— Пойдём, брат, — кузнец положил могучую ладонь Адусу на плечо. — Путь свободен.
Казначей упрямо покачал головой.
— Нет, брат, — ответил он, — я должен остаться. Моя судьба предрешена, и я не стану противиться ей. Ступайте одни, друзья — Жрец не простит вам сего дерзкого поступка. Поверьте, вы в большей опасности, нежели я.
— Воля твоя, брат, — сказал кузнец, крепко сжимая руку казначею.
— Остерегайтесь мести Иерарха, — предостерёг его напоследок Адус.
Кузнец кивнул. Повинуясь молчаливому приказу, «призраки» ринулись к плотной людской стене и… тут же бесследно растворились в ней.
Верховный Жрец был бледен, как смерть. Неожиданное заступничество легендарных «призраков», отважившихся заявить о себе столь открыто, едва не смешало все его карты. Первым порывом его было схватить горстку дерзких храбрецов — отряд меченосцев в две сотни мечей ждал лишь его сигнала, но благоразумие взяло верх над желанием расправиться с бунтовщиками. Популярность «призраков» в народе была общеизвестна, восстанавливать же чернь против себя не входило в планы хитроумного Иерарха. Их черёд ещё не пришёл, но он придёт, обязательно придёт — мстительный Жрец никому не прощал оскорбления.
Постепенно самообладание вернулось к Верховному Жрецу. Он простёр руку, призывая народ к вниманию.
— Что ж, великодушие всегда отличало жителей славного Ирийского царства — вы вправе даровать жизнь этому мерзавцу. Да и достоин ли он вашего гнева праведного, дети Священного Города? Не прольётся же кровь презренного негодяя в день праздника великого! — Он помедлил, с удовольствием наблюдая, как послушно внимала ему толпа. — Но что это? Почему не вижу я той горстки обманутых слепцов, что с пеной у рта вещали здесь о приходе Мессии? Где же они? Или вняли они голосу рассудка, голосу стыда своего, и покинули поле битвы, так и не обнажив оружия своего?
Ни Алкомора, ни Вифокура, ни остальных учеников не было более у пустой гробницы. Они исчезли сразу же, как только в воздухе запахло первым признаком опасности.
— А, они сбежали? — насмешливо произнёс Иерарх, упиваясь своей первой победой. — Трусливая свора! И вы поверили им — вы, дети гордого народа?!
— Но ведь гробница была пуста! — попытался оправдаться кто-то.
— Истина теперь известна вам, — повысил голос Иерарх, — тело тайно похищено!
— Где же пророк? — послышался чей-то недоумённый голос.
Именно этого вопроса и ждал Верховный Жрец.
— Где пророк, спрашиваете вы меня? Что ж, я отвечу. Ступайте за мной, дети мои! Вы познаете истину до конца!
Сопровождаемый эскортом рыцарей-меченосцев, Верховный Жрец покинул пустую гробницу. Толпа, чуть помешкав, глухо урча и волнуясь, влекомая любопытством, медленно потянулась за ним. Место перезахоронения Учителя было в двух полётах стрелы от гробницы Иоса. Новую гробницу охраняла дюжина меченосцев.
Достигнув цели, Иерарх остановился. Подождал, пока толпа вновь окружила его.
— Волею судьбы и Господа нашего, — обратился он к народу, — я сумел предотвратить коварные замыслы осквернителя могил, — он снова ткнул перстом в Адуса, который, словно сомнамбула, по пятам следовал за Иерархом. — Мои верные рыцари вновь погребли несчастного безумца, и дабы не повторилось страшное злодеяние, взялись охранять сие место вплоть до особого моего распоряжения. — Властным жестом он поманил к себе начальника стражи. — Ответь, благородный рыцарь, здесь ли покоится тело казнённого пророка?
— Да, Великий Магистр, — ответил меченосец, склонив голову. — Слово верного слуги Церкви!
— При тебе ли, рыцарь, погребён был пророк?
— Да, повелитель. И с тех пор ни один из нас ни на минуту не отлучался с этого места.
— Ручаешься ли ты, доблестный воин, что никто не мог похитить пророка из этой гробницы?
— Клянусь святым Локом! — воскликнул меченосец. — Даже тень бесплотная, и та не смогла бы проникнуть незамеченной в сей уединённый склеп!
Верховный Жрец резко повернулся к толпе. Глаза его сверкали, тонкие губы подёргивались. Момент торжества был близок, слишком близок…
— Вы слышали, дети мои! — прогремел Иерарх и воздел руки к небу. — Господь тому свидетель — тело лжепророка там, за этим камнем! Смотрите же, люди Ирии!!
Он дал знак меченосцам, и те дружно навалились на огромный камень, закрывающий вход в гробницу. Наконец вход был свободен.
— Если есть среди вас смельчаки, — крикнул Жрец, — пусть вместе со мной войдут в склеп! Ну! Есть храбрецы?
Расталкивая людей локтями, из толпы выбрался кузнец, так отважно вступившийся за Адуса.
— Есть, Иерарх! — прогудел он. — Идём!
И вновь побледнел Верховный Жрец, в глазах его застыл испуг. Но отступать было слишком поздно.
— Идём! — решительно заявил он, пропуская гиганта вперед.
Каменная усыпальница поглотила обоих. В который уже раз толпа, затаив дыхание, обратилась в ожидание. Медленно, медленно тянулись минуты…
Истошный вопль потряс каменные недра. И тут же в чёрном проёме входа показалась могучая фигура кузнеца.
— Гробница пуста, — тихо сказал он, и не было среди многих тысяч ни одного, кто бы не услышал сих слов — если не ухом, то сердцем.
— Пуста… — эхом отозвались скалы.
— Пуста… — шепнул кто-то с неба.
Шатаясь, держась за сердце, в миг в седого старика обратившийся, выбрался из гробницы Иерарх. Как же жалок был он сейчас!
— Это конец, — бормотал он, — это конец…
Рокотом взорвалась толпа, словно шквал ураганный потряс пустыню — шквал кипящих страстей.
— Мы верили в тебя, Учитель!..
— Чудо! Истинное чудо!..
— Господи, не оставь нас милостью Своею!..
Поддерживаемый под руки верными слугами, Верховный Жрец медленно приходил в себя. Крах всех его надежд был полный. Крах всей его жизни… Словно из-под земли вырос перед ним Вифокур.
— Как же так, Иерарх! — язвительно произнёс он, кривляясь. — Ведь даже тень бесплотная, и та не смогла бы… Ха-ха-ха! Ты проиграл, Иерарх! Пророк воскрес! Воскрес!! Слава пророку!
Но Жрец не видел более ничего — ничего, кроме глаз ненавистного Адуса. Тот стоял, всё так же гордо сложив руки на груди, с лицом, залитым кровью… Он улыбался, но не злобно, не мстительно, а — от счастья, простого, бесхитростного счастья. В последний раз скрестились взгляды обоих врагов — теперь уже в открытой схватке.
«Ты торжествуешь, раб», — говорил тускнеющий взор Иерарха.
«Торжествует истина, Жрец, — мысленно возразил казначей, — и ты помог ей в этом торжестве».
«Будь ты проклят, раб!»
«Смирись с судьбой, Жрец. Пророк воскрес — именно ты открыл людям глаза на сие. Уверуй же в него, и ты обретёшь покой».
«Но если бы он не воскрес!»
«Он не мог не воскреснуть».
«Я ненавижу тебя, раб!»
«Ненавидишь раба? Значит ты сам — раб! Мы квиты, Жрец. Впрочем…»
Адус шагнул навстречу врагу. Рука его метнулась вперёд: тридцать монет выплеснулись в лицо некогда гордому Иерарху.
— Теперь мы квиты, Жрец.
Он круто повернулся и быстро зашагал сквозь толпу — туда, где голые скалы обрамляли бесплодную пустыню и тянулись до самого горизонта. Люди в смятении расступались, давая дорогу этому странному человеку. Кто же он — негодяй, безумец, святой?.. Но лишь проходил Адус, как тут же смыкалось за спиной его людское море, и всякая память о нём изглаживалась из сердец человеческих. Одинокий путник, не имеющий земного пристанища — скользнёт по нему взор, и тут же забудет.
Ликующая толпа возносила Богу Единому благодарственные молитвы, снова гремел голос благочестивого Алкомора, соловьём разливался сбросивший тень свою Вифокур. Восторг переполнял сердца людей, и никто не обращал более внимания на поверженного Иерарха.
— В Обитель, — прошептал Верховный Жрец, и величественная процессия тронулась в обратный путь. Веки его смежились, он впал в полузабытье.
Кто-то коснулся руки его. Жрец открыл глаза. Телохранитель стоял перед ним.
— Прости, повелитель…
— И ты смеешь являться на глаза мои! — гневно крикнул Иерарх, но лишь старческий клёкот вырвался из горла его. — Ты, не исполнивший воли моей!..
— Взгляни, повелитель.
Телохранитель кивнул на одинокого путника, удалявшегося по тропинке — прочь от Священного Города.
Ярость сдавила грудь Иерарха.
— Он!..
Телохранитель склонился в смиренном поклоне.
— Прикажи, повелитель, и я сделаю это сам.
— Тебе мало одного приказа?!
— Считай, что он уже мёртв.
Верный слуга исчез.
16.
«Свет Истины наконец пролился на грешную землю! Ты воскрес, Учитель, воскрес из мёртвых! Сбылось пророчество твоё, и нет больше сомнений в сердце верного Адуса. Торжествуй же, ибо слово твоё не умрёт никогда, и тысячи лет спустя люди будут внимать ему, благоговея.
Ладонь моя пуста! Значит, нет на мне больше крови твоей, Учитель? Нет больше греха в душе моей?.. Истина открылась мне, и с нею обрёл я свободу. Смотри, Учитель, я свободен!