Таким образом человеческого совершенства был Хатим из Бене-Таи; он светился, как светится луна во время рамазана жадно поджидающим ее появления на горных высотах верующим, и был он лучше всех людей, как все добродетели вместе лучше одной из них, исключая любовь к Богу и любовь к ближнему.
Мать Хатима была вдова, бедная и не имевшая никаких родственников, но Бог осенил ее разумом, и она научила своего сына закону Божию.
Однажды в селении раздался громкий крик. Все выбежали из своих жилищ, желая узнать, что случилось, и крик сделался общим. На севере показалось что-то, никогда еще не виданное и не слыханное. Одни говорили: «Это туча», другие заявляли: «Это движется гора». Действительно, что-то страшное быстро надвигалось, и вскоре поднялся общий вопль: «Наступил конец света».
Чудесное явление наконец пронеслось над устрашенными жителями. Оно походило на громадный чудовищный зеленый ковер, на котором возвышался лучезарный трон, а на троне восседал царь в короне, окруженный слева неземными духами, а справа – вооруженными воинами. На краю ковра стоял человек в блестящей одежде и громко возглашал: «Велик Бог, и нет Бога, кроме Бога». В ту минуту, как это видение исчезло, что-то упало из руки лучезарного глашатая.
Очнувшись от изумления, некоторые из поселян бросились на то место, где упал этот предмет, но вернулись со смехом. «Это только мех для воды, и так как у нас есть гораздо лучшие мехи, то мы его бросили».
Но мать Хатима, слыша эти слова, качала головой. Ей было известно с молодости народное предание, что Соломон, окончив постройку иерусалимского храма, отправился в Мекку на шелковом ковре, несомом ветром, и в сопровождении неземных духов и вооруженных воинов. Поэтому она сказала себе: «Это Соломон на пути в Мекку, и недаром бросил он мех».
Она пошла и отыскала мех, а открыв его, нашла в нем три зерна, из которых одно было красное, как рубин, другое синее, как сапфир, а третье зеленое, как изумруд. Она могла бы продать эти зерна, так как они по своей красе были достойны занять место в короне, и обогатиться, но Хатим был для нее всем на свете. Она припрятала эти зерна для него. Взяв орех, разрезала, спрятала в его внутренности три зерна и, запечатав, повесила на шею ребенка.
– Благодарю тебя, Соломон, – сказала она, – нет Бога, кроме Бога, и я буду учить этой истине моего Хатима утром, когда птицы летят на водопой, в полдень, когда они ищут прохладной тени, и при наступлении ночи, когда они закрывают крыльями себе голову, чтобы не видеть окружающего мрака.
И с этого дня во время всей своей жизни Хатим носил на шее орех с тремя семенами. Никогда никакой амулет не имел такой силы, как этот простой предмет. Когда Хатим вырос, то оказался одаренным всеми добродетелями. Никто не был храбрее, добрее, благороднее, красноречивее, поэтичнее, а главное, правдивее и вернее Хатима. Все это доказывается многими фактами из его жизни.
Однажды голод посетил его страну. Он тогда был шейхом своего племени. Женщины и дети погибали как мухи. Мужчины не могли ничем положить конца этому бичу Божию и должны были уныло смотреть на страдания близких им существ. Они не знали, кого обвинять, к кому обратиться с мольбой о пощаде. Наступило предсказанное время, когда имя Божие было забыто, как осенние листья прошлого года. Даже в шатре шейха не было еды – уже съели последнего верблюда, и оставалась лишь одна лошадь. Не раз добрый шейх приближался к ней, чтобы убить ее, но она была так красива, так привязана к нему, так славилась быстротой по всей пустыне, что у него невольно опускалась рука. «Подождем до завтра: может быть, и пойдет дождь», – говорил он себе каждый раз.
Вот сидит Хатим в своем шатре и рассказывает сказки жене и детям, так как он был не только первым воином своего племени, но также лучшим поэтом и сказочником. Идя на бой, его воины всегда говорили: «Спой нам что-нибудь, Хатим, и мы веселее умрем за тебя». И теперь домочадцы, слушая его сказки, почти забыли о своем горе. Вдруг распахнулся занавес, прикрывавший вход в шатер.
– Кто там? – спросил Хатим.
– Твоя соседка, – отвечал женский голос, – мои дети плачут от голода, а мне нечем их накормить. Помоги мне, о шейх, или они умрут.
– Приведи их сюда, – произнес он, вставая.
– Ее положение не хуже нашего, – заметила жена Хатима, – и ее дети не голоднее наших. Что ты хочешь делать?
– Она просила у меня помощи, и я не могу отказать, – возразил шейх.
Он вышел из шатра, заколол лошадь, развел огонь, и когда мясо было изжарено, то соседка с детьми разделила с его собственной семьей желанную пищу.
– Какой стыд, – воскликнул он во время трапезы, – вы едите, когда кругом голодают.
И, снова выйдя из шатра, он собрал всех соседей, которые все вместе доели лошадь до последнего куска. Только один Хатим остался голодный.
И не было человека милосерднее, чем Хатим. В бою он жалел врагов и никогда никого не убивал. Однажды он одолел в битве одного из своих неприятелей, но когда тот, распростертый у его ног, попросил у него копье, то Хатим отдал ему свое.
Ни один несчастный не обращался напрасно к его помощи. Однажды в дороге он встретил невольника, который просил выкупить его на свободу, но у Хатима не было с собою денег, а хозяин невольника не хотел ждать, пока Хатим пошлет за выкупом. Горько стало Хатиму, но он наконец придумал способ, чтоб оказать помощь несчастному.
– Я не хуже твоего невольника, – сказал он безжалостному хозяину, – отпусти его и возьми меня.
И, сняв оковы с бедняка, он надел их на себя и носил их до тех пор, пока был получен выкуп.
В глазах Хатима поэт был выше царя и лучше хорошей песни был только достойный предмет этой песни. Увековечивать славу надгробными монументами он считал суетою и верил только в ту славу, которая воспевалась в песнях и в сказках. Поэтому неудивительно, что он любил сказочников и щедро награждал их даже тем, что ему не принадлежало.
В своей молодости он так щедро раздавал сказочникам сокровища своего отца, что тот, желая образумить сына, отправил его в пустыню ходить за стадами. Однажды Хатим увидел проходивший мимо караван, провожавший трех поэтов ко двору царя Эль-Хераха, и пригласил их остановиться в его шатре. Он заколол для них трех верблюдов, а они в благодарность стали воспевать подвиги его и его родственников. Когда же они собрались в путь, то он сказал:
– Оставайтесь у меня. Дар поэзии драгоценнее всего. Я вас награжу больше того царя, к которому вы отправляетесь. За каждый стих, вами написанный, я дам вам по верблюду: смотрите, какое у меня громадное стадо.
Они остались, а когда наконец удалились, то увели с собою сто верблюдов, а у Хатима осталось триста стихов.
– Где мое стадо? – спросил его отец, прибыв на пастбище.
– Вот стихи в честь твоего дома, – отвечал гордо Хатим, – их написали великие поэты, и их будет повторять вся Аравия во славу тебе.
– Увы, – воскликнул старик, ударяя себя в грудь. – Ты разорил меня.
– Как? – отвечал с негодованием Хатим. – Ты ценишь грязных животных более той славы, которую я купил тебе продажей верблюдов?!
Арабский сказочник умолк, и княжна была так очарована его голосом, взглядом, не покидавшим ее глаз ни на минуту, и рассказом о Хатиме, которому сочувственно откликалось ее сердце, что она несколько минут не прерывала водворившейся тишины.
– Благодарю тебя, – сказала она наконец, – я только сожалею, что твоя сказка кончилась так скоро, и сомневаюсь, мог ли бы сам Хатим передать ее так прекрасно, как ты.
Арабский сказочник слегка опустил голову в знак благодарности, но не произнес ни слова.
– Твой Хатим, – продолжала княжна, подымая свое покрывало, – был не только великий воин и поэт, но и философ. Когда он жил?
– Он был лучезарным светом в мрачную эпоху до пришествия пророка, но определить, когда именно он жил, невозможно.
– Это не важно. Если бы он жил в наше время, то был бы не только воином, поэтом и философом, но и христианином. Его любовь к ближнему и самоотречение были поистине христианские. Нет сомнения, что он готов был умереть за людей. Не знаешь ли ты еще чего-нибудь о нем? Конечно, он жил долго и счастливо?
– Нет, – отвечал сказочник, сверкая глазами, – он, говорят, был одним из самых несчастных людей. Жена у него была сварливая, не раз била его, выгоняла из шатра и, наконец, бросила его.
– Вероятно, ей не нравилась его щедрость, – заметила княжна.
Конец ознакомительного фрагмента.
Примечания