— Раздаешь наше добро?! — взревел Перцев. Равиль молчал, но жестикулировал красноречивей всех.
— Да ее убить легче! — наконец сказал он, и вся свора набросилась на меня.
Мне же пришлось особенно нелегко, потому что одно дело — защищать себя, а другое — платиновую карту, пусть и с какими-то жалкими ста тысячами долларов. Эти варвары, конечно, договорятся, и каждый урвет себе какой-нибудь приличный кусок, а как же я? Что же я, за так страдала?
Эта мысль буквально сводила меня с ума, можно представить, как уцепилась я за эту карту, мою же шею на этот раз душили сразу шесть рук. Кто это выдержит?
Я не выдержала. Сознание начало уплывать и…
ГЛАВА 37
И вот тут-то появился Евгений со своими друзьями. Не могу сказать, что вовремя: поза у меня была неприглядная, да и платье помялось…
Однако этого никто не заметил. Турянского, Перцева, Равиля и Лелю скрутили и погрузили в фургон, я же не стала дожидаться конца этой истории, а быстро запрыгнула в «Мерседес», собираясь отбыть в Москву с максимальной скоростью. Евгений меня догнал, когда я уже яростно выжимала сцепление.
— Соня, ты жива? — спросил он.
— Некогда! Некогда, Женя, потом, — отмахнулась я от него. — Мне еще с десяток банков обежать придется.
— Зачем?
— За тем, что один банкомат сто тысяч не выдаст, а Турянский уже через час на свободу выйдет.
* * *Я оказалась права, история эта закончилась несправедливо. Как ни хотелось бы мне сказать, что Турянского, Перцева, Лелю и Равиля сурово покарал закон, но врать не буду, да и не поверит никто. Богатые попадают за решётку надолго только из политических интересов. Чьих?
Нам, простым людям, это неинтересно. Мы живем своими мелкими радостями. Вот я, например, купила новый парик и везу его стричь к Кольке Косому, сыну Тайки Костлявой, ну к своему стилисту. Жалко, конечно, парик, красивый он пока, густой, но что поделаешь, если я обожаю стричься, а свои волосы доверить стилисту страшно. Мои волосы…
Ой, простите, кто-то звонит.
— Мама, ты невозможная! Ты хоть знаешь, что сегодня выпустили Турянского со всей его сворой? Эх, Мама, креста на тебе нет — таких хороших людей уконопатила.
Интересно, кто Тамарке подруга: я или Турянский со всей его сворой?
— Тома, о чем речь? Уконопатила называется — каких-то пятнадцать суток и посидел человек за мелкое хулиганство. Это я-то мелкое хулиганство? Да за меня ему как минимум вышку должны были дать! У меня вместо шеи теперь синяк! Эх, нет на земле справедливости.
— Мама, ты невозможная! Вечно ты не довольна!
— Я не довольна? Очень довольна! Всех разоблачила! Турянский-то думал, что я не разгадаю его интригу, я же мастерски до самой сути дошла.
— Да-а, Мама, — согласилась Тамарка. — Видно, не солгала народная мудрость: на хитрую жопу всегда найдется этот, как его, ну тот, что с винтом.
— А на этот, что с винтом, всегда найдется жопа с лабиринтами, не сочти за грубость народную мудрость, — ответила я.
— Какая уж тут грубость, когда это истинная правда, — признала Тамарка и философски заключила:
— А ради чего эта суета, когда все в землю ляжем и все прахом будет? Не жить ли нам миром и не довольствоваться ли малым?
Я ее мысль одобрила и сразу посоветовала:
— Вот прямо с себя и начни. — Тамарке тема не понравилась.
— Эх, Мама, — зловредно сообщила она, — вот чует моя душа, что не Турянский зачинщик этой интриги, а кто-то и им воспользовался.
— Да кто же? — опешила я. — Ведь количество участников ограничено.
— Вот ты, Мама, и думай, ведь ты же у нас самая умная, — порадовала меня Тамарка и тут же огорчила, продолжив:
— Ты самая умная, если тебя послушать. Короче, думай, а я выгодный кредит вырывать бегу.
И она убежала, омрачив мою жизнь в одно мгновение.
«Как же так? — расстроилась я. — Неужели и в самом деле эту интригу затеял Коровин? А я-то думала, что он просто Турянскому помогал. Хотя, почему бы все это и не затеять Коровину? Он-то ничем не рисковал. Турянского к праотцам бы отправил, капиталы бы унаследовал и жил бы поживал с Равилем… Эх, как есть хочется. Убьет меня эта диета. Когда-нибудь точно слюной захлебнусь…»
С этой мыслью я достала из сумочки пакетик жевательной резинки и, мысленно поблагодарив Марусю, положила ароматную пластинку в рот.
«Кстати, надо бы позвонить Марусе…»
Мой «Мерседес» тем временем, тихо урча мотором, выкатился на проспект. Светофор показал красный свет, и я затормозила. От потока несущихся по перекрестку машин рябило в глазах. Красный свет сменился на желтый, а следом и на зеленый.
Я уже собралась ехать, но вдруг мое внимание привлекло необычное, чарующее зрелище: из-за серого монументального здания сталинской постройки выплыла и повисла над проспектом аквариумная рыбка. Большая такая рыбка, красная с хвостом, напоминающим алую вуаль. Жабры ее ритмично вздрагивали, вуалеобразный хвост плавно шевелился, а толстые насмешливые губы причмокивали, выпуская длинной вереницей пузырьки, медленно всплывающие в послеполуденное московское небо.
Боже, как красиво!
Сзади раздавались настойчивые сигналы, но я не могла двинуть автомобиль с места, зачарованно следя за рыбкой.
«Надо позвонить Марусе и рассказать про рыбку, — подумала я. — Правильно, я же собиралась позвонить Марусе».
А рыбка пухла, на глазах увеличиваясь в размерах, и бока ее уже касались зданий. Серый сталинский дом, не выдержав натиска ее плоти, стал трещать и разваливаться. Огромные его обломки, словно после взрыва, разлетелись в разные стороны. Один из них летел прямо на меня…
«Сейчас появится старушка, — подумала я, — и девочка, и нервный мужик. Мужики все нервные».
В общем, закончилось все карнизом, в самом прямом смысле этого слова: я стояла на широком карнизе того самого сталинского дома, который развалила аквариумная рыбка. Одна моя рука судорожно сжимала металлический крюк, вколоченный в стену дома (видимо, на нем когда-то держалась водосточная труба), а вторая сжимала сотовый телефон.
На этот раз я не растерялась — теперь у меня появился опыт.
«Так, — подумала я, — сначала жвачка, потом карниз. Теперь, когда выяснена последовательность, стоит позвонить Марусе, ведь это она меня угостила жвачкой».
Только я так подумала, как раздался звонок. Звонила (о, чудо!) Маруся.
— Старушка! Епэрэсэтэ! — радостно закричала она. — Лелю и Турянского выпустили прямо вместе с Перцевым! Леля с Турянским разводится и выходит за Перцева, а Равиль! Нет, я прямо вся упаду!
— Это я прямо вся упаду! — разъярилась я. Но Маруся меня не слушала.
— Епэрэсэтэ! Старушка! — вопила она.
— Что — епэрэсэтэ? Что — старушка? — заглушая ее, воскликнула я. — Лучше скажи, где ты жвачку взяла? Ты же терпеть ее не можешь.
— Да, я не могу терпеть эту жвачку, — подтвердила Маруся. — Она перебивает мне весь аппетит, поэтому я тебе ее и отдала.
— Это ясно, а зачем ты ее купила?
— Я купила? Стала бы я покупать. Равиль меня угостил жвачкой, а я сразу же тебя переугостила, ну, чтобы добро не выбрасывать.
Я изумилась:
— Равиль? Постой, откуда взялся Равиль? Это же у Кольки в салоне происходило, ведь это там ты мне подсунула идиотскую жвачку.
— Правильно, там, — согласилась Маруся. — Как раз в тот день, когда ты у Кольки Косого свой облезлый парик стригла, а потом незнамо как угодила на карниз.
Передать не могу, как я разволновалась.
— Маруся, умоляю, расскажи поподробней, как все случилось со жвачкой! — закричала я, стоя на этом дурацком карнизе с телефонной трубкой в руке.
— Да никак и не случилось, — флегматично ответила Маруся. — Мы были в салоне. Пока Колька Косой терзал твой парик, я скучала, сидела, на тебя глазела, зевала, слушала, как ты измываешься над стилистом, потом мне надоело, и я вышла в холл. Тут и подвернулся Равиль в стильной такой шляпе с широкими полями. Он меня жвачкой и угостил и предложил угостить тебя. Я тут же прямо всю ее тебе и отдала, когда Колька Косой меня в кресло посадил.
— И что я сделала?
— Ты сказала, что зверски хочешь жрать, распечатала брикетик и сунула пластину в рот, а потом вдруг по магазинам умчалась, бросив меня у Кольки Косого прямо всю одну.
Вот что сообщила мне Маруся. И я, в нечеловеческих условиях, стоя на карнизе, сделала последнее открытие: интригу затеял Равиль, чтобы потом избавиться от Коровина и зажить свободной жизнью. Очевидно, такой жвачкой он пользовался, когда выходил в астрал для общения с духами.
Какой умница Равиль, раз разглядел во мне сильнейшего потенциального врага и подсунул жвачку, пропитанную психотропом. Уж он-то знал, кого надо срочно нейтрализовать или (на худой конец) дискредитировать. Выставив меня психически ненормальной, он рассчитывал поломать игру Лели, которая надеялась загрести жар моими руками, о чем она имела глупость ему рассказать.