была к 7.00отдать с боями Брест (сколько же минут продолжались эти «бои»? — М.С.), а разрозненные части 42-й сд собираются на рубеже Курнеща Вельке, Черне, Хведковиж и приводят себя в порядок…» (71, стр. 30) Что же касается обороны самой брестской цитадели, то в своей монографии Сандалов прямо и без экивоков пишет: «Брестская крепость оказалась ловушкой и сыграла в начале войны роковую роль для войск 28-го стрелкового корпуса и всей 4-й Армии… большое количество личного состава частей 6-й и 42-й стрелковых дивизий осталось в крепости не потому, что они имели задачу оборонять крепость, а потому, что не могли из нее выйти…» (26) Что абсолютно логично. Крепость так и строится, чтобы в нее было трудно войти. Как следствие, из любой крепости трудно вывести разом большую массу людей и техники. Сандалов пишет, что для выхода из Брестской крепости в восточном направлении имелись только одни (северные) ворота, далее надо было переправиться через опоясывающую крепость реку Мухавец. Вот через это «игольное ушко» под градом вражеских снарядов и пытались вырваться наружу две стрелковые дивизии — без малого 30 тыс. человек. Абсолютно нелогичным было решение согнать в «ловушку» обветшалых бастионов Брестской крепости две дивизии, но причины, по которым это было сделано, едва ли будут когда-либо установлены. (73, стр. 181) Конечный результат известен: «Тяжелые бои в крепости продлились еще семь дней, пока 7 тыс. уцелевших красноармейцев, изголодавшихся и изможденных от отчаянной борьбы, не сдались в плен. Потери 45-й пехотной дивизии вермахта составили 482 убитых и 1000 раненых».(72, стр. 18) Какая же это «оборона крепости», если потери наступающих в разы меньше потерь обороняющихся?
Недорого заплатил противник и за прорыв Брестского УРа. «Большая часть личного состава 17-го пулеметного батальона отходила в направлении Высокое, где находился штаб 62-го укрепрайона… В этом же направлении отходила группа личного состава 18-го пульбата из района Бреста…» (26) Вот так, спокойно и меланхолично, описывает Сандалов факт массового дезертирства, имевший место в первые часы войны. Бывает. На войне — как на войне. В любой армии мира бывают и растерянность, и паника, и бегство. Для того и существуют в армии командиры, чтобы в подобной ситуации одних — приободрить, других — пристрелить, но добиться выполнения боевой задачи. Что же сделал командир 62-го УРа, когда к его штабу в Высокое прибежали толпы бросивших свои доты красноармейцев? «Командир Брестского укрепрайона генерал-майор Пузырев с частью подразделений, отошедших к нему в Высокое, в первый же день отошел на Бельск (40 км от границы), а затем далее на восток…» (26) Вот так — просто взял и «отошел». Авиаполки ВВС Западного фронта, как нам рассказывали, «перебазировались» в глубокий тыл для того, чтобы получить там новые самолеты. Взамен ранее брошенных на аэродромах. Но что же собирался получить в тылу товарищ Пузырев? Новый передвижной дот на колесиках? Возможно, эти вопросы и были ему кем-то заданы. Ответы же по сей день неизвестны. «1890 г.р. Комендант 62-го укрепрайона. Умер 18 ноября 1941 года. Данных о месте захоронения нет» — вот и все, что сообщает читателям «Военно-исторический журнал». Как, где, при каких обстоятельствах умер генерал Пузырев, почему осенью 1941 г. он все еще продолжал числиться «комендантом» несуществующего укрепрайона — все это по-прежнему укрыто густым мраком государственной тайны. Старший воинский начальник генерала Пузырева, помощник командующего Западным фронтом по укрепрайонам генерал-майор И.П. Михайлин погиб от шального осколка ранним утром 23 июня 1941 г. В мемуарах И.В. Болдина (бывшего заместителя командующего Западным фронтом) обнаруживаются и некоторые подробности этого несчастного случая: «Отступая вместе с войсками, генерал-майор Михайлин случайно узнал, где я, и приехал на мой командный пункт…» Генерал Михайлин не отступал «вместе с войсками». Он их явно обогнал. 23 июня 1941 г. командный пункт Болдина находился в 15 км северо-восточнее Белостока, т.е. более чем в 100 км от границы. Солдаты «на своих двоих» за двое суток столько не протопают…
И при всем при этом некоторые доты Брестского УРа сражались до конца июня 1941 г. Немцы уже заняли Белосток и Минск, вышли к Бобруйску, начали форсирование Березины, а в это время 3-я рота 17-го пульбата удерживала 4 дота на берегу Буга у польского местечка Семятыче до 30 июня! Бетонные перекрытия выдержали все артобстрелы, и только получив возможность окружить доты и проломить их стены тяжелыми фугасами, немцы смогли подавить сопротивление горстки героев…
Покончив со всеми «живыми картинами», постараемся теперь перейти от частного к общему, от субъективных мнений и отдельных эпизодов войны к сухим и конкретным цифрам. Начнем с самого простого. С «бухгалтерского» учета неодушевленных, но очень дорогих предметов — танков. Их было не так и много (не миллионы, а всего лишь тысячи), и некоторые количественные оценки их использования возможны. Если и не по всем 29 мехкорпусам Красной Армии, то хотя бы по нескольким, наиболее мощным.
На первом месте по укомплектованности боевой техникой и опытным командным составом стоял 6-й мехкорпус Западного фронта. Еще раз напомним, что ни одна из советских танковых армий, завершившихв 1945 году «разгром фашистского зверя в его логове», не имела того количества бронетехники (1130 танков), которое было в составе 6-го МК в июне 1941 года. 4779 автомашин, 1042 мотоцикла и 294 тягача (трактора) делали этот корпус подлинно «механизированным» (на 5 человек личного состава приходилось одно транспортное средство). Уместно будет и сравнение с противником. Летом 1943 года в составе всей танковой группировки немецких войск на Курской дуге насчитывалось 347 танков «новых типов» (147 «тигров» и 200 «пантер»). Каждому добросовестному школьнику должно быть известно, что германское командование возлагало огромные надежды на такое массированное применение новых тяжелых танков. Этот тезис неизменно присутствует в любом тексте, посвященном битве на Курской дуге, которую советские историки называли (и по сей день еще называют) «крупнейшим танковым сражением Второй мировой войны». На вооружении 6-го МК числилось более 400 новейших танков КВ и Т-34. И в техническом (противоснарядное по отношению к основным калибрам противотанковой артиллерии вермахта бронирование танков), и в психологическом (появление из чащи белорусских лесов огромных 50-тонных бронированных монстров) смысле встреча с 6-м мехкорпусом должна была стать для немецкой пехоты страшной, ошеломляющей неожиданностью.
6-й МК не выполнил ни одной из поставленных перед ним задач и был полностью разгромлен менее чем за одну неделю. Документов, по которым можно было бы воссоздать картину этого невероятного разгрома, почти не сохранилось (по крайней мере в 42 томах «Сборников боевых документов» таковых нет). Мемуарная литература тем более мало чем может помочь — писать воспоминания было некому. Командир 6-го МК генерал-майор Хацкилевич погиб вместе со своим мехкорпусом 25 июня 1941 г. Точные обстоятельства его гибели по сей день неизвестны. Несколько дней спустя, у местечка Клепачи Слонимского района, была подбита бронемашина, на которой офицеры штаба 6-го МК пытались вывезти тело погибшего командира. При этом был смертельно ранен начальник артиллерии корпуса, генерал-майор А.С. Митрофанов. Начальник штаба 6-го МК полковник Коваль Е.С. пропал без вести. Командир 4-й танковой дивизии 6-го мехкорпуса генерал-майор А.Г. Потатурчев попал в плен, после освобождения из концлагеря в Дахау был арестован органами НКВД и умер в тюрьме в июле 1947 года. Посмертно реабилитирован в 1953 году. Командир 29-й моторизованной дивизии 6-го мехкорпуса генерал-майор И.П. Бикжанов попал в плен, после освобождения до декабря 1945 г. «проходил спецпроверку в органах НКВД». В апреле 1950 года уволен в отставку «по болезни». Дожил до 93 лет, но мемуаров не печатал. Из числа старших командиров 6-го МК смог выйти из окружения только командир 7-й танковой дивизии генерал-майор С.В. Борзилов (погиб в бою под Перекопом 28 сентября 1941 г.). Составленный генералом Борзиловым 4 августа 1941 г. доклад в Главное автобронетанковое управление Красной Армии о боевых действиях 7-й танковой дивизии является пока единственным доступным документом. Посему процитируем его достаточно подробно: