– Ооо, мужчины ей были не нужны, она интересовалась женщинами…
– Гх, гх, гх… как вы сказали?
– Она занималась сексом с девушками – «святая» была женщина!..
– Что вы говорите! – первая часть этого диалога его несколько удивила (ведь ему казалось, что отношение к матерям в «возлюбленном Богом» народе— нечто особенное), а вторая – насмешила не на шутку, вызвав кратковременную истерику. Он успокаивался минут пять, не меньше. Если, сначала, он пожалел о соседстве с таким ненормальным женоненавистником, то теперь – казалось, даже забавным.
Высморкавшись, функционер заметил, что мужчина снова обиделся и показательно смотрел в окно, гордо подняв свою голову с нахмуренными бровями и вытянутыми в трубочку губами. Андрей почувствовал себя неудобно. Мелькнуло: «Все-таки, разговор шел о маме» – и сам же добавил: «Лесбиянке…». И засмеялся вновь. Стало еще неудобнее, и облокотившись о столик (между ними), приблизившись, попытался извиниться:
– Простите, ради Бога! Я не хотел…
– Вы сказали именно то, что желали, оскорбив память этой.– Святой женщины…
– Вы опять! Что за люди?
– Ни в коем случае, ни в коем случае, давайте станем вновь друзьями! Я вполне согласен с тем, что факт коварства за каждой женщиной закреплен, как навоз за коровой. То есть хотел сказать, что этот факт не подлежит сомнению…
– Вот, вот, как «корова» и «навоз»! Но от животного в этом польза, и для них самих правда жизни, а у женщины тонкие, коварные, далеко идущие намерения…
Как раз в этот момент, дверь купе открылась. Полная проводница, закрывающая своими габаритами весь проем, громогласно объявила, что наконец-то, нашелся третий сосед, а четвертый должен подсесть на следующей станции.
Не успел Андрей Викторович пожалеть об отсутствии билетов в вагон «СВ», как сразу спохватился, увидев стоящего позади человека. Вслух же проговорился:
– Хорошо, что их не было…
В купе вошло само воплощение грации и пластики, представившись Марией. Дива остановилась, в аккурат перед самым столиком, повернулась к обоим, плотно прижавшимся к окну своей спиной, так, что сзади выделявшиеся ниже талии формы, оказались точно положенными на столешницу, – делая вид, что всматривается в свое отражение в зеркале только закрывшейся двери купе. Оба сглотнули обильно образовавшуюся слюну. В горле запершило.
– Мальчики, позвольте даме привести себя в порядок и занесите, пожалуйста, этот тяжеленный чемодан…
Оба рванулись, чуть не сбив ее с ног, застряли, не уступив, друг другу в проеме двери, но услышав: «Как и все – дикааариии» – сразу поостыли и, оправившись, вышли, будто ни в чем не бывало.
Дверь за ними сразу захлопнулась. Андрей вытащил из кармана паспорт, похлопал себя по лбу и поинтересовался:
– А вы-то, дорогой мой, паспорт догадались прихватить.
– Черт! Точно! Я же вам говорил – само коварство!
– Да что вы, успокойтесь, просто перестанем обращать на нее внимание. Мы высокоразвитые, интеллектуальные создания, «цацками» и «бранзулетками» не интересуемся.
– Не скажите, меня прямо-таки до сих пор колотит! Я, как это…, все это…, все это вот увидел, так самообладание и потерял! Вы же видели, как она повернулась к нам…, этим… – это специально! Глаз не оторвать!
– А мне показалось, что вы женоненавистник…
– Вы не ошиблись, но такой я только тогда, когда их нет рядом. Стоит вот подобной появиться – плавлюсь, как сыр в печке. Я не могу без них и обольщаюсь, даже от перламутровой пуговицы на халате.
– Ну это уж совсем! Вы невозможно полярны! Совсем без любой середины!
Дверца открылась, в нос ударили ферамоны в смертельном количестве. Добил полупрозрачный розовых оттенков длинный дорожный пеньюар. Черные волосы крупными кольцами падали на плечи, на играющую грудь, огибали ее и ласкались о воздушную ткань на уровне живота.
Толстяк почти потерял сознание, поддерживая его, Андрей Викторович ввалился внутрь, чуть не опрокинув красавицу.
– Дорогая незнакомка, так нельзя. А если он умрет?
– С чего бы?! Его ничего не ожидает, пусть приобщается к прекрасному на расстоянии.
– Будьте осторожны, он женоненавистник… – сказав это, он улыбнулся и добавил:
– Когда рядом нет женщин…
***– Арон Карлович Держава. Мадам, я у ваших прекрасных туфелек распластан, как подстилка под ногами раввина… – представился полноватенький «женоненавистник», только лишь придя в сознание.
– Сколько же в вас намешано!
Очаровательная, многообещающая улыбка пронзила слабое сердце блудника. Взяв его пухлую розовенькую ручку в свою, «соблазнительница» провела по ней длинными прямыми пальцами, заострив особенное внимание на перстне, сверкавшим многокаратным бриллиантом.
Нам остается лишь догадываться, что происходило в сердцах и головах этих двоих, при обоюдном понимании сосредоточения нескольких секунд на драгоценности. Не сдержавшись, Мария отреагировала:
– Мужчина, носящий такой камень на руке, наверное, привык обладать всем, к чему прилепляется его сердце… Не смотрите на меня так, я не продаюсь… иии… я «чужая жена».
– Но вы же не замужем, черт возьми!
– А вы верующий иудей и женаты! – Андрей посмотрел на Арона и подумал: «Ну то, что он еврей – это понятно. Но верующий иудей? Да к тому же женатый, что странно, ведь он говорил о своей супруге, как об упокоившейся! Что же будет дальше? А она… она очень даже». Держава вспыхнул, впрочем, как почти любой бы на его месте:
– Сердечко мое, Тора многое запрещает, на многое наставляет, но и после Моисея живущие пророки… аааммм… возьмите, царя Соломона – он своей, безусловно, праведной жизнью лишний раз доказывает, что царицами пренебрегать нельзя!2
– Вы что хотите сказать – в эту ночь все между нами предрешено? А что же будем делать с Андреем Викторовичем?
Тема развивалась как-то необычно быстро. Сказанное прелестной дамой выглядело шуткой, но ложилось на желание, становясь полуправдой. Такая игра часто заводит мужчин в ловушку зажигательных романов, ожоги от которых не проходят годами, как их не «вылизывай».
Андрей горел, как свежий затравочный порох на «полке» мушкета, вот-вот готовый «выстрелить». Держава полыхал, как высохшее дерево, излучая много света, обжигая вылетающими искрами, потрескивая ярко вспыхивающей, доисторической, затвердевшей, почти до янтаря, смолой. Ей же оставалось попеременно то раздувать, то притушевывать пламя, стараясь избегать при этом тянущихся к ней «языков огня». Но разве это может составлять большой труд для виртуоза, знающего, чем все закончится? Правда, всегда бывают исключения…
Сказанные девушкой последние слова сопровождались такой улыбкой и таким взглядом, что Андрей немного растерялся, но быстро придя в себя, попытался развеять обстановку, а заодно и себя проявить:
– Ну я-то православный и не женатый, кроме того, никогда не имел с женщинами таких скоротечных и таких, если хотите, антигигиеничных отношений, хотя романтическими их назвать, все-таки можно… А вы, Арон Карлович, прямо-таки, неужто полагаете, что Амура с его стрелами купить можно…
– Амура… – не знаю… А вот я совсем бы продался за один поцелую…
– Еще и спринтер! – женщина посмотрела украдкой на лицо функционера, сделав движение бровями и глазами, немного при этом томно прикрыв последние, словно говоря: «Пусть поиграет, я выберу тебя!». Оба услышали:
– Держава, вы прямо с места в карьер. А что, если я за эту ночь потребую эту вот безделушку? – улыбаясь, она показала ленивым движением на перстень, не дававший якобы ей покоя. Арон, несколько разочарованно покосился на него, потом, будто пытаясь снимать, возбужденно произнес:
– Она ваша и без ночи…
– Одумайтесь! Мальчики, может быть, посетим ресторан?
До вечера оставалось несколько часов, есть действительно хотелось, да и купе не располагало к общению, хоть сколько-нибудь приличному.
Мужчины согласились и вышли, дабы дать возможность женщине, успевшей занять их сердца, переодеться… снова переодеться.
Если Арон действительно был озабочен сегодняшним вечером, рассчитывая на уступчивость Марии, то Андрей, хоть и возбудился немного сердцем, но смотрел на вещи более приземленным взглядом. Молодой человек совсем не верил в такие романчики, понимая, что иногда подобное происходит, но ни к чему хорошему привести не может. Поэтому был спокойнее и строил свои планы на ближайшие часы без участия дамы в своей «постели».
– Как вам кажется, кого она выберет? Я готов даже поторговаться…
– Фу! Не ожидал от вас такой пошлости!
– Дорогой мой друг, это не пошлость, а банальная рациональность. Что копья-то ломать, если она уже меня предпочла вам!
– Да что вы?!…
Это заявление зацепило еще больше, чем прежнее. Андрей почувствовал разгорающееся чувство необходимого первенства. Проявились первые росточки злобности по направлению к нахалу. Как быстро в нас может меняться наше духовное состояние: еще пять минут назад, эта барышня не особенно волновала Светищева, но сейчас совершенно без какого-либо влияния интерес охватывал его, причем не столько, как возрастающая чувственность к Марии, а как загорающийся спортивный интерес.