Рука сжалась чуть сильнее, хотя до прежней силы было очень далеко.
— Вот с этого места подробнее, — все так же пытаясь улыбнуться, чуть слышно проговорил он.
— Миша, Миша! — чуть не закричала Жанна, чувствуя, как по ее лицу еще обильнее побежали горячие потоки. — Как ты себя чувствуешь?
Он попытался пожать плечами, и болезненная гримаса пробежала по его лицу.
— Ты сама как?
— Я цела, цела!
Он чуть повернул голову и приоткрыл глаза.
— Что ты там шептала насчет покраски?
— А ты давно… очнулся? — все еще безуспешно пытаясь унять слезы, спросила Жанна.
— Ну… наверное, почти сразу, как ты вошла. Ты ж так возбуждаешь меня… Так что там?
— Я тебя очень-очень люблю, Миша… Больше всего на свете. Ты даже не представляешь сам. И ты очень мне нужен.
— И что бы сказать об этом немного раньше, а? Надо тебе было ждать, чтоб меня подстрелили?
Он попытался согнуть руку в локте и поднести ее кисть к губам. Их спугнул звук отворяемой двери.
— Так, почему посторонние в палате? — входя, спросил очень толстый врач.
— Я не посторонняя, я его невеста, — сказала Жанна гундосо, утираясь ладонью. — Я его оживляла.
— Да? — делано изумился врач. — Ну и как — оживила?
— Оживила, — с вызовом сказала Жанна. Миша ответил ей пожатием, но никто, кроме них, этого не знал.
— Ну оживила — и дуй отсюда. Оживлялка тоже нашлась… Завтра придешь.
— Да, да, — поспешно проговорила Жанна, наклонилась, чтобы чмокнуть Мишу в небритую щеку. — Я приду завтра.
«Любовь всепрощающая, окончательная версия».