Во дворцовой зале появляется Августейший в сопровождении хлыстовского «саваофа». Оркестр рассыпается стаей взвизгов. Дамы упархивают за колонны.
— Mon Dieu! Qui est ca? [3] — Mesdames, спокойно…Хитер, как лиса — И в том вся тайна.— Но очи-то! Очи!.. — Ах, не скажите…— О чем он пророчит, Живой небожитель?
«Саваоф», поднимая перст, густым окающим говором
Нынче всякий походяЛжет, в бесовской похоти,Будто лишь в Европе ум,Русь же — мрак да опиум.По таким ударить —Значит государить.
Августейший
Да, нелегко нам судно вестиМежду сирен докучных…С голосом царской совестиВы лишь один созвучны.
«Саваоф» обводит колдующим взором зал. Дамы показываются из-за колонн.
Одна, приближаясь
Простите неверный шаг…Наш обморок… Наш смешок…Теперь мы, осилив шок,В вас поняли истый шик.
Другая, пошатываясь
Какой неимоверный взор!Он — бел, фиолетов, бур…Не все ли равно — пожарПодхватит нас? Смерть? Позор?..
Третья, коленопреклоненно
О, возложи свою руку,Как на священную раку,На грудь мою: слышишь трепет?То — кровь наша нас торопит! —
«Саваоф», благословляя дам и мужчин
Государь возлюбленный!Мир, чертями вздыбленный,Немогущ, пока я —Страж твоего покоя.
Августейший
Вижу колонны я… обелиски…Не вижу людей в империи!Мне грустно: народ российскийУтратил мое доверие.Один только вы мне близки,Утес среди волн безверия!
«Саваоф», возлагая руки:
правую на грудь дамы в белом,
левую — на грудь дамы в розовом
Государь наш батюшка!Ослабела церквушка;Коль не хочешь падать —Патриарха надоть!
Женский голос, подле Августейшего
Светится он несказанною тайной,Мудрость его — как Русь глубока…Чье же в России чело достойней Белого клобука?{5}
Вокруг «саваофа» вспыхивают синие огни. Порхая, они осеняют Августейшего, Принцев крови, старцев ареопага. Свет в люстрах убывает.
Августейший
Молись за Россию, отче,Угодный Господу Богу;А я — лишь смиренный зодчий,Зовущий ее ко благу.Черчу военные планы,Чтоб было где реять флагу…Умрем — и зарей желаннойПойдем по райскому лугу.
Августейший удаляется.
В зал врываются радевшие в подвалах.
— Ох, чудеса! Эх, кудеса! Правь, Саваоф, Бог!— Каждый — христос… — Мы — в небеса, Меж облаков… — И-охх!
Неистово кружащийся «саваоф» становится центром хоровода. Люстры едва тлеют. Синие огни выпархивают наружу, карабкаясь по стенам дворца. Дворец маячит над городом, весь трепеща в их танцующем вихре.
Заглушенный говор на антресолях
— Ах, государь совсем обольщен: Он кроток, доверчив, прям…
В казармах
— Глупейший из всех, занимавших трон! Нелепейшая из драм!
В церковных притворах
— Никто не расшатывал с древних времен Так вероломно храм…
В квартирах
— Позор! Царица семи корон{6} Хлыстовствует по вечерам!..
На улицах
— Смотри: возмущенье со всех сторон! Фарс! Балаган! Срам!
Прозревающий в своем монастырьке
Демон грозный и мелкий бес нам Ложь нашептывают все лукавее…Боже, скрой омофором небесным От врага глубину православия!Если братства наши бессильны Перед царством его встающим —Укажи, где хранить светильню И кому передать в грядущем!
Зигзагообразный луч внезапно пронизывает на миг глубину Нижнего слоя. Там, вблизи опрокинутого острием к центру земли капища античеловечества, тяжко пульсирует дряхлое тело Жругра, демона великодержавной государственности. Щупальца жадно всасывают пищу из почв, подобную красной росе. Голова на длинной шее то припадает к земле, то взмывает в вышину. Он претерпевает муку размножения: от его туловища отпочковывается уменьшенное его подобие. Бледное, тощее, с огромной пастью{7}, оно юлит вокруг старика, стараясь откусить одно из его щупалец.
Вспышка гаснет.
Дробный, настойчивый стук в Западные ворота.
Монотонно-высокий Голос из-за ворот
Довольно с нас лампадок и просфор. Хотим — Босфор!А чтоб народ впотьмах не костенел — И Дарданелл.Мы подновим облупленный фронтон, — Ведь я — бон-тон,Я — доктор прав, на мне всегда сюртук. Тук-тук. Тук-тук.
Голоса в ареопаге
— Государь, не впустить ли?— Смажем маслицем петли —И не скрипнут, пожалуй… Чугун-то тяжелый!..
Августейший
Непрошеных сватовПрошу без советов.
Голос за воротами
Я к вам — посол от тех, кто трезв и бодр. Ваш хлипкий одрМы укрепим: поймите странный ход! Не Дон-КихотНаш идеал, а уж скорей Гладстон{8}. Зачем же стон? Зачем же вновь я слышу, как всегда, Ни «нет», ни — «да»!
Говор в домах
— Умнее не сумел тоста…— Этот из того ж теста.— Разве это вождь? Паста!— Было бы им всем пусто!
Ворчание в подворотнях
— Врали про народ? — Врали!— Прели меж перин? — Прели!— Жрали мандарин? — Жрали!— Грели свой живот? — Грели!
Вспышка света еще раз проносится по нижним слоям. Видно, как от Жругра отпочковывается второе детище — Бурое{9}, с черными глазами без блеска. За городской стеной — пальба. Выстрелы уже и на улицах. Резкий, как барабанная дробь, стук в Восточные ворота.
Экзальтированный голос из-за ворот
Коль не откроешь мне, тиран, дверцы —Жди катапульту! Жди таран в сердце!{10}За мной — здоровье, дух и речь русских,За мною — толпы! Обеспечь впуск их!
Глухой говор в народе
— Уж не наши ли грядут мстители?— Уж не наша ли плоть и кровь?..
Начальник полиции
Гончие! Гончие! Внюхивайтесь! ищите!По следам! Взад-вперед — вкривь!
Гончие
Лаем, рыскаем по рвам вбок, вглубь,В коридоры, в каждый спуск, ход, копь,Но везде по подворотням скрыт вор,Колобродни! плутни! бредни! гвалт свор!
Говор в народе
— Гордыню кормим всемирную…— Ношу несем безмерную…— Землю грызем черную…— Плачемся в ночь бурную!
Голос Велги [4]