— Триш Гамбони.
— Эта сволочь? — Глаза Джуди распахнулись от удивления.
— Собственной персоной.
Мэри оценила, что Джуди отреагировала на новость с совершенно правильной ненавистью, при том что даже ни разу не встречалась с Триш. Только истинная подруга возненавидит незнакомого человека исключительно по рассказам подруги.
— Вот дрянь! — с чувством сказала Джуди. — Чего хочет?
— Понятия не имею. Маршалл сказала, что она плачет.
— Славно! — Джуди захлопала в ладоши. — Что, у нее нелады с законом?
— Можно только надеяться, — весело ответила Мэри и одернула себя. — Постой, я не права. Я думала, я лучше и выше этого, а оказалось — нет.
— Такова человеческая натура: приятно, когда твоему врагу больно. У немцев есть даже специальное слово для этого: Schadenfreude.
— У католиков тоже есть. «Грех».
— Быть человеком — не грех, — с улыбкой сказала Джуди.
Мэри не стала спорить. Разумеется, грех. Кстати, она отказывается спасать и душу Джуди. Одна только одежда приведет ее прямиком в ад!
— Не думаю, что Триш нужна моя помощь. И что мне делать?
— Чувствую я, для нее настал час расплаты.
А Мэри чувствовала, что для нее настал час головной боли. Триш и другие Трудные-девочки изводили ее за ланчем, на собраниях, на мессах — всегда и всюду, лишь бы заставить ее почувствовать себя еще мельче, еще уродливее, еще очкастее. Неужели она одна заработала в школе синдром посттравматического стресса?
Мэри снова прошла мимо кабинета Бенни Розато и порадовалась, что он пуст — на этой неделе Бенни была на процессе, в суде. Она не хотела, чтобы начальница видела ее темную сторону, о которой она и сама не подозревала до сей минуты. Говорят, пообщаться — значит помириться. Но разве такое возможно?
«Чувствую я, для нее настал час расплаты».
Мэри дошла до своей двери с табличкой: «Без рубашки не входить». У нее было столько клиентов из Южной Филадельфии, что пришлось повесить такую надпись. Наверняка ни в одной юридической фирме нет ничего подобного.
Когда она открывала дверь, руки у нее дрожали.
В кабинете стоял крепкий запах духов и табачного дыма. Триш Гамбони сидела в кресле лицом к столу, спиной к двери. Густые черные кудри ниспадали на кричаще-рыжий жакет. Брючины черного комбинезона «кэтсьют» были заправлены в черные полусапожки на шпильках, которые заслуживали юридической дефиниции как смертельно опасное оружие.
— Триш? — Мэри закрыла за собой дверь.
— Привет, Мар.
Триш крутанулась в кресле и посмотрела на нее сквозь слезы. Триш всегда походила на Софи Лорен, как бы ее дворовый вариант, но сейчас прелестные черты лица были искажены страданием, а безупречная кожа покрылась пятнами. Она промокнула бумажным носовым платком темно-карие, цвета эспрессо глаза — сейчас они были красными от слез.
— С тобой все в порядке? — тихо спросила Мэри.
— А ты как думаешь? — взорвалась Триш. Говорила она гундосо.
Мэри сжалась, словно Триш взмахнула мачете и перерубила ее самооценку. Сразу вспомнилось прошлое: обе они в белых блузках с отложными воротничками, синих джемперах, в белых носочках и бело-синих туфлях.
— Ты так интеллигентно выглядишь. — Триш постаралась сгладить ситуацию. — Гораздо лучше, чем в школе.
— Спасибо.
Мэри напомнила себе, что ей не пятнадцать лет и что не существует мачете, разрубающего самооценку. Она знала, что выглядит лучше, чем в школе: теперь у нее милая улыбка, а не брекеты. Ее муж всегда говорил, что она очень эффектна. Она заменила очки контактными линзами и открыла миру свои большие карие глаза. Ее густые темно-русые волосы были длиной до плеч. Ростом она была невелика, но сложена замечательно.
— Так что случилось? — Мэри обошла свой стол и села.
— Мне нужна помощь. Мне угрожает опасность. — Триш закусила прелестные пухлые губки. Она всегда была самой сексуальной девочкой в классе. Темная подводка подчеркивала выразительность ее глаз, а носик был маленький, точеный, как говорят, итало-американский.
— Ладно, введи меня в курс дела, — сказала Мэри.
— Прежде всего, я не прошу тебя ни о чем таком, за что не могла бы заплатить. — Триш вытерла глаза и подалась вперед. Рыжий жакет распахнулся, открыв убийственное тело: крутые бедра, тоненькую талию и тяжелую грудь. — Я не прошу тебя делать что-либо бесплатно, только потому, что мы из одной школы.
Не волноваться!
— Хорошо.
— У «Пьера и Магды» я лучше всех крашу волосы. Я нормально зарабатываю. Я знаю, что адвокаты дороги, но я могу платить в рассрочку. — Триш вытащила из большой черной сумки от Гуччи еще одну упаковку бумажных носовых платков. — Речь идет о моем бойфренде. Я должна от него уйти. Я больше не могу. Я его ненавижу. Я просто его ненавижу.
— Это ужасно, — сказала Мэри.
— Он меня оскорбляет.
Значит, ты знаешь, каково это!
— Мама раскусила его с первого же дня, «потому что отец ее поколачивал». Моим подругам он тоже не понравился, но я их не слушала. Да ты их помнишь — Джулия, Мисси и Йоланда.
— Конечно. — Честно говоря, Мэри не хотелось вспоминать этих Трудных-девочек. Джулия Палаццоло, Мисси Тухи и Йоланда Варлецки.
— Они его возненавидели инстинктивно. Они мне говорили, что надо от него уйти, но они не знают всего. Началось с того, что он стал на меня кричать. Он безумно ревнивый, и, хотя я ему не изменяю, он звонит мне на мобильный по тридцать раз в день. — Лицо Триш исказила боль. — И чем больше он пьет, тем становится хуже. Он называет меня свиньей, потаскухой и все такое.
Мэри почувствовала укол сострадания, а совсем не злорадства.
— Он не выпускает меня из дома никуда, только на работу. В доме все должно быть безукоризненно, обед на столе, его одежда в полном порядке. — Триш возбужденно выкрикивала слова, акцент, характерный для Южного Филли, становился слышнее. — А в прошлом году он меня ударил, и потом ему было стыдно. А теперь бьет все время.
— Бьет? — Мэри забыла о часе расплаты.
— Бьет, но так, чтобы не видно было. В живот, по спине. Маме и подругам я сказала, что он немного груб со мной, но на самом деле все гораздо серьезнее. На прошлой неделе он напился и вот что сделал. — Триш расстегнула ворот комбинезона. Над пышной грудью багровел страшный синяк. — Видишь? А во время секса он кусается. Это его заводит.
Мэри все это было глубоко отвратительно. Она не знала, куда деваться.
Триш застегнулась.
— На прошлой неделе он сказал, что убьет меня. — Голос Триш дрогнул, и она всхлипнула, прижав к носу платок.
У Мэри сердце выпрыгивало из груди.
— Ты фотографировала следы побоев?
— Да. И дневник вела.
— Хорошо. — Мэри уже набрасывала в уме план действий. — Ты обращалась в больницу или к частному врачу?
— Нет. Он сказал, что убьет меня, если я это сделаю.
— Когда он кричит, соседи, должно быть, слышат? — Мэри думала о потенциальных свидетелях.
— Наш дом рядом с магазином Филантонио на углу, только теперь это корейская бакалейная лавка, а корейцы плохо говорят по-английски. Помнишь, в школе это было мое место.
— Помню. — Мэри не болталась на улице, она учила латинские склонения. Но к делу. — Как ты думаешь, они там в магазине слышали, как он кричит?
— Нет, он кричит по ночам, когда магазин закрыт. У него есть пистолет. «Глок». Он с ним не расстается. — Триш подавила рыдания. — Он целится мне в лицо. Прикладывает к виску. Вчера вставил дуло мне в рот.
Мэри ахнула.
— Не волнуйся, у меня тоже есть пистолет, «беретта». Я его давно купила, для защиты. Вот только он знает, как стрелять, а я — нет. И помочь мне могут только Розовые сестры. — Печальная улыбка Триш как просвет в грозовых тучах озарила ее мрачное лицо.
Мэри тоже постаралась улыбнуться. Розовые сестры — это монахини из Фермонта, которые молятся за всех, кто просовывает листочек с просьбой под главные ворота монастыря. Их молитвами Мэри сдала экзамен на право заниматься адвокатской практикой, их молитвы поддерживали ее в день свадьбы и в день похорон мужа.
Триш в волнении наморщила лоб:
— Мар, это ужас. Я все время словно хожу по острию ножа. Вчера он сказал, что приготовил мне на день рождения большой сюрприз. Это сегодня.
Опаньки!
— С днем рождения!
Нижняя губа Триш задрожала, но она удержалась от слез.
— Вот почему я к тебе пришла. Я буквально схожу с ума. Я думаю, сюрприз — это предложение руки и сердца. А если я отвечу «нет», то он убьет меня. Сегодня вечером.
Мэри услышала достаточно.
— Триш, ты ни минуты дольше не должна так жить. Мы хоть сейчас можем получить ордер на арест. Для суда требуется обоснованный страх неминуемой опасности, мы можем пойти в суд…
— Нет, я не пойду в суд. — В глазах Триш сверкнул не страх — паника.