Если информация соответствует действительности, говорят Тихону слободские, лучше признайся, потому что в данном случае брошена тень на праведника и на Страшном суде нелегким будет твое предстояние.
Некоторое время мельник Тихон не признается. Он хранит молчание, выбирая между судом земным и небесным. Взвесив все, мельник говорит:
Признаюсь пред всеми в том, что, предложив в голодное время муку, означенную Анастасию растлил, а также и в том, что, боясь разоблачения, угрожал ей смертью, хотя, если вдуматься, кто бы ее словам поверил? Причину же моего падения усматриваю в молодости и свежести девицы, как, впрочем, и в увядшем состоянии моей собственной супруги, находившейся на излечении у покойного Лавра.
В Рукину слободку приезжает игумен Алипий. Он сумрачен. Алипий не велит трогать тела Лавра до приезда иерархов. Отслужив литургию, слободских старше семи лет он не допускает к причастию. Слободские встревожены. Алипий уезжает.
Весть о кончине Лавра распространяется молниеносно. Это ощущают прежде всего в Рукиной слободке, где ни в одной из изб вскоре уже нет места. Нет его и в ближайших деревнях. Прибывающие строят шалаши в окрестностях. Некоторые ввиду летнего времени ночуют под открытым небом. Все знают, что при погребении праведника могут явиться чудеса.
Съезжаются увечные, слепые, хромые, прокаженные, глухие, немые и гугнивые. Из разных, в том числе и дальних мест приносят расслабленных. Приводят бесноватых, которые связаны веревками или закованы в цепи. Приезжают бессильные мужи, бесплодные жены, безмужние, вдовы и сироты. Прибывает черное и белое духовенство, братия Кириллова монастыря, князья больших и малых княжеств, бояре, посадники и тысяцкие. Собираются те, кто был когда-то излечен Лавром, те, кто много слышал о нем, но никогда его не видел, те, кто хочет посмотреть, где и как Лавр жил, а также те, кто любит большое стечение народа. Свидетелям происходящего кажется, что собирается вся Русская земля.
Тело Лавра продолжает лежать под сосной у входа в пещеру. Оно не содержит следов тления, но охраняющие его начеку. Каждый час они подходят к телу и вдыхают исходящий от него запах. Их ноздри трепещут от усердия, но улавливают лишь аромат травы и сосновых шишек. Охраняющие оглашают поляну возгласами изумления, но в глубине души сами твердо знают, что именно так все и должно быть.
18 августа 7028 года от Сотворения мира, 1520-го – от Рождества Христова, когда число приехавших достигает ста восьмидесяти трех тысяч, тело Лавра поднимают с земли и бережно несут через лес. Перенесение сопровождается надгробным пением птиц. Тело усопшего легко. Сто восемьдесят три тысячи приехавших ждут на границе леса.
Когда тело Лавра показывается из чащи, все опускаются на колени. Сначала увидевшие его, а затем – ряд за рядом – все те, кто сзади. Тело принимают епископы и монашествующие. Они несут его на своих головах, и толпа перед ними расступается, как море. Путь их лежит в храм, построенный на месте Христофорова дома. Там проходит отпевание. Десятки тысяч безмолвно ждут снаружи.
Служба в храме толпе не слышна. Вначале ей не слышны и слова, произнесенные игуменом Алипием на церковной паперти: он оглашает завещание Лавра. Но эти слова Алипием произнесены. Они ширятся по толпе, как круги от брошенного в воду камня. Через минуту людское море замолкает, ибо предстоит нечто невиданное.
В полной тишине тело Лавра проносят сквозь толпу. На краю зеленого луга его кладут в траву. Трава мягко обтекает Лавра, выражая готовность принять его целиком, поскольку они друг другу не чужие. На этом лугу Христофор показывал усопшему схождение твердей, небесной и земной.
Ноги Лавра связывают веревкой, от которой уходят два конца. В толпе слышны крики. Кто-то бросается разорвать веревку, но его тут же скручивают и оттаскивают в толпу. Если глядеть сверху, стоящие представляются невиданным скоплением точек, и лишь Лавр имеет протяженность.
К одному концу веревки подходит архиепископ Ростовский, Ярославский и Белозерский Иона. К другому концу веревки подходит епископ Пермский и Вологодский Питирим. Они становятся на колени и беззвучно молятся. Берут в руки концы веревки, целуют их и выпрямляются. Одновременно крестятся. Однонаправленно полощутся полы их мантий и концы бород. Пропорции их фигур одинаково искажены ветром, ибо оба расширились вправо. Работа их двуедина. Взоры обращены вверх.
Архиепископ Иона едва заметно кивает, и они делают свой первый шаг. Этот шаг за ними повторяет бескрайняя толпа. Ее бескрайний вздох перекрывает шум ветра. Руки на груди Лавра вздрагивают и распахиваются, словно в объятиях. Тянутся вслед за телом. Перебирают пальцами траву, как перебирают четки. Веки дрожат, и от этого всем кажется, что Лавр готов проснуться.
За спинами иерархов слышны сдавленные рыдания. С каждым мгновением рыдания становятся громче. Они переходят в сплошной вой, который несется над всем обитаемым пространством. Иона и Питирим продолжают свое движение молча. Их слезы ветром уносит в противоположный конец луга.
Лавр мягко скользит по траве. Первым за ним следует псковский посадник Гавриил. Он сед и дряхл, и его ведут под руки. Его почти волокут, но он все еще жив. За Гавриилом идет новгородский боярин Фрол с женой Агафьей и со чады. Их количество увеличивается с каждым годом. Далее боярыня Елизавета, яже прозре, а также раб Божий Николай в здравом уме и трезвой памяти. И за ними множество прозревших и вразумленных. В самом конце шествия видны купец Зигфрид из Данцига, оказавшийся здесь по торговым делам, и кузнец Аверкий, стыдящийся своего поступка.
Что вы за народ такой, говорит купец Зигфрид. Человек вас исцеляет, посвящает вам всю свою жизнь, вы же его всю жизнь мучаете. А когда он умирает, привязываете ему к ногам веревку и тащите его, и обливаетесь слезами.
Ты в нашей земле уже год и восемь месяцев, отвечает кузнец Аверкий, а так ничего в ней и не понял.
А сами вы ее понимаете, спрашивает Зигфрид.
Мы? Кузнец задумывается и смотрит на Зигфрида. Сами мы ее, конечно, тоже не понимаем.